695-699. Евгений Винокуров

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 695 – 699

ЕВГЕНИЙ  ВИНОКУРОВ
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
1925, Брянск – 1993

Один  из  моих  учителей  и  соавторов  идеи  этой  антологии.     Первый  настоящий  поэт,  с  которым
я  познакомился  ещё  в  детстве  –  в  1947  году,  выступая  на  одной  сцене  в  Доме  пионеров  имени
Дзержинского.  Винокуров  заметил меня,  и,  как  он  сам  шутил,  «в  бар  входя,  благословил».  Я  его
обожал и с ответной нежной шутливостью описал его в  романе  «Ягодные места».  Винокуров родился
в семье профессионального  военного  и  совсем  ещё  юным  лейтенантом  успел  повоевать,  командуя
взводом. Первые стихи были напечатаны в 1948 году  в журнале «Смена»  с  предисловием  Эренбурга.
В  1951-м  закончил  Литературный  институт.   В  этом  же  году  на  всесоюзном  совещании  молодых
писателей прогремело его стихотворение «Гамлет», именно благодаря своему негромкому, доверитель-
ному  лиризму,  редкому  в  то  грибачёвско-сафроновское  время.   Им   восторгались  Арагон  и  Эльза
Триоле, одна за другой появлялись восторженные рецензии на его книги. Однако Винокуров ухитрился
избежать подневольности, неизбежно связанной тогда с  официальным признанием,  и  ему  удалось  не
попасть на так называемую столбовую дорогу социалистического реализма,  свернув  на  свою  особую
тропу. Он один из немногих поэтов, начавших печататься в сталинское время, у которых не было  даже
упоминания обязательного для прославления имени вождя. Он никогда не протестовал против режима,
но глубоко его презирал  и  не  допускал  в  стихи  ни  малейшей  ему  похвалы.  Винокуровская  поэзия
лаконична, рассудительна,  детальна.  Возглавив  вместе со  Степаном  Щипачёвым  поэтический  отдел
журнала «Октябрь», Винокуров открыл в 1954 году совсем юную Ахмадулину, напечатал лучшие стихи
Мартынова,  Слуцкого и мои, заново утвердил в литературе имена вернувшихся  из  лагерей  Заболоцко-
го и Смелякова

'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(1)
. . . . . . * * *
.
Мы из столбов и толстых перекладин
За складом оборудовали зал.
Там Гамлета играл ефрейтор Дядин
И в муках руки кверху простирал.
.
А в жизни, помню, отзывался ротный
О нем как о сознательном бойце!
Он был степенный, краснощекий, плотный,
Со множеством веснушек на лице.
.
Бывало, выйдет, головой поникнет,
Как надо, руки скорбно сложит, но
Лишь только "быть или не быть?" воскликнет,
Всем почему-то делалось смешно.
.
Я Гамлетов на сцене видел многих,
Из тьмы кулис входивших в светлый круг, –
Печальных, громогласных, тонконогих...
Промолвят слово – все притихнет вдруг,
.
Сердца замрут, и задрожат бинокли...
У тех – и страсть, и сила, и игра!
Но с нашим вместе мерзли мы и мокли
И запросто сидели у костра.
. . . .
1947
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(2)
. . . . . . * * *
.
Про смерть поэты с болью говорили
Высокие, печальные слова.
И умирали,
                и на их могиле
Кладбищенская высилась трава.
.
Смерть неизбежно явится за всяким.
О жизнь моя, как ты мне дорога!
Но я умру когда-нибудь в атаке,
Остывшей грудью придавив врага.
.
Иль с палкою в руке, в смешной панаме,
С тропы сорвавшись, в бездну упаду.
И я умру под горными камнями,
У звезд остекленевших
                на виду.
.
А может, просто – где дорога вьется,
Где, кроме неба, нету ничего,-
Замолкнет сердце вдруг и разорвется
От песен, переполнивших его…
.
Где б ни было: путем пролегшим круто,
Под ветровой неистовый напев,
Умру и я,
               до роковой минуты
Задуматься о смерти не успев.
. . . .
1947
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(3)
. . . . . . СКАТКА
.   
Вы умеете скручивать плотные скатки?
Почему? Это ж труд пустяковый!
Закатайте шинель, придавите складки
И согните
                вот так – подковой.
Завяжите концы, подогнавши по росту.
Всё!
                Осталось теперь нарядиться…
Это так интересно, и мудро, и просто.
Это вам еще пригодится.
. . . .
1947
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(4)
. . . . . . * * *
.
Теплым, настежь распахнутым вечером,
                летом,
Когда обрастут огоньками угластые зданья,
Я сяду у окна, не зажигая света,
И ощупью включу воспоминанья.
.
И прошлое встанет…
                А когда переполнит
Меня до отказа былого излишек,
Позову троих, вихрастых, беспокойных.
С оборванными пуговицами, мальчишек.
.
Я им расскажу из жизни солдата
Были, в которые трудно поверить.
Потом провожу их, сказав грубовато:
– Пора по домам! – и закрою двери.
.
И забуду.
               А как-нибудь, выйдя из дому,
Я замру в удивленье: у дровяного сарая
Трое мальчиков ползают по двору пустому
С деревянными ружьями, – в  меня играя…
. . . .
1948
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(5)
. . . . . . * * *
.
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой,
.
А где-то в людном мире,
Который год подряд,
Одни в пустой квартире,
Их матери не спят.
.
Свет лампы воспаленной
Пылает над Москвой 
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
.
Друзьям не встать. В округе
Без них идет кино.
Девчонки, их подруги
Все замужем давно.
.
Но помнит мир спасенный,
Мир вечный, мир живой,
Сережку с Малой Бронной.
И Витьку с Моховой.
. . . .
1953
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(6)
. . . . . . * * *
.
На вешалке в передней шубка кунья,
И в комнате, в нелёгкой духоте,
Та женщина – тряпичница и лгунья,
Сидит, поджавши ноги, на тахте.
.
В окне рассвет идёт на смену мраку.
Там голубю привольное житье...
Она должна сейчас поднять в атаку
Всё обаянье юное своё.
.
На блузке брошь с тяжёлою оправой,
И пальцы молодые холодны...
Зачем такой,
                никчёмной и неправой,
Глаза такие гордые даны?
.
За окнами, покинув горстку проса,
Уходит голубь в купол голубой...
Из века в век поэзия и проза
Смертельный бой ведут между собой.
. . . .
1954
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(7)
. . . . . . СИНЕВА
.
Меня в Полесье занесло.
За реками и за лесами
Есть белорусское село –
Всё с ясно-синими глазами.
.
С ведром, босую, у реки
Девчонку встретите на склоне.
Как голубые угольки,
Глаза ожгут из-под ладони.
.
В шинельке,–
           видно, был солдат,–
Мужчина возится в овине.
Окликни – он поднимет взгляд,
Исполненный глубокой сини.
.
Бредет старуха через льны
С грибной корзинкой и с клюкою.
И очи древние полны
Голубоватого покоя.
.
Пять у забора молодух.
Судачат, ахают, вздыхают...
Глаза – захватывает дух!–
Так синевой и полыхают.
.
Девчата.
       Скромен их наряд.
Застенчивые чаровницы,
Зардевшись, синеву дарят,
Как драгоценность, сквозь ресницы.
. . . .
1955
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(8)
. . . . . . НЕЗАБУДКА
.
В шинельке драной,
Без обуток
Я помню в поле мертвеца.
Толпа кровавых незабудок
Стояла около лица.
.
Мертвец лежал недвижно,
Глядя,
Как медлил коршун вдалеке…
.
И было выколото
                "Надя"
На обескровленной руке.
. . . .
1957
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(9)
. . . . . . МОЯ  ЛЮБИМАЯ  СТИРАЛА
.
Моя любимая стирала.
Ходили плечи у неё.
Худые руки простирала,
Сырое вешая белье.
.
Искала крохотный обмылок,
А он был у нее в руках.
Как жалок был ее затылок
В смешных и нежных завитках!
.
Моя любимая стирала.
Чтоб пеной лба не замарать,
Неловко, локтем, убирала
На лоб спустившуюся прядь.
.
То плечи опустив,
                родная,
Смотрела в забытьи в окно,
То пела тоненько, не зная,
Что я слежу за ней давно.
.
Заката древние красоты
Стояли в глубине окна.
От мыла, щелока и соды
В досаде щурилась она.
.
Прекрасней нет на целом свете,–
Все города пройди подряд!–
Чем руки худенькие эти,
Чем грустный, грустный этот взгляд.
. . . .
1957
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(10)
. . . . . . БАЛЫ
.
Балы! От шпор до штукатурки,
От люстр до коков – всё дрожит…
Вон – Пестель. он летит в мазурке,
Вон – с дамой  Вяземский кружит.
.
Трещат вощеные паркеты,
Солдаты дуют, молодцы.
Кружат сановники, поэты,
Тираноборцы, мудрецы.
.
Стихи – в альбомах женщин милых,
Трактаты – в  дружеском письме…
Как все легко!
Мазурка в жилах,
В душе мазурка
И в уме.
.
Всего каких-то полтораста
Иль двести продержалось лет...
О, мир танцующий дворянства,
Тебя уже в помине нет!
.
Твои подметки отстучали…
Ты был так яростно спален,
Что средь псковски'х болот торчали
Лишь камни эллинских колонн.
.
Не здесь ли тот писал когда-то,
Что был лишь истиной влеком,
В шелку тяжелого халата,
Дымя янтарным чубуком?
.
А ведь от вольтерьянских максим
He тaк yж долог путь к тому,
Чтоб пулемет системы «максим»
С тачанки полоснул  во тьму…
. . . .
1959
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(11)
. . . . . . ЗАВЕДУЮЩИЙ  ПОЭЗИЕЙ
.
Я заведовал поэзией.
Позиция зава – позиция страдательная.
В ней есть что-то женственное.
Тебе льстят, тебя обхаживают,
На тебя кричат.
.
С часа до пяти ежедневно я сидел за столом
И делал себе врагов.
Это было нечто вроде
Кустарной мастерской:
Враги возрастали в геометрической
Прогрессии.
Оклад, из-за которого
Я пошел заведовать,
Уходил на угощенье
Обиженных мною друзей.
.
На улице я ловил на себе злобные взгляды.
Это продолжалось до тех пор,
Пока меня вдруг не осенила одна
Простая истина:
Авторы не хотят печататься!
Они хотят, чтобы их похвалили.
.
Возврат рукописи – болезненная операция:
Я стал ее делать под наркозом.
От меня уходили теперь,
Прижав к груди отвергнутую рукопись,
С сияющим лицом,
Со слезами благодарности на глазах.
.
Но и принятая рукопись
Должна пройти редколлегию.
Замечания членов редколлегии
Похожи на артиллерийские снаряды:
Ни одно не попадает туда,
Куда упало другое.
Иногда рукопись была похожа на мишень,
По которой стреляла рота.
.
Авторы шли.
Юнец. Пишет лесенкой…
.
Старый поэт. Одышка. Сел.
Мясистая рука с перстнем
Лежит на толстой палке…
.
Парень ростом под потолок.
Со стройки. Комбинезон в краске и в известке.
Положил кепку. Она приклеилась к столу.
Уходя, едва отодрал…
.
Тучная дама. У детей коклюш.
Черствый муж. Не понимает.
Пишу урывками!
Надо то в магазин,
То приготовить. Все сама, сама.
Без домработницы…
.
Человек. В черных как смоль глазах
Лихорадочный блеск.
Заявление:
«Прошу назначить меня
Писателем Советского Союза».
Сумасшедший…
.
Прут. Все пишут стихи.
Пишет весь мир!
Я разочаровался в людях.
Я стал подозревать каждого:
Что делает директор треста,
Когда он один запирается
В своем кабинете?
Милиционер – у посольства?
.
Авторы шли. Тонны и тонны стихов.
Слова слипшиеся, как леденцы в кулаке.
В них слабенький яд.
Но в больших количествах – опасно.
Я отравился.
Я был как перенасыщенный раствор:
Еще чуть-чуть, и начнется кристаллизация, –
Поэзия станет выпадать во мне
Ромбами или октаэдрами.
.
Я бы возненавидел поэзию,
Люто, на всю жизнь.
Но вдруг попадалась строка…
. . . .
1961
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(12)
. . . . . . ОНА
.
Присядет есть, кусочек половиня,
Прикрикнет: «Ешь!» Я сдался. Произвол!
Она гремит кастрюлями, богиня.
Читает книжку. Подметает пол.
Бредет босая, в мой пиджак одета.
Она поет на кухне поутру.
Любовь? Да нет! Откуда?! Вряд ли это!
А просто так:
                уйдет - и я умру
. . . .
1965
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(13)
. . . . . . ПРОРОК
.
И вот я возникаю у порога...
Меня здесь не считают за пророка!
Я здесь, как все. Хоть на меня втроем
Во все глаза глядят они, однако
Высокого провидческого знака
Не могут разглядеть на лбу моем.
.
Они так беспощадны к преступленью!
Здесь кто-то, помню, мучился мигренью?
– Достал таблетки?! Выкупил заказ?
– Да разве просьба та осталась в силе?..
– Да мы тебя батон купить просили!
– Отправил письма? Заплатил за газ?..
.
И я молчу. Что отвечать – не знаю.
То, что посеял, то и пожинаю.
.
А борщ стоит. Дымит еще, манящ!..
Но я прощен. Я отдаюсь веселью!
Ведь где-то там оставил я за дверью
Котомку, посох и багряный плащ.
. . . .
1966
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(14)
. . . . . . ЛОЖЬ
.
Об истине и не мечтая,
я жил среди родни, и сплошь
вокруг меня была простая,
но разъедающая ложь.
.
Со смаком врали, врали сладко.
Кто просто лгал, а кто втройне...
Но словно смутный сон, догадка
тоскливо брезжила во мне.
.
Я робок был, и слаб, и молод,
я брел ночами сквозь туман,-
весь в башнях, шпилях, трубах город
был как чудовищный обман.
.
Я брел в ботинках неуклюжих,
брел, сам с собою говоря...
И лживо отражалась в лужах
насквозь фальшивая заря.
. . . .
1972
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
дополнительно:
                Евгений Михайлович Винокуров
                родился –  22 октября 1925, (Брянск)
                умер       –  23 января 1993, (Москва)
                прожил  –  67 лет
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . З Н А Й « Н А Ш И Х » ! . . . . . . . . . . . . . . . . .  http://www.stihi.ru/avtor/mc00001
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сергей Мигаль Екб . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  http://www.stihi.ru/avtor/mc001
'