Не повод

Глаза его засохли, нету слез.
Он высох весь, и, может, до остатка.
Сгорели все внутри сто тысяч грез,
И все пришло к вселенскому упадку.
Остыло все внутри, и воет ветер.
Души внутри гоняет он песок,
И мысли разлетелись уж по свету.
На тонкой нити сердца рваный клок.
Когда-то все внутри цвело и пело.
Жизнь раем виделась, благоухала,
В ладах была веселая душа и тело,
И мыслей смесь с надеждою внутри порхала.
За годом год, влекомая надеждой,
Душа искала радость и смятение,
То с глупым встретится, то с злым, а то с невеждой.
Теряя радость, обрастая кучею сомнений,
И с каждой новой встречей темное пятно,
Ложилось на душу, как мрачное заклятье,
А ведь когда-то чистая душа, как полотно,
Открыла миру широко свои объятия,
Но позабыл одеть бронежилет
На холст белёсый радостный хозяин,
И получая пули вот уж сколько лет,
Он слышал, как душа скулит, надрывно лает,
Но не услышит тот надрыв почти никто.
Он редко волю чувствам может дать,
Усталый взгляд сквозь ворот черного пальто.
Взгляд волка, не привыкшего рычать,
Слова дерзки, похожи на оскал.
Осанка не сломавшейся булатной стали.
С шакалами бороться не устал,
Хотя они порядком так его достали.
Он встанет гордо на свои, на две,
Как волк, осанку сохраняя на четыре,
И по седой  и буйной голове,
Мысль резко пролетит, как пуля в тире - 
Коль ты упал, не повод гнуть колени,
Позиции сдавать, скулить и ныть,
Шарахаться как будто на измене,
И так безвольно по течению плыть,
Поверь, все может быть, все может статься,
И выпасть на крутую волчью долю.
И, даже, если волк в лесу рискует уж один остаться,
Не повод то давать шакалам волю.