крви и рогова

Слепую провидицу бабу Нину щипаю до глубоких ростков - синяков, до темных пятен, до задушеных лошадей и коров. Блудный пёс, блудный бескуд остыл как с кровяными тельцами, золотыми тельцами, тихий мечтатель - сосуд, синими пальцами, пятью ногами мои силы сосут в облеванных штанах и девочкой закруженой вишневыми танцами.
Я роса падающая с иголки, бесслезными порами, дикими лицами-вариациями.
Я живое божество управляющее прекрасными парнями, живыми страдальцами, расчесывающий пяди волос вилами сальными у матери и у мачехи. Я похороню себя заживо, управляя временем и пространством, сгнившими венами и с бешеными глазами бегущими на лезвие зайцами.
Строитель памятных знаков и станций серости которая в поседевших волосах выкладывает знаки девственной плевы и плавной стагнации.
Экстракт гринделии губит сигареты в теплой воде, мальчишеский феминизм в фаллической стадии развития вместо чуств, каблуки топчущие онемелыми зубами искры нежности и дегустации.
Фанатизм и фантазм, фантом и ментальный разлом, феномен Пиаже в муляже из буковых деревьев зовущих повеситься на себе, бес в беде, бес в беде, бес в беседе из седативных клише, бес в витраже, стриж в небе, бес ищущий кресты в домашней еде, бедность порок, чистые уши, кодеина фосфат в каждом бомже.
Я умер телом некрещенным, мать кормила волчьими ягодами, хозяин колодца, слышащий синтез и синкретизм, разрывающий на пополам тела бегущих быков и ловящий языком за носики надоедливых комаров.
Дух соломы опухший, клюв журавлиный в истоме потухший, дух соломы как стрессор, клеймо как опухоль живущая, среди дворов и опушек, раньше строились, женились и делились, заплети мне шею травою, души и души среди трупов врагов, среди одиночек рыщет бес колящий своими ранами и гематомами диких вепрей и одомашненых кабанов.
Локус контроля, как увядшая ястребинка в голом и пречистом поле, и в моей кухне с каждым уколом гниет парафазия речевого апарата среди натертых жизнью мозолей. И язва моей скудной волосяной воли, делает меня скульптуром мертвых воняющих керосином подружек, композитор написавший арию про бесплодный и невесомый, мяса и плоти осколок.
Одежда, обувь, ноги, руки, духи, волосы, ногти. Мои дочки плачут на чужих израненых оленях и сухих ружьях, мои дочки меня за мою фригидность между белых ножек мышечными спазмами душат, бес в кофе ищет кожей остатки угощений и стоянки изумленных людей, и остатки спермы в осенних лужах. Культ своего тела, обезумевшая содомия радаром разрывает легкие , ангелы поневоле пируют в парафии парафилии, педофилии и чистого горя.
Мой вереск разбужен,
мой лай воет,
как волк на мертвой волчице
кричит и стонет,
под звуки собачьего хора,
в слезах менструального прибоя,
чужим повеленьем девять раз к ряду,
повешен на белой шторе.