Чрезвычайное происшествие

Начало семидесятых прошлого века. Август. Песчаные дюны на побережье Финского залива. В километре от берега, в сосновом лесу, – огромный палаточный городок. Идет лагерный сбор курсантов первого курса штурманского факультета Высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе.

Среди сотен налысо остриженных салаг, одетых в мешковатые белые робы и обутых в «гады» (сильно усеченный вариант кирзовых сапог, гарантирующий немедленное появление дискомфорта),  как яблоки на снегу, выделяются десятка полтора юношей: у них пышные шевелюры, парни легко ориентируются в новой, пока еще не понятной для большинства курсантов обстановке, и производят впечатление умудренных жизнью. И военная форма на них сидит безупречно…

Я был одним из них, так называемых «кадетов» и «питонов», - выпускников суворовских и нахимовских военных училищ. К этому времени мы уже два года носили погоны, осознанно сделав выбор на служение Отечеству, и научились получать некоторое удовольствие от тягот военной службы: ранних подъемов и  утренних физзарядок с обязательным погружением в неласковые воды Финского залива; утомительных ночных вахт и бесконечных, порой бессмысленных, построений; изнурительных от частоты повторений трехкилометровых кроссов по пересеченной местности, когда запросто можно зацепиться за корень дерева и «спикировать» на пни и кочки лесной дороги…

Чрезвычайное происшествие, случившееся в один из ярких и теплых солнечных дней этого августа, многому меня научило, однако последствия его назвать неблагоприятными у меня язык не повернется…

В этот день командир нашего взвода, тоже кадет, Викулин Василий – волевой и энергичный липецкий парень по прозвищу «Я – Вася», с особой лихостью отрабатывал во время занятий броски взрывпакетов. Демонстрируя природную смелость и навыки, усвоенные им в период обучения в Ленинградском суворовском училище, Вася зажигал коротенький «бикфордов» шнур и замирал на несколько мгновений...
 
Да-да, Василий не стремился, как все, округлив в испуге глаза, побыстрее зашвырнуть взрывное устройство куда подальше, чтобы потом наблюдать банальный хлопок на местности. Он выдерживал паузу, затем с улыбкой на круглом, как у доброго колобка из детской сказки, лице делал короткий замах и мощным броском посылал это не самодельное взрывное устройство вперед и вверх. Через мгновение «летательный» аппарат эффектно взрывался еще в воздухе, у поверхности земли.
По мере совершенствования мастерства паузы у Васи становились все длиннее и длиннее, взрывы все выше и выше, и один из очередных пакетов взорвался прямо у него в руках…

Хорошо помню, как вел тогда ничего не видящего, уже не рыдающего, а только всхлипывающего, с обожженным лицом и ушами, полностью обгоревшими ресницами и бровями, будущего капитана 1 ранга, командира самого мощного в мире ракетного подводного крейсера стратегического назначения проекта 667БДРМ, Василия Викторовича Викулина  в лагерный «медсанбат» и, как мог, успокаивал…

Таким образом командование третьим взводом нашей «краснознаменной» Самаринской роты штурманского факультета перешло ко мне – командиру первого отделения и одновременно секретарю комсомольской организации взвода по прозвищу «Вожак» (прозвище «прилипло» ко мне с легкой руки командира роты и стало вторым моим именем).
 
Впрочем, краснознаменной нашу роту будут называть гораздо позже, когда она на протяжении нескольких лет по результатам боевой и политической подготовки будет объявляться отличной, а наш командир, в прошлом подводник, капитан 2 ранга Александр Андреевич Самарин, получит боевую награду – орден Красной Звезды. И вполне заслуженно: десятка два его выпускников станут командирами атомных подводных лодок.

А в тот памятный для меня день рота возвращалась с очередных учебных занятий и на подходе к лагерю, демонстрируя боевой дух, бодро пела:

Не плачь, девчонка!
Пройдут дожди.
Курсант вернется,
Ты только жди!

 Девушка появилась на горизонте неожиданно. (Как потом оказалось, она была дочерью очень сурового вида мичмана, отвечавшего за продовольственное снабжение, и приехала навестить отца).

Ослепительно юная и неотразимая в своей мини-юбке, с талией как у песочных часов, в облегающей кофточке с приличным декольте и «медными» волосами, забранными вверх, она медленно «плыла», недосягаемая, как яхта в океане, навстречу курсантскому потоку.
 
Все взгляды молодых мужчин, по сути, ее ровесников, уже больше месяца видевших девушек только во сне, – немедленно устремились в сторону незнакомки.
 
Решение я принял мгновенно и тут же скомандовал: «Направляющий, короче шаг!». Мой взвод замедлил движение, а у меня было еще полминуты времени, чтобы увидеть, как курсанты первого и второго взводов, со свернутыми набок, как у гусей, шеями, шагая нестройно, «не в ногу», пытаясь при этом уловить широко раздутыми ноздрями едва уловимый волнующий запах цветущего девичьего тела, без особого энтузиазма проследовали мимо юной красотки в сторону лагеря.

Девушка, впрочем, не смогла скрыть некоторого волнительного внимания к происходящему. Румянец заиграл на ее загоревшем лице; красивая и высокая грудь часто вздымалась и упруго дрожала при каждом шаге, плотно облегавшая тело кофточка подчеркивала нетронутую девичью прелесть этих двух роскошных "бутонов" и не могла сгладить маленьких характерных бугорков в центре каждого из них.

И мне на какое-то мгновение показалось, что это не молоденькая ленинградка идет мне навстречу по проселочной дороге, а юная Клеопатра – будущая царица Древнего Египта – высадилась на нашем диком побережье...

«Царице – и почести царские!», - подумал я. И как только девушка перевела взгляд на мой взвод, я занял место во главе колонны, приложил руку к головному убору и как на параде, громко и раскатисто, скомандовал: «Взвод, смирно! Равнение на… право!».

Больше никогда в жизни, ни на каких парадах (их у меня было два на Красной площади в Москве, два на Дворцовой в Питере и немерено – на «безымянных» площадях и плацах), ни на каких проверках и смотрах, ни перед каким начальством мы не маршировали с таким блеском в глазах, желанием и задором, как тогда, перед этой юной незнакомкой – смущенной, ошеломленной, польщенной и восхищенной одновременно!
 
После команды: «Взвод, вольно!» я оставил свой строй на несколько минут движущимся на произвол судьбы, а сам быстро подошел к девушке. «Юная Клеопатра» посмотрела на меня очень странным (сейчас я понимаю, каким) взглядом: любящим, томным и нежным взглядом покоренной женственности...
 
А ближе к ночи, после вечерней поверки, я исчез в песчаных дюнах залива, залитых лунным светом…