А бабья ли это работа?

Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю.
Быстро лечу я по рельсам чугунным
Думаю думу свою.
       Железная дорога
  Николай Алексеевич Некрасов

До блеска накатаны вёрсты
Чугунной дороги пути.
Две линии тянутся к звёздам,
Но им с полотна не сойти.

Картина!...Да кабы не бабы...
Без них безмятежный пейзаж
Сошёл за другие масштабы,
Но правду в архивы не сдашь.

Она и горька, и колюча,
Ершась, поднялась на дыбы,
Как эти свинцовые тучи,
Что так безучастны, слепы.

И нет безотрадней картины,
Когда на ремонте дорог
Костыль бьют теперь не мужчины,
А бабы, сплеча, в обушок.

За пайку насущного хлеба,
Быть может, за чьи-то грехи...
Гвоздят костыли. Как нелепо.
Дела, знать, в России плохи.

Вино мужиков износило.
А бабам осталось одно:
Выносливость - женская сила.
Гвозди костылём полотно.

Да. Баба теперь не Венера.
И вовсе, как та, не нага.
Она в сапогах без размера.
В потливой резине нога.

Она хоть и красит ресницы,
Напустит на щёки румян...
Рука-то её - в рукавице.
Фуфайка, как Тришкин кафтан.

Когда-то ей били поклоны,
Дарили любовь и цветы,
Дарили браслеты, кулоны...
Когда б не сменили законы
Их суть, их лицо и черты.
Скорее оденет в шелка
Она своего мужика.

Её облачение - роба
На горе, на радость, на страх...
Удар. Вновь пружинистый взмах.
Нельзя не глядеть ей не в оба,
Держа мужиков на плечах...

За них она нынче в ответе.
Чуть-чуть от того и груба..,
Несущая счастье планете,
Её госпожа и раба.

Сталь бьётся и бьётся о шпалы,
Как рыба хвостом на мели.
Работа к ладоням пристала.
На бабу работу вали!

И как не даёт она дуба,
Не валится, бедная, с ног,
Когда её щёки и губы
Целует горячий песок?

Когда не обласкана ветром
В засаленной робе своей?
Считает она километры
Пудами стальных костылей.

А бабья ли это работа -
Весь день на жаре и в пыли,
Вдыхая пары креозота,-
Гвоздить и гвоздить костыли?

А где мужики? На постое?
Они, оставаясь в тени,
Как дети слабы - от запоя,
Надломлены хмелем они.

Картина нелепа и дика.
Бездушна и подла на вид.
Костыль не займётся от крика.
Костыль - он железный, молчит.

Не ведая муки укора,
Молчит, словно совесть чиста.
Не он бьёт сплеча до измора
Не он тянет лямки труда.

Их тянут безвестные бабы -
Потомки покорных славян...
Разверзлись небесные хляби...
На землю пал липкий туман.

Как ворон, расправивший крылья...
Глаза пеленою застил...
Бессовестно племя костылье
Лукавых чинуш-воротил.

Сидят в тишине кабинетов,
Не зная морозов и вьюг...
Зарплата - по щедрости сметы,
По праву особых заслуг.

Такие не вздрогнут - на стыках.
Таких, как богов, не хули.
Хоть в креслах - надменны, безлики,
Тупы, как пеньки, костыли.

Таких вот попробуй, возьми-ка,
Не знающих совесть и стыд.
О, племя костылье! От крика...
Оно не займётся, молчит.

Картина... Да кабы не бабы...
Тогда безмятежный пейзаж
Имел бы другие масштабы,
Иной социальный багаж,
Да правду в архивы не сдашь.

Когда не обласканы ветром
В засаленной робе своей
Считают они километры
Пудами стальных костылей.

Да! Их облачение - роба.
Звон стынет костылий в ушах
Удар! Вновь пружинистый взмах...
Нельзя не глядеть им не в оба,
Держа мужиков на плечах.

   29. 12. 1979