Стихи меня сквозь сто смертей вели...

Сегодня - 77 лет со дня сожжения заживо чекистским нелюдями прекрасного украинского поэта Владимира Свидзинского, одного из тончайших европейских лириков ХХ века.
Владимир Свидзинский - редкостное духовное явление. Поэт, который воистину «засветился сам от себя.» И это ощутит каждый человек, способный чувствовать поэзию, прочитав его стихи, казалось бы, навсегда потерянные после жестокого уничтожения автора, стихи не приходившие к читателям более шестидесяти долгих лет.
Осенью 1941 года, когда немецкие войска приближались к Харькову, НКВД судорожно бросало в свои тюремные подвалы ещё не эвакуированных жителей города, и в первую очередь, людей из среды украинской интеллигенции. В конце сентября 1941 поэт Владимир Свидзинский был арестован – «чёрный ворон» чекистов среди бела дня увёз его из съёмного домишки на улице Лютовской на окраинной Новосёловке.
Вместе с другими обречёнными арестантами конвой погнал его 15 ноября от Холодногорской тюрьмы на восток от Харькова. Скорее всего, ещё при выходе из города конвоирам от властных упырей НКВД поступила команда всех «ликвидировать». Знающие люди говорили мне, что это называлось в те дни эвакуацией «по первой категории». Официально тогда, объявили об угрозе окружения немцами. В селе Непокрытое Волчанского района под Харьковом, неподалёку от известного исторического раскопа Салтов, четыре сотни арестованных затолкали в заброшенный деревянный коровник, заперли двери и, облив стены бензином, подожгли с четырёх сторон. Всех запертых в строении людей заживо сожгли.
То был день 18 октября 1941 года - страшный, но такой обыкновенный в своей подлости и жестокости, на фоне всего происходившего в последние десятилетия в Украине. Вся страна тогда была одной сплошной улицей Лютовской, или точнее, одной бесчеловечной Лютовской державой, одной дьявольской империей, ненасытной в своей паранойе уничтожения людей. И каждый без исключения из миллионов украинцев подлежал, рано или поздно, так или иначе, обработке «по первой категории».
В своё время к более пристальному прочтению Владимира Свидзинского меня подтолкнули две строки его стихотворения «У гробі сонце. Дерево замовкло…», подсказанные цитатой из статьи о нём другого страстотерпца-катаржника, харьковчанина Васыля Борового, пережившего смертный приговор и 10 лет лагерей на берегу Ледовитого океана.
Хорошо зная поэта и человека редкого мужества, Васыля Борового и лишь немного разминувшись во времени с Владимиром Свидзинским, я держу их сегодня обоих возле самого сердца и с искренней благодарностью обращаюсь к ним в строках стихов их своей книги «Свет безымянный»:


* * *


Памяти В.Свидзинского
и В.Борового


«Стихи меня спасали в лагерях,
в пропащих чёрных шахтах Кайеркана.-
сказал почти столетний патриарх
с застенчивой улыбкой мальчугана -
Стихи меня сквозь сто смертей вели,
они и светлокосой мамы мова
спасли мне душу на краю земли,
у злого океана Ледяного...»
Так говорил мне старый человек,
что, вопреки всем замыслам паучьим,

прошёл сквозь непролазный хищный век,
оставшись ясноглазым и певучим.
Он выжил сам. И дал мне знак о том,
кого сожгли чекисты в сорок первом, -
о подолянском Рильке золотом,
о тайном брате лотосам и перлам.
И я их, двух, с любовью в сердце взял
как суть той жизни, что меж злом и ложью,
сквозь весь свой мусор, срам, базар-вокзал.
способна в высший прорасти астрал
и высветить сполна подобье Божье...