Табун

            Т а б у н

В завихрении  двух утомительных дней,
обходя поселения и полустанки,
мы с предгорного пастбища гнали коней,
одичавших и бешеных, словно мустанги.

Все в червонную масть, все как есть дончаки,
в полной мере познавшие блажь и свободу.
И догнать их нам нужно до горной реки,
а затем передать племенному заводу.

Семь десятков гривастых – элитный табун.
Семь десятков звенящих натянутых струн,
семь десятков прекрасных обветренных морд,
созидающих страстный опасный аккорд.

Словно злых, озверевших, безжалостных псов,
укрощать приходилось чумных жеребцов,
выбивая плетями  их яростный пыл,
охраняя от них жеребят и кобыл.

А у каждого зверя в аортах – гроза,
чёрной вспененной кровью налиты глаза,
он по сути убийца, несущийся в бой,
он бесстрашно глумится уже над тобой.

И тут главное – выстоять, перетерпеть,
ибо миг промедленья коварен, как смерть, 
так что сам без задержки бестрепетно бей,
чтоб он понял, что ты и сильней, и страшней.

И опять, сжав арапник в затёкшей руке,
гнать галопом и рысью к заветной реке,
грызть запекшийся воздух обугленным ртом
вместе с этим хрипящим от жажды гуртом.

А река-то под кручей – внизу – далека.
Не спуститься с откоса. Мы как в облаках.
И отсюда до волн нам как будто до звёзд.

Но ведь где-то поблизости должен быть мост.
И уже вдоль по берегу в сотни копыт,
лишь земля от безумного бега дрожит.

Наконец доскакали, смиряя азарт.
Лёгкий  мост, как застывший в прыжке леопард,
распластался над бездной, разверзнув пролёт.

И рванулся крылато табун, как в полёт,-
словно  вьюжная буря по горной гряде,-
к сумасшедшей, ревущей, зовущей воде.

А мы грузно из сёдел свалясь, как кули,
чуть ли не на карачках к реке подползли,
растеряв свой серьёзный воинственный вид,
продираясь меж грозных зубов и копыт.

И вельможные, злые на нас жеребцы,
сумасбродные демоны, злыдни, бойцы,
вдруг склонились над нами у бурной воды,
словно оберегая  от зла и беды.