Учитель сказал... Часть 1, глава 14

14

     Хлопотливая Клэр в вечерней столовой церемонно потчевала своего учителя душистым горячим супом с кореньями и грибами. Каравай пшеничного хлеба был ещё тёплым, а в хрустальном стакане Лыкова ярко краснело тягучее и в меру подогретое вино. Сама Клэр почти не ела...
     Лыков, наконец, насытился и, степенно пригубив искристое вино, ворчливо предложил:
     - Давай поговорим без околичностей, но чинно... в этом приятном сумраке...
     И она бесшумно и чопорно прикорнула супротив его на краешке антикварного стула. Лыков медленно и тщательно вытер ярко-зелёной бумажной салфеткой жирные и красноватые от марочного вина губы, а затем серьёзно и вкрадчиво сказал:
     - Моя земная жизнь завершится довольно скоро, и нынешний припадок подтвердил это. На бессмертие человеческих душ я не слишком полагаюсь, а единокровного наследника у меня нет. Однако священные, сакральные традиции моего старинного рода требуют передачи имущества, ритуальных предметов и заповедных знаний только одному и чрезвычайно близкому по духу существу... Разделить моё родовое наследство нельзя... ведь оно издавна считается феодально-жреческим и фамильным майоратом... Своей преемницей я выбрал тебя...
     И Лыков пытливо и пристально посмотрел на неё...
     Удивлённая Клэр привычным способом отключила своё сознание и далее беседу продолжала по наитию. В ответ Лыков услышал:
     - Я безмерно рада, но я колеблюсь. Я не хочу испортить отношения с вами. Согласитесь, что предвкушение богатого наследства может сильно исковеркать любую душу...
     - Неужели даже твою?
     - Не забывайте, кем я сюда пришла... почти уголовным элементом...
     И Лыков поглядел в окно... Действительно, появилась она из крайне порочной и зловещей среды...  И вообразился ему огромный воровской притон в колонном и факельном зале, где хмельная от шипучего вина и обкуренная гашишем Клэр весело и разнузданно щеголяла в узком и до неприличия коротком платье ярко-красного цвета. Её чёрные лакированные туфли на высоких каблуках оставляли кровавые и чёткие следы на грязном паркетном полу... А потом Лыкову внезапно пригрезилась её нагота. Золотистая кожа сладострастно лучилась и имела дурманящий запах... И Лыкову вдруг почудилось, что начинает он превращаться в лохматое мистическое существо с небольшими, но острыми рогами... И мысленно повторял он кощунственные фразы:
     «Если я теперь не жалею самого себя, то и прочим людям не обязан я даровать пощаду... Я нечестиво уподобился могучему и грозному Сатане, и станет Клэр моей любовницей и жертвенной ведьмой...»
     Но вскоре настороженный Лыков привычно обуздал своё диковато-буйное воображение и с лукавой сердечностью молвил:
     - Мы не будем сейчас долдонить о чести. И о благородстве талдычить мы прекратим... Ведь я давно не сомневаюсь, что люди способны буквально на всё. Настырно их подстрекает к череде ошибок самонадеянная глупость... Но отвага и сила твоего ума бесспорны... Ты очень многое получишь от меня: деньги, библиотеку, усадьбу, рукописи и картины. Я составлю формальное завещание, где не окажется другого имени, кроме твоего... В нотариальной конторе я зарегистрирую этот важный документ. И ты со временем станешь респектабельной и богатой дамой.
     Под влиянием наития она своевременно и льстиво пробормотала:
     - Ваши уроки драгоценнее всего...
     - Ты обязательно их получишь... по полному и древнему курсу... И будешь ты донельзя изумлена простотой методик, предназначенных для внушений наяву и эффективных манипуляций... Но именно в дивной простоте и сокрыты неимоверные сложности... и чрезвычайная опасность, поскольку искусительная власть желаний у каждого человека сильно зависит от его потенциальных возможностей. Но скоро твои возможности безмерно возрастут. И, значит, неизбежно и быстро увеличится вероятность того, что ты зарвёшься от своих необузданных влечений...
     И она, не смахивая длинными и тонкими пальцами слезинок искренней благодарности, умилённо и нежно отозвалась:
     - Благодарю за уместное остережение... Но хочется мне поскорее узнать причину столь невероятной щедрости. Почему же именно я?.. Будь я вашей любовницей, то меня не терзал бы этот заковыристый вопрос. И было бы всё совершенно ясно... Но от чувственной и полной близости со мною вы учтиво, но решительно отказались. А ведь взамен я могу вам предложить лишь самоё себя... Ответьте наконец без околичностей!.. И долой речевые увёртки... Я уже изнемогаю от поисков ещё недоступных ответов...
     И он охотно, хотя и напряжённо объяснился:
     - Поверь: я мучительно тебя хочу. И я вовеки не одарил бы тебя завидным наследством без моей невольной любви... Ну, зачем возиться мне с ненужным существом?.. Но после нашей телесной близости я уже не смогу противиться твоей непреклонной воле... Я чувствую это... Прости...
     И она удивлённо, хотя и сдержанно всплеснула руками. Он исподлобья глянул на неё, а потом басовито и строго продолжил: 
     - В юности у меня не появилось бы столь унизительной боязни... Но с течением времени наши вожделения и пыл заметно угасают... и в глубокой старости разум довлеет над совокупностью чувств... 
     И после короткой паузы он вдохновенно и внушительно сказал:
     - Меня сейчас посетило озарение свыше, и я вдруг понял, что человеческая жизнь основана на постоянном страхе... Однако далеко не всякий страх допустимо называть презренным... Зачастую страх парализует у многих обычных людей конечности, мускулы и волю, но без него не постигаются заповедные истины и божественные тайны... И разве не страху я обязан самыми дивными усладами в моей жизни?.. До начала моей врачебной карьеры довелось мне сражаться в составе специальных войск... И ты поверь: в дуновениях близкой смерти всегда проявляется Божественная нежность. Преображённый мир блаженно излучает несравненные краски, которые в банальном быте воспринимать нельзя. И пусть эти мистические краски не обладают особой яркостью, но они завлекательно и тускло мерцают; в них я почувствовал чарующий бархат... И теперь вздорная и пошловатая цветистость моего нынешнего прозябания беспрерывно кажется мне аляповатыми и жирными пятнами на плотной занавеске, которая скрывает от меня черты и линии подлинной жизни...
     Лыков плотоядно осклабился, а затем со скрытым раздражением он присовокупил:
     - Много раз в засаде я испытывал страх перед собственной гибелью. И наконец я постиг томительную сладость этого страха... Счастье великой любви заключается именно в страхе, который мы неосознанной испытываем от вероятности потери этого изумительного чувства. И мне бесконечно приятен собственный страх, порождённый твоей способностью прикончить и меня, и любого близкого человека после искренних твоих сожалений и нытья... Ведь готовностью умерщвлять порой наделяет и подлинная любовь...
     Клэр досадливо содрогнулась и напористо спросила:
     - Но почему вы вдруг решили, что я готова вас извести? И зачем составлять завещание в пользу будущего убийцы? Неужели вы намерены спровоцировать собственную ликвидацию?.. И разве мне свойственна патологическая жестокость?
     Он хищно усмехнулся и хрипловато произнёс:
     - А ты загляни безжалостно в самоё себя. Прислушайся к себе. Откажись от мысленных индульгенций... В нынешних обстоятельствах я не сгину только в том единственном случае, если ты постигнешь, что нравственно ты уже готова на моё убийство... Лишь тогда я умру естественной смертью...
     - Чудовищные бездны... — растерянно проговорила она.
     - За внешней оболочкой любого человека всегда существует бесконечная бездна... Однако люди даже не подозревают об этом...
     - Но я люблю вас...
     И он откровенно и сурово молвил:
     - Твоя любовь сильна и бесспорна. Но её красой и необычностью желаешь ты гордиться. Значит, необходимо моё величие. Ведь тебя болезненно уязвит неброская любовь к простому человеку... А истинное величие проявляется только в смерти. И ты непременно попытаешься помпезно декорировать мою преждевременную кончину...
     - Кошмарные утверждения!.. — обиженно и сердито воскликнула Клэр и вдруг невольно потупилась. 
     Его очередные фразы изумили и потрясли её:
     - Не возражай на правду!.. Я больше не сомневаюсь, что внутренне ты уже согласна со мною. И если бы сейчас я отказался от моей беспощадной откровенности, то обязательно случились бы с нами приблизительно такие события... — И Лыков иронично и нервозно вздохнул. — Ты неосознанно пожелала бы моей великолепной смерти... и громогласного, истерического ажиотажа по скорбному этому поводу: газетных интервью, телевизионных дебатов и экспертных дискуссий... Но странно: твоя восторженная любовь к моей ещё живой персоне возросла бы неимоверно. И ты бы искренне верила, что ты рачительно оберегаешь меня. И мы обалдели бы от нашей ночной взаимной страсти... Но твоё холёное тело, — независимо от разума, — постоянно внушало бы моей разнеженной плоти: «Умри, исчезни... и пафосной гибелью создай чрезвычайно лестный для меня общественный резонанс...» И я, — вопреки рассудку, — покорился бы тебе...
     - Бредни, — недовольно пробурчала она, но затем раздражённо подумала: «Отнюдь не бредни... не ошибается он...»
     И под влиянием своего непостижимого наития она виновато и прерывисто согласилась:
     - С безмерным стыдом я вынуждена признаться, что вы, несомненно, правы... Я, действительно, такова, какой вы сейчас меня обрисовали, и зачастую я не понимаю самоё себя... И если вдруг вы не простите меня, то будете правы... Я достойна вечного презрения... Поскорее наложите на меня беспощадную епитимью. Хотя и она не поможет... Я ведь желаю от вас неумолимо-жестокого возмездия!.. справедливой кары... и я, пожалуй, заслужила даже казнь... Вы не жалейте меня...
     Однако его негромкий и вкрадчивый ответ показался ей вполне дружелюбным:
     - Но доселе я не обрёл квалификацию и наклонностей палача. Угомонись и успокойся... Ты не отвергла мою оскорбительную правду. Обычные мещанки на подвиг такой не способны... И отныне я непоколебимо верую, что святое твоё раскаяние обеспечит мою полную безопасность... А сейчас в доказательство этой незыблемой веры я открою тебе фамильный секрет: я унаследовал от моих достойных предков подлинные картины, рисунки и обширную рукопись Леонардо да Винчи.
     И радостная Клэр широко раскрыла глаза, а тонкие ноздри её непроизвольно вздрогнули... Она внятно прошептала:
     - Вы обладаете бесценными и престижными вещами. Многие покусились бы на них...
     - Отлично понимаю это... Но доверяю тебе...
     - Благодарность моя невыразима... Однако надёжен ли тайник... или сейф?..
     - Обеспечена безупречная сохранность...
     Клэр ещё не осознала, какие искусительные слова она сейчас произнесёт ему, но наитием она вдруг постигла, что будущие фразы её окажутся ей чрезвычайно полезны. И она трогательно сказала:
     - А ведь нельзя назвать меня девственной... я с детства порочна... Меня извращённо совратили... Но постоянно гнездится в моём искусном разврате особая, пикантная сладость... Поверьте, что можно её уподобить редчайшим заморским специям... утончённым деликатесам... Я угощаю вас!.. Забудьте о моей душе и страстно осязайте тело... Многие настырно домогались его... рыдали, ползали и тряслись... А я, пресмыкаясь, умоляю нежно о милости: берите!.. И если не возьмёте, то я буду плакать... 
     И внезапно он ошеломлённо сообразил, что он боится своего доверия к ней... Но страх его оказался неимоверна приятен... Лыкова загадочно услаждала полная неопределённость: убьют его ради наследства или нет?.. И вскоре он понял, что Клэр удалось его соблазнить, поскольку его влечение к ней возросло наконец до полной неодолимости...
     И Лыков, бледнея, сообщил:
     - Я полагаю, что нынешней ночью решится для нас буквально всё.
     В густой и слегка золотистый сумрак проникала душистая свежесть... Лыков неторопливо поднялся и, хрустнув холёными пальцами, ушёл из столовой.  Клэр, вставая со стула, весело усмехнулась и привычно собрала посуду. А затем довольная Клэр степенно вынесла для мытья и полоскания старинную сервировку на просторную кухню...

15