Роберт Лоуэлл-5 Сталин

Роберт Лоуэлл  Сталин
(С английского).

Деревья на ветру трясутся, как трещётки.
В живую изгородь нарочно введены,
не то без спроса принеслись со стороны
кусты да лозы, что теснятся в странной сплётке.
Сто видов зелени в любых тонах разводки.
Где листья посветлей, а где они темны.
Цветам порою не хватает белизны,
и всем растениям не сладко в загородке.
Там Сталин ! Для чего забрался он во власть ?
Чтоб миллионами удобрить все пустыни ?
Убил прислужников на корм для паучих.
Как в нём жестокость обратилась в страсть ?
Он с наслажденьем топчет местные святыни
и демонстрирует наглядно, как он лих.

Robert Lowell  Stalin

Winds on the stems make them creak like things of man;
a hedge of vines and bushes - three or four
kind, grape-leaf, elephant-ear and alder,
an arabesque, imperfect and alive,
a hundred hue of green, the darkest shades
fall short of black, the whitest leaf-back short of white.
The state, if we could see behind the wall,
is woven of perishable vegetation.
Stalin ?  What shot him clawing up the tree of power -
millions plowed under with the crops they grew,
his intimates dying like the spider-bridegroom ?
The large stomach could only chew success. What raised him
was an unusual lust to break icon,
joke cruelly, seriously, and be himself.
1973

Примечание.
В Интернете можно найти перевод этого стихотворения Роберта Лоуэлла, сделанный
Анатолием Кудрявицким.

Роберт Лоуэлл  Роберт Фрост
(С английского).

Настала полночь. В зале стало пусто.
Фрост взял пропахший нафталином том
и на форзаце начертал пером:
"В дар тёзке от собрата по искусству".
Я тут же охнул. - Фрост был недоволен
и заявил: "А сын мой сгоряча
скорей прикончит лучшего врача,
чем вдруг признается, что болен.
Одна ж из дочерей повсюду с честью,
как должно, сторонится от порока,
для всех примером поведенья став". -
(А сам меня cразил любезной лестью).
Закончил: "Проявляю добрый нрав -
никто из близких в том не видит прока".

Robert Lowell  Robert Frost

Robert Frost at midnight, the audience gone
to vapor, the great act laid on the shelf in mothballs,
his voice is musical and raw - ye writes in the flyleaf:
For Robert from Robert, his friend in the art.
"Sometimes I feel too full of myself," I say.
And he, misunderstanding, "When I  am low,
I stray away. My son wasn't your kind. The night
we told him Merrill Moore* would come to treat him,
he said, "I'll kill him first." One of my daughters thought things,
thought every male she met was out to make her;
the way she dressed, she couldn't make a whorehouse."
And I, "Sometimes I'm so happy I can't stand myself."
And he, "When I am too full of joy, I think
how little good my health did anyone near me."
1973

Примечание.
* Названный в английском тексте Меррилл Мур (1903-1957) - известный психиатр (и
поэт). Он преподавал неврологию в Гарвардской медицинской школе. Писал научные труды об алкоголизме. (Его не нужно путать с известным пианистом и руководителем
оркестра, увлекавшимся свингом и буги-вуги).

Роберт Лоуэлл  Красный и чёрный кирпич Бостона
(С английского).

Жизнь не продлится от того, что я влюблён,
но смысл - не в воздержании упорном.
Хоть в Бостоне - не южный небосклон,
кирпич из красного стаёт с годами чёрным.
На цвет влияют и осадки и сезон,
а свет весь год бывает жгучим и задорным.
Отказ от счастья - как кошмарный сон.
Любовь - не на века, но грех мечтать о вздорном.
Хоть я женат, хоть замужем она,
у нас ребёнок; мы друг дружку полюбили.
Нас греют кирпичи: они здесь в разном стиле.
Глядим на них, и боль в душе побеждена.
(Я в обожатели старинных стен завёрстан).
Я страстью к разным колерам подхлёстан.
"Чем Рим был славен, - говорю, - тем нынче Бостон.

Robert Lowell  Red and Black Brick Boston

Life will not extend, though I'm in love;
light takes on meaning any afternoon
now, ten years from now, or yesterday.
The arctic brightness bakes the red bricks black,
a color too chequered to splash its happiness -
the winter sun is shining on something worthy,
begging the visible be eternal.
Eternity isn't love, or made for children;
a man and woman may meet in love though married,
and risk their souls to snatch a child's attention.
I glow with the warmth of these soiled red bricks,
their unalikeness in similarity,
a senceless originality for fact,
"Rome was, - we told the Irish, - Boston is".
1973

Роберт Лоуэлл  Смерть и мост.
(Ландшафтный рисунок Фрэнка Паркера*).

Смерть грозно скачет по мосту, как шквал,
вдоль всех болот по взгорбиям гористым.
Художник бостонский пейзаж живописал,
как Данте - Ад, тревожащим и мглистым.
По воскресеньям наш телеканал,
как мусорщик, орал всегда со свистом:
"Да будет праздник чистым !". Никто не возражал.
Всевышний выставил себя социалистом.
Им предусмотрен наш Последний Приговор,
дана отставка оглашенным эшафотам.
Ему публичные расправы не нужны:
лишь костяки развесят вдоль опор.
Весь Бостон с Фрейдом запоют по нотам:
"Пути Господни непонятны и мрачны..."

Robert Lowell  Death and the Bridge
(from a Landscape by Frank Parker*)

Death gallops on a bridge of red rail-ties and girder,
a onetime view of Boston humps the saltmarsh;
it is hand painted: this the eternal, provincial
city Dante saw as Florence and hell....
On weekend even, the local TV station's
garbage disposer starts to sing at daybreak:
keep Sunday clean. We owe the Lord that much;
from the first, God squared His socialistic conscience,
gave  universal capital punishment.
The red scaffolding relaxes and almost breathes:
no man is ever too good to die....
We will follow our skeletons on the girder,
out of life and Boston, singing with Freud:
"God's ways are dark and very seldom pleasant".
1973

Примечание.
*Фрэнк Партер (1917-2005, Francis Stanley Parter) - художник-импрессионист,
живший в г.Кембридж, Массачусетс. Многолетний друг Роберта Лоуэлла. Иллюстрировал десять его поэтических сборников.


Роберт Лоуэлл  Бостонское Рождество
(С английского).

Под старые колядки
в раскрутке мир и местный сад,
шумят-звенят все башни и площадки,
весь бостонский фасад.
Звонят про Рождество -
дитя ж моё мертво.

Поди, поспорь с врачём !
Сын - мёртв. Богов и прошлых клятв мертвей;
молчит и не глядит из-под бровей.
Прогресс тут ни при чём,
а Ратуша даст крышу.
Найдутся гроб и ниша.

Но умер-то не кто-то:
семья гордится, зная свой статут, -
и Матерсы, и Эндикоты,
и Элиоты тоже тут.
В Конкорде шли единым флангам,
и залп вернулся бумерангом.

Кругом торжественно звонят,
чтоб мирно жили даже злые волки.
А дети ждут, что щедро им вручат.
Так Санта вешает на ёлке,
как праздничное яство,
скелет народоправства.

Изволь же не страшиться.
Рукоплещи и славь свою страну.
Когда ковчег начнёт крениться,
ты не пойдёшь ко дну.
Людей из наших мест
Левиафан не ест.

Америка качнула твой гамак,
и ангелы поют тебе давно.
А Санта, сонный старый маг,
тебе послал пушистое руно.
Чтоб стих смешок над мёртвым Королём,
сам Иисус накрыл тебя руном.

Robert Lowell  The Boston Nativity

Now at the spun world's Hub
I listen to unchristian carollings
While Boston Common, Hill and Country Club,
Charlestown and King's
Chapel sing Christmas Day
To my dead baby's clay.

Doctors pronounce him dead.
Dead as the gods and oaths of yesterday;
See how the carrion puffs out deаth's head !
Progress can't pay
For burial. The Town Hall
Shall be his box and pall.

Child, the Mayflower rots
In your poor bred-out stock. Brave mould, here all
The Mathers, Eliots and Endicots
Brew their own gall,
Here Concord's shot that rang
Becomes a boomerang.

"Peace and goodwill om earth"
Liberty Bell rings out with its cracked clang.
If Baby asks for gifts at birth,
Santa will hang
Bones of democracy
Upon the Christmas Tree.

So, child, unclasp your fists,
And clap for Freedom and Democracy;
No matter, child, if the Ark Royal lists
Into the sea;
Soon the Leviathan
Will spout American.

Cradle of Freedom, rock your little man:
"Peace, peace", the sheepish angel sing,
While Santa, the benighted Magian,
Throws sheepskins on my carrion king,
Jesus the Maker of this holiday,
Ungirds loins' eternal clay.
1973

Роберт Лоуэлл  Видение
(С английского).

Гляжу сквозь дождь. Окно затенено.
Пять футов в ширину, вверх - более на фут.
За ним - стена, и в окнах предстают
воскресные столы, как здесь заведено...
Подтаял грязный снег. Под лестницей черно.
В устах Исайи чернь - не лестный атрибут.
(Пророки черноты не чтут).
И будто запахи конюшенные прут -
как что-то давнее опять воскрешено.
В ряду ровесников пропали миллионы...
Мой адрес: Запад, Шестьдесят Седьмая стрит.
Тогда по улице тянулись "эскадроны".
Сырой настил помётом конским был покрыт.
Должно быть, в стиле ей предписанной судьбы,
вдоль этой готики тогда везли гробы.

Robert Lowell  Outlook

On my rainy outlook, the great shade is up,
my window, five foot wide, is raised a foot,
most of the view is blanked by brick and windows.
Domestic gusts of noonday Sunday cooking;
black snow grills on the fire-escape's blacker iron,
like the coal that touched Isaiah's unclean tongue....
I hear dead sounds ascending, the fertile stench
of horsedroppings from the war-year of my birth.
Since our '17, how many million gone -
this same street, West Sixty-Seven, was here,
and this same building, the last gape of true,
Nineteenth Century Capitalistic Gothic -
horsedroppings and drippings... hear it, hear the clopping
hundreds of horses unstopping...each hauls a coffin.
1973

Роберт Лoуэлл   День Поминовения*
(С английского).

Порой тону в веках, где скрылись поколенья,
когда костяк,- устав, как каменный,- замрёт.
Спасает громкий шум, что прямо в окна прёт -
с речами, с музыкой - и пробудит в мгновенье
из бесконечной лютой бездны истощенья.
Я буду жив, пока не стихнет тот народ.
Я всё ещё готов протанцевать фокстрот,
но не ожить другим, успевшим стать лишь тенью.
Напрасно из нацистского бедлама:
расхвасталась немецкая реклама -
не вышло ничего к прискорбию для нас -
курорт в Рейнланде моего отца не спас.
А за окном студент поёт из "Дон Жуана"**
на фоне ёмкого кирпичного экрана.

Robert Lowell  Memorial Day*

Sometimes I sink a thousand centuries
bone tired then stone-asleep... to sleep ten seconds -
voices, the music students, the future voices,
go crowding through the chilling open windows,
fathomless profundities of inanition:
I will be dead then as the dead die here...
dada, dada dada da da.
But nothing will be put back right in time,
done over, though through straight for once - not my father
revitalizing in a simple Rhineland spa,
to the beat of Hitler's misguiding roosterstep…
Ah, ah, this house of twenty-foot apartments,
all all windows, yawning - the voice of the student singer's
Don Giovanni** fortissimo sunk in the dead brick.
1973

Примечание.
*День Поминовения ежегодно отмечается в США в последний понедельник мая в честь
всех павших в конфликтах и войнах, в которых участвовала страна.
**"Дон Жуан"; "Don Giovanni" - речь идёт о знаменитой опере Моцарта.

Роберт Лоуэлл  Лёд
(С английского).

Зимою всюду лёд, и мы привыкли к хворям,
зато воды в бадью поменьше натечёт;
любая пробка просится на взлёт.
Даст Бог, и летние инфекции поборем.
Жаль, в стужу дышим в пол напора - с горем,
да и улыбка реже красит рот.
Коньки сердито режут чёрный лёд.
Что хорошо, что скверно, уж не спорим.
Мы не в ладах со скудным солнцем
в пути от динозавров к кроманьонцам.
Мы, как студенты около хирурга,
теперь вникаем в тайны демиурга
да изучаем собственный скелет
и мощи, что во льду хранятся с древних лет.

Robert Lowell  Ice

Iced over soon; it's nothing; we're used to sickness;
too little perspiration in the bucket -
in the beginning, polio once a summer. Not now;
each day the cork more sweetly leaves the bottle,
except  sudden falseness in the breath....
Sooner or later the chalk wears out the smile,
and angrily we skate on blacker ice,
playthings of the current and cold fish -
the naught is no longer asset or disadvantage,
our life too long for comfort and too brief
for perfection - Cro-Magnon, dinosaur...
the neverness of meeting nightly like surgeon'
apprentices studying their own skeletons,
old friends and mammoth flesh preserved in ice.
1973


Роберт Лоуэлл  Конец года
(С английского).

Рать битых королей вся злобой налита.
Ушла. И боги мрут. Изорваны их стяги.
В библиотеках налицо вся ложь и правота,
а в фильмах блещут и бренчат кресты и шпаги.
Что ни прочтёшь - Розеттская плита:
прямые речи и фальшивые зигзаги,
а в прессе пошлых мнений суета,
безоговорочность творений на бумаге.
Итак: прошёл ещё один "чудесный год",
но, обезумевши, герои-капитаны
ведут корабль под буйные трезвоны
на скальный берег льдистого Гудзона.
Под Новый Год, как вереск, розовый восход.
На небе - блеск. Печать изобличает раны.

Robert Lowell  End of a Year

These conquered kings pass furiously away;
gods die in flesh and spirit and live in print,
each library a misquoted tyrant's home.
A year runs out in the movies, must be written
in bad, straightforward, unscanning sentences -
stamped, trampled, branded on backs of carbons,
lines, words, letters nailed to letters, words, lines -
the typescript looks like a Rosetta Stone....
One  more annus mirabilis, its hero hero demens,
ill starred of men and crossed by his fixed stars,
running his ship past sound-spar on the rocks....
The slush-ice on the east bank of the Hudson
is rose-heather in the New Year sunset;
bright sky, bright sky, carbon scarred with ciphers.
1973

Роберт Лоуэлл  Предки
(С английского).

Сперва мне бороду зелёную достаньте,
да и напор крови ещё не так высок,
чтоб я сейчас скорее в землю лёг,
подумав с завистью о сказочном гиганте.
А то пришлось бы гангстеру Галланте*
преподнести мне на прощание венок
из лавров, как проводят за порог.
Нет. Пусть откупорит себе бутылку кьянти.
Но у меня амнезия и боль в спине
Мой дед больным лицом страшил людей.
Мужья в семье все жили меньше жён.
Любой был страшною напастью устрашён.
Где ж все ? Дед с бабушкой всё снятся мне.
Был дом, три отпрыска, держали лошадей...

Robert Lowell  Gods of the Family

My high blood less hotly burns its mortal coil,
I could live on, if free to leave the earth -
hoping to find the Greenbeard Giant, and win
springtide's circlet of the fickle laurel -
a wreath for my funeral from the Gallant Gangster*.
I feel familiar cycles of pain in my back,
reticulations of the sprawning cell,
intimations of our family cancer -
Grandmother's amnesia, Grandfather's cancered face
wincing at my adolescent spots -
with us no husband can survive his wife.
His widow tried to keep his alive by sending
blackbordered letters like stamps from Turkestan.
Where are they ?  They had three  children, horses, Boston.
1973

Примечание.
*Carmine Gallante - жестокий и опасный, долгое время устрашавший Нью-Йорк предводитель одного из гангстерских кланов.