Интерес - продолжение

      Нет никакого "дела Хайдеггера". Есть "дело Хайдеггера", "дело Цветаевой", Рембрандта, Ван Гога, Данте - есть "дело свободы". Имена потом. Потом, когда уже видим - полотна и стихи, слова и краски.
      Они не трудились, как мы это понимаем, они прежде всего жили свободой, и хотели не чтобы их имена терзались всуе, а чтобы нашёлся такой глаз, и такой ум и такое сердце, что могли бы разделить их "труд". Разделить и продолжить. Труд здесь может пониматься только в единственном смысле - как человекодостойное сотворение свободы.
      Не надо их "брать", лапать руками, мять, поглощать, не надо. Уж лучше оставьте их в покое - но нет же, зудит - будут тереться около. Думая, что если находятся около, то уже причастны свободе. Фиг вам!
     "Истоптали пол в избе", затёрли, заплевали, нанесли, замылили - уже чьё-то робкое чувство интереса бьётся о мусор, о наносное и извращённое.    Прославили - отдалили, упаковали.
     Сделали широким доступ? - "видит око, да зуб неймёт".
     Как говорил Ходжа Насреддин: "сколько не говори халва, халва, а во рту слаще не станет". И сколько не повторяй: Хайдеггер, Хайдеггер в каждом своём предложении - Хайдеггера с нами нет. Он на заповедных полях такой местности, в которую мы не попадаем.
     Попадает в Хайдеггера Пруст - целиком и сразу, попадает Пессоа - лёжа у себя в кровати, сидя у себя в конторе, не слыша и не зная вообще такого имени. Прямо в цель - и без имени. Они попадают - через собственные произведения и собственную жизнь. Остальные входных билетов не приобрели - пытаются прыгать через забор.
     Ищи великое братство, говорящих друг с другом голосов - говорил Гёте. Оно уже существует, к нему можно лишь приобщиться.
     Не надо заново изобретать велосипед, и не надо "иметь" это братство как орудие обустройства своей маленькой индивидуальной жизни - чревато это. Перед нами не бесплатное приложения к любой частной жизни, а вообще жизнь, каковой она должна быть.
     Тут резко и очень жёстко где-то проходит граница, перейти которую практически не в состоянии человек. То есть тут перед нами одна из невозможностей. Значит тут перед нами то, о чём и желает говорить философия - не та старушка, что уже немощна и подслеповата, и путает не повторилась ли она трижды, а та "женщина" или "девушка", которую Ницше называл истиной.
К невозможности лежит сердце моё...
     Разве не шептали тебе не раз голоса - ты ведь не Хайдеггер, тем паче не Данте? Разве не то же самое мы говорим друг другу при первой же возможности - типа, окстись, ты что равняешь себя с ними? А разве не верно это - равнять себя с ними?! И кто сказал, что такое равнение - более ханжество, чем услужливое и крайне выгодное "заранее уступление им место на Олимпе", ну а себе - на "грешной земле"? Нет, нет, они для нас не кумиры, но они - там, а мы здесь.
     Но, знаете ли, дорогие мои, если они - там, а вы - здесь, то они всё же - кумиры, хоть и в отрицательном смысле не интереса и не признания. Дистанция - вот что делает возможное невозможным, а дистанцию мы провозглашаем первые и с великой радостью. Когда же нам после того становится грустно от нашей уничижительной жизни, мы начинаем играть в "панибратство", и тогда кумиры уязвляются и притягиваются нами за уши с Олимпа вниз. Оно и понятно, когда мы сами не в силах подняться и шагать, что и остаётся как не вспомнить, что Высоцкий - пьяница, Курт Кобейн - наркоман, А Пруст - гомосексуалист - ну то есть в принципе "такие же, как и все" - это успокаивает. Правда ненадолго, потом нужно себя снова забалтывать, себя и других.
     В общем, в целом это боги, но если я их вымажу в грязи, то они будут похожи на меня...
     Сейчас иду, грязьки уже набрал, спешу...
     То хвостом виляю, то плююсь дерьмом - ну что с меня взять - маленький я человечишко?!
     Гадина - если по простому говорить, гад ползучий - библейский символ подходит в данном случае.
     Пытаюсь вырваться из своего ада, уцепившись за кого-нибудь покрепче. Хайдеггер тут ни при чём, тут вообще всё не при чём - просто моя экзистенциальная жизнь пищит, будучи в абсолютном смысле неуничтожаемой. Господь подарил человеку подарок - нечто неуничтожаемое, вследствие этого стал возможен ад.
     Уничтоженное - не уничтожается - это и есть ад.
   А ад диктует адские поступки... Оставьте Хайдеггера в покое - нам бы из ада выползти...


Рецензии
Хайдеггер, Пруст и Пессоа... - да, они рядом.

Но только не Хайдеггер-математик "Бытия и времени", а Хайдеггер-мистик "Письма о гуманизме", не сентиментальный Пруст из "Стороны Свана", а философский Пруст из "Обретенного времени", и не Пессоа-поэт, а Пессоа - автор "Книги непокоя". А также в этом немногочисленном братстве нашли приют Музиль второй части "Человека без свойств", Маргарита Юрсенар времен "Воспоминаний Адриана", пьяный Ницше времен "Заратустры" и космический Уитмен времен "Песни о себе".

Илья Ерошенков   09.10.2018 21:58     Заявить о нарушении
Пожалуй, только в некотором смысле можно так говорить, если считать, к примеру, что Цветаева "Волшебного фонаря" и Цветаева "Поэмы горы" - абсолютно разные люди... Разные, конечно, но ведь я одна - могла бы сказать Цветаева.
Мне нравятся имена, которые Вы перечислили и я одобряю принятые Вами аналогии, и всё же - Дант, который писал "Новую жизнь" или Дант, который писал "Божественную комедию"? Да будут оба!!!!

Марина Артюх   15.10.2018 19:58   Заявить о нарушении