Приговор

       В длинном узком коридоре стоит гул — он полон народу. Душно. Занимать очередь нет смысла: оформляющие группу инвалидности "первично" — последние по правилам.
       Мы полтора часа ходим вокруг здания, греясь в лучах уже нежаркого осеннего солнышка. Небо синее-синее, с белыми кучевыми облаками. Листопад. На стареньких яблонях кое-где висят плоды. Запах яблок и летящие паутинки дополняют картину октябрьского дня.
       Слышен голос Твоего врача: "Откройте кабинет манипуляций — М а л е в и ч а м  плохо, пусть присядут на кушетку." Я внутренне протестую: это — Твоя эксклюзивная фамилия, а я Малютина.

       В кабинете человек шесть специалистов областной медико-социальной экспертной комиссии.
       Молоденькая симпатичная и очень доброжелательная врач с любопытством и некоторым восхищением глядит на твой свеженький маникюр. Замечает и просит прокомментировать татуировку, а я прошу Тебя показать ей весь "рукав" в розах и кленовых листьях.
       Две элегантные женщины, возрастом постарше, с удивлением листают врученные мною тоненькие сборники Твоих стихотворений "Барбариски" и "Крошечные люди".
       Респектабельный Глава комиссии глядит в Твою больничную карточку. Ему тихонько что-то поясняет Заведующая нашим отделением.

       С пересохшим от волнения горлом, слыша свой голос откуда-то издалека — и не узнавая его, я пытаюсь сделать невозможное: рассказать всю историю Твоей болезни за несколько минут.
       Всё происходящее кажется каким-то сном, и я вижу врачей нечётко, словно в тумане, боясь упустить что-то важное в своём повествовании.

       — А Ваша девочка не поправилась от препаратов?
       — Она набрала 30 кг за год!.. — и я протягиваю Твоё "стройненькое" фото в голубом платье, где Ты — в самом начале лечения.
       Слышатся сокрушённые восклицания.

       — У кого-либо из родных есть похожие заболевания?
       — Да, у дочкиного двоюродного брата по отцу.
       — А-а-а, тогда понятно. Тут и наследственный фактор... Ожидайте за дверью. Через несколько минут вам вынесут "Справку об инвалидности."

       В длинном узком коридоре уже почти никого нет. Я прислоняюсь к дверному косяку кабинета и начинаю тихонько плакать.
       Ты сердито говоришь: "А зачем ты всем им показала мой тату-"рукав"?! Татуировки — это моё, личное! Это — часть меня!"
       — Потому, что я всё равно горжусь Тобою. Ты очень индивидуальная, неповторимая.
       — Ну, не плачь,— говоришь Ты, смягчившись.
И вдруг добавляешь совсем по-детски: "А ты будешь мне отдавать мои денежки — пособие по болезни?.. Так хочется купить что-нибудь красивенькое из одежды! Красивая одежда — это единственное, что ещё меня радует!"
       — Да, конечно же, буду отдавать! Это будут только твои денежки!

       Мы медленно идём по территории поликлиники под огромными деревьями.
В моей сумочке — страшная справка на зелёной бумаге, ПРИГОВОР Твоей и моей жизни. Но мы ещё не понимаем этого...
       Я фотографирую Тебя на бортике старенького, давно не работающего фонтана.
Отпечатанный вскорости снимок подписываю: 8 октября 2013 года.



       Твоё пособие за полтора месяца получаю, когда Тебя уже не стало. Долго храню его в золотистом кошельке, который мы специально для этого купили с Тобою в Универмаге.