Нет... не зря!

Ты согнулся под тяжестью дел
и уйти от себя не посмеешь.
Уж давно от судьбы отупел.
И в икону глядишь, как умеешь…
Перед нею сознанье вины,
и не смеешь судьбу оглоушить:
Отпусти мою слабую душу,
чтобы богу в угоду грешить.
…  продолжаешь бессмысленно жить,
чтобы что-то чуть-чуть не нарушить.

А за стылым осенним стеклом
обвисает холодная полночь…
и никто же не знает о том,
что осталось от скуки исполнить.
Всё, как есть, продавал за пятак,
и носил в себе грузом придатка.
Вот … вернулось осенним дождём,
чтобы тихо над горем поплакать. 

Жил и жил… Что себя-то  казнить? 
И не смел свою кривду нарушить…
Обокрал, измарал, исказил
свою богом забытую душу.
Ах, кому же расскажешь о том?
да и нужно ли в том признаваться,
что старательно искру тушил,
ублажая людей верхоглядство.

Не родил, не сказал, не запел…
износил, как кафтан, свою душу,
но всегда свою тайну любил
и хранил, чтоб укромное слушать.
Пусть негромко … в души глубине
совесть бредила, искрою алела…
и пусть время для жизни ушло, 
разве сердце, смирясь, отболело?

Нет, ты помнил, и знаешь сейчас,
что хранил свою цену возможную,
распинали тебя и не раз…
сколько выдержал горя тревожного. 
Отсвет вечной возможной любви
драгоценней надменного чуда…
от проказы житейской хранил,
до последнего дня не забудешь.
 
 Гомонит устоявшийся мир,
подавляя налогами душу.
Нет, не зря свою тайну любил
-   жил, как мог, и любви не нарушил.