Молитва умирающего самолета Ан-2

Вся в заплатках перкаль, словно время – картечью на взлете, словно ВЛЭК приговор: «Все! Ты списан! Тебе не летать!»
Он стоит на окраине, спрятан за дальними ангаром, и струбцины, опутав, впиваются так, что уже и не снять…
Время Борт приковало к земле… лишь в надежде расправлены крылья… но оставлен он здесь навсегда и увы… – умирать…

Невзирая, что списан давно по нелетной, – помнит все и лишь жадно вдыхает, ища ветерок…
Ветерок позволяет как будто б почувствовать угол атаки, и он грезит, что снова в наборе, что взлетный, что полные баки…
И как будто опять он в строю, он в эфире, и как будто опять он живет и не так одинок…

Еще помнит штурвал, помнит руки пилотов… и опять словно память команду дает: «от винта!»
Снова взлетный режим мелкой дрожью наполнит все тело, в баках топливо-кровь и по венам – бензиновый пульс…
Вновь разбег, вновь отрыв… и вдруг – песня… То Небесный Сонет и поет его друг – Высота…

Он не раз нам прощал нашу молодость, наши ошибки… Молча все исправлял, помогал – никогда не ворчал…
Принимал своим телом посадки-удары о землю, сам порой погибал, но пилотов при этом спасал…
А сегодня забыт и заброшен, – за ангаром на поле нашел свой последний и вечный причал.

У него есть мечта – не уйти безымянным, забытым… Он работал в эфире как все – под своим бортовым…
Только вот бортовой не читаем, а как же без имя? Жить без имя нельзя, и без имя нельзя умирать пожилым…
Скоро в рай самолетный, но как-же безликим? Не берут безымянных туда – будь хоть трижды святым.

Он боится что Небо забудет их встречи, не узнает его, когда время настанет подняться в последний полет…
Краску номера съели дожди, съело время… и никто не пришел, и никто не укрыл, не помог…
Он боится забыть и невнятно твердит свое имя-заветные цифры… Только вдруг наверху Бог Всевышний его не услышит, и вдруг не поймет?

Смерти он не боится… знаком с ней давненько… при полетах бывало – пыталась к себе пригласить…
Только верен всегда он был Небу, и с ним был обручен… Смысл к горбатой старухе «налево» ходить?
Он боится забвения, забвение всегда хуже смерти, но заведомо зная об этом – скажите, как жить?

А ему бы чуть-чуть освежить краской номер, чтобы Небо узнало его, чтобы Память жила, чтобы, чтобы помнил Эфир…
Краски нужно немного, будь другом…  Ведь так важно любому – уйти со своим бортовым…
И он ждет, и как мантру, с надеждой в душе – тихо просит: «Ты поймешь, командир… Сделай всё, командир… Помоги, командир…»