Остров

Когда прошло много времени, несколько бессонных и тяжелых ночей, когда температура тела поднималась до 40 градусов, а потом опускалась до 35, когда было много времени проведено наедине с собой, а тело было охвачено ознобом и лихорадкой, я стала видеть картину последний события иначе. Вовсе и совсем отличной от того, как я видела в день, на следующий день и еще через день произошедшего.
Все удивительным образом выстроилось на правильные места и паззл был сложен. Пазл, состоящий, казалось, из миллиона маленьких одинаковых частей без примера как его необходимо было собирать, то есть без главной картинки, был сложен. То, что я не могла «сложить» в течение долгого времени, находясь внутри сюжета, с легкостью поддалось моему разуму после выходя из него. Сначала я не верила тому, что вижу. Мне казалось, что картина, которую я должна сложить – это красочная природа с невероятными растениями, пихтами, елками, малиной, крыжовником, что-то сочное и очень яркое или это красивое лицо счастливой белокурой женщины или это влюбленная семейная пара, воспитывающая детей, где он нежно целует ее, а она как бы смущаясь, прячем свое лицо. Я была уверена в том, что пазл, который я должна была сложить обязан в конечном итоге быть именно таким. И эту уверенность, словно подмешивая мне в кофе или вводя по ночам внутревенно, повышая дозу с каждым разом, вводили мне как будто специально. Меня заставляли верить… 
Когда работа была окончена я увидела совсем иное. На сером фоне какой-то деревни был изображен старый неопрятный человек. На лице его была горечь и сожаление. Неопрятность выражалась в неловкой позе, печальных глазах, желтых зубах и почти докуренной сигареты около рта. Его глаза не выражали ничего. Там была пустота обо всех упущенных возможностях, о неправильных и правильных решениях, и весь его несчастный вид как будто говорил: жить мне осталось совсем недолго… Речь шла о морально-нравственной стороне жизни этого человека.   
Пазл был сложен. Но картинка, представшая перед моими глазами кроме удивления, вызвала полное равнодушие. Не было страха, не было отчаяния или боли. Было только равнодушие. Я не хотела знать этого старика и тем более узнавать в глазах этого человека те самым глаза, в которых слились «все моря и океаны».
Отплывая на своем плоту жизни, с каждым днем, все дальше и дальше от берегов, я увидела всю ничтожность оставленного мной острова. Тогда, мне казалось, что не могло быть ничего лучше – в человеке, взгляде, в глазах, в которых «сошлись все моря и океаны», во всем нем и во всем, чтобы он ни делал. Когда остров уже был маленькой точкой на горизонте, я прочитала молитву и поблагодарила Бога и за лодку, и за спасение, и за внутреннюю боль, которая сделала меня прочнее, и за мгновения счастья, которые были.
Прощаясь с лодочником, и немного задержав взгляд на лице, я увидела полное участие человека в своих мысленных процессах и работе моего воображения. Он взял мою руку, немного придвинул к себе и сказал: «Все проходит и это пройдет». Он сказал это так ласково, так по-отечески, так заботливо. Я улыбнулась. Первый раз той самой детской и лучезарно-игривой улыбкой. Той улыбкой, которой не было со мной на острове...