Последняя песня разбоя

Из книги - "Мои первые охоты"

Дениска очень любил природу. Нет, не так как любят многие мальчишки его возраста, а по-настоящему, взахлеб. Он любил природу на всю глубину своей детской души, а шел ему всего 12-й год. Вот и сегодня, лишь бархатно-нежный солнечный луч июньского солнца пощекотал нос, Дениска, спрыгнув с кровати, наскоро оделся и, выгнав из дровяника черный уралец, помчался на пруд наудить карасиков. Пруд был укутан густым туманом, словно дымом от еловой лапки. То там, то тут на теплой водяной глади расходились маленькие круги, создавая иллюзию дождя. Лишь только поплавок перевернулся в горизонтальное положение, тут же последовала уверенная поклевка. Дениска умело подсек, и рука ощутила приятное колыхание рыбы на крючке. Первым был неплохой пескарик с разноцветными квадратиками вдоль туловища. Где-то на противоположном берегу красиво пел соловей, а чуть дальше ему подпевал другой. Такие чудесные песни Дениска мог слушать бесконечно. Под такую приятную музыку он задумался.
       Надо сказать, что сегодня был необычный день, сегодня должен был вернуться из длительной командировки отец, которого Дениска не видел уже больше года.
Вчера, когда он воротился с рыбалки, мама подозвала его к себе и тихо на ушко сказала:
 – Денис, завтра папа приезжает. Дениску словно кипятком ошпарило, такой новости он не ожидал. Он во все горло закричал,
– Ура!!!  Ведь очень долгожданным был этот момент, все отцовские письма у Дениски лежали под подушкой и не один десяток раз перечитывались от первой буквы до последней. Он решил сделать отцу подарок и нарисовал ему вчера вечером красивую картину на альбомном листке. В центре изобразил овчарку, которая сидела на подиуме, а грудь ее была вся увешена медалями. Рисунок получился не плохой, и он аккуратно его положил под матрац. 
       Из дальних глубин памяти выплыло, как несколько лет назад они с отцом в жаркий летний день ходили на речку купаться. Отец держал его на руках над кромкой воды, а он изо всех своих сил колотил руками по воде, брызги разлетались в стороны цветами радуги. Эхо раскатистыми звуками смеха ударялось о вершины высоких елей и, как бумеранг, возвращалось обратно к речке, приятно лаская слух. Отец тоже смеялся, затем резко переворачивал его в вертикальное положение и высоко-высоко, как тогда казалось, подбрасывал над головой, от чего даже дух захватывало, а потоки теплого воздуха сильно ударялись о барабанные перепонки.
       А однажды они ходили за грибами. Разделившись один раз по краям березовой грядки, отец почему-то пошел по той стороне, где грибов практически не росло, зато Дениске через каждый шаг попадались: то красноголовик с бархатной шляпкой, то подберезовик с толстой ножкой, а то и вообще красавец белый. Дениска пробежался по своей стороне быстро, набрав при этом почти полную корзинку отборных грибов. Выйдя на край старой дороги, он присел на пенек и стал ожидать отца. В лесу было хорошо и спокойно: слышалось,  как на несколько голосов разливается большой птичий хор: где-то далеко куковала заблудившаяся кукушка, а рядом, почти совсем над головой, стучал дятел, будто гвозди заколачивая. Почему-то отец долго не выходил, Дениска стал волноваться за него, подождав еще немного, потихоньку пошел ему навстречу, но, дойдя до середины гряды, его не встретил. Волнение потихоньку переросло в испуг.
– А вдруг с отцом что-нибудь случилось, – промелькнуло в голове, и он со всех ног пустился преодолевать оставшийся отрезок гряды. Уже перед самым началом, где они разошлись, отец  не спеша шел навстречу. У Дениски отлегло на сердце при виде здорового, улыбающегося отца, он быстро смахнул рукой предательские слезинки и протянул корзинку. 
 – Да ты у меня настоящий грибник, – похвалил его отец и в ответ протянул сыну берестяной тюричок, доверху наполненный душистой земляникой. Они присели на поваленную березу: отец стал потихоньку перекладывать грибы в свою большую корзину. А сам Дениска уплетал ароматную, неописуемого вкуса землянику, одаряя рот и щеки все большим и большим румянцем.
       Клев совсем прекратился. Июньское солнце уже высоко встало над горизонтом. Рыбак смотал удочку и, повесив бидончик на руль велосипеда, помчался домой. Въехав в село, он сразу был огорошен новостью, что его отец приехал. Дениска со всех сил налег на педали и через минуту он уже стоял у крыльца своего дома.  Он тихонько приоткрыл дверь, послушал, определяя, где находится отец, и на цыпочках шагнул через порог. Отец сидел на кухне вполоборота, разговаривая с мамой и бабушкой, и так знакомо морщился от горячего чая. Тут дверь предательски скрипнула, отец повернул голову, и в этот момент Дениска повис у него на шее, крепко-накрепко прижавшись всем телом к этому долгожданному родному человеку. Сейчас для него существовал только отец и он, они были одним целым во всем мире.
 – Ну, как вымахал за год, – лукаво прищурился отец. Дениска в этот миг ничего не слышал: он сквозь образовавшуюся пелену слез рассматривал лицо своего долгожданного отца, ловил все знакомые и незнакомые, похоже, недавно появившиеся морщинки, заглядывал в карие чуть-чуть затуманенные, наверно, от усталости глаза, затем опять прижимался к отцу, готовый никогда не выпускать его из своих объятий.
 – Мама мне тут рассказала, что ты только на рыбалках да у Саньки пропадаешь целыми днями, а кто хозяйство должен вести? – усмехаясь, сказал отец.
 – Сейчас прошелся по участку – смотрю: здесь забор покосился, тут шифер лопнул, тротуары провалились – с завтрашнего дня начинаем хлопоты насчет ремонта. Дениска с охотой кивнул в знак согласия. Главное, что он рядом, а теперь хоть на край света.
– Пап, а у меня для тебя есть подарок, – вспомнил Дениска и, сбегав на веранду, протянул свою нарисованную собаку. Рассмотрев, как следует рисунок, отец улыбнулся и похлопал сына по плечу.
 – В таком случае у меня тебе тоже подарок, – сказал он, подмигнув маме с бабушкой, и пригласил сына на улицу. Пока Дениска обувался, отец вынес из сарая бумажную коробку и поставил ее под тень высокой раскидистой черемухи.
 – Открой ее, – предложил отец. Дениска заинтригованно подошел к коробке, осторожно отогнул сгибы на верхней стороне, и как только дневной свет проник вглубь маленького пространства, он увидел разношерстного щенка с белыми ножками. Его радости не было предела.
 – Это что мне?  – заикаясь, выдавил Дениска и посмотрел на улыбающееся лицо отца. 
  Он не мог поверить в то, что случилось. Вот это здорово!!! Дениска снова повис у отца на шее. Он теперь не знал, чему больше радоваться, приезду отца или появлению в жизни нового четвероногого друга, а о том, что они станут неразлучными и верными друзьями, не приходилось сомневаться с самых первых секунд их встречи. Когда Денискины эмоции чуть-чуть остыли, он вынул маленький теплый комочек и положил на траву. Щенок стал жалобно скулить, вертеть по сторонам маленькой мордочкой. Дениска знал, что пройдет немного времени и щенок полностью привыкнет к своей новой семье, и в жизни собаки будет только один настоящий и преданный друг – это он, Дениска.
– Вот собака вырастет, окрепнет, наберет сил, – сказал отец, глядя в сияющее от счастья лицо сына, и мы будем втроем ходить осенью за зайцем.
 – А какая это порода? А чем его кормить? А что он больше любит…? – сразу у сына появились десятки вопросов, на которые отец подробно отвечал, пока бабушка не позвала их за стол.
  Сразу после обеда Дениска уже хвастался своим подарком отца, стоя напротив друга Саньки, который в свою очередь изо всех сил старался делать вид, что ему это совсем не интересно. Дениске немалых трудов стоило убедить друга посмотреть щенка.
– Что у меня заняться нечем, как разных собак ходить рассматривать? – съедаемый черной завистью, отнекивался Санька. В конце концов, через несколько минут, друзья уже на коленях сидели возле подарка и оживленно спорили, к какой же все-таки породе относится крошечное существо.
 – Мне папа сказал, что это русская пегая гончая, – с деловым видом заявил Дениска, уперев руки в бока.
– Много ты понимаешь, – парировал ему Санька, – посмотри, какие лапы толстые, это овчарка.
– Овчарки не бывают такой раскраски, – не сдавался Дениска.
 – Как это не бывают, овчарки разные бывают, – не уступал другу Санька. Этот спор мог бы продолжаться долго, если бы на крыльцо не вышел отец. Он, услышав спор товарищей, подошел к ним.
 – Сань, где ты видел у овчарок такие уши, конечно, это гончая.
 – А вместо того чтобы спорить, лучше бы придумали ему кличку.
Друзья до вечера перелопачивали имеющуюся в доме художественную литературу: просмотрели все отцовские газеты об охоте по нескольку раз, пролистали все книги, связанные с охотой, даже когда бегали искупаться на речку, они размышляли, как лучше назвать собаку.  Но из сотни версий ничего подходящего выбрать не могли. Когда уже ребята, было, совсем отчаялись, Дениске попался в руки журнал, на одной из страниц которого была изображена русская пегая гончая, рядом с ней на снегу лежали четыре белых зайца, а вверху, над снимком, большими буквами было написано: «Последняя песня Разбоя». И при единогласном решении с этого момента маленького щенка стали величать именно Разбоем.
  Дениска, можно сказать, не отходил от своего любимца ни на шаг. Если среди ночи Разбой начинал скулить, он пулей слетал с кровати и мчался к нему. Всегда делился с ним самым вкусным, а когда щенок немножко подрос, стал водить его в лес на прогулку. Дениска очень гордился, когда шел по улице, а рядом на поводке бежал его четвероногий друг. Казалось, что все прохожие смотрят на него и завидуют такой собаке. Вместе с отцом они построили просторную вольеру,  в будку аккуратно настелили толсый слой свежего сена и поместили туда Разбоя. Сначала он бегал и обнюхивал все, а когда понял, что уже не на свободе, сел и начал жалобно скулить. Дениске очень было жаль его, он так хотел его выпустить, но отец предупредил, что это все для его блага.
– Гончая собака должна находиться в вольере, а покидать ее только тогда, когда идет в лес или на прогулку, это только дворняжки находятся на свободе, чтобы побрехать на прохожего.
  На следующий год Дениска с отцом с самого лета стали приучать собаку к лесу: брали его за грибами, за ягодами, и постоянно водили его на прогулку, где Разбой узнавал больше и больше интересного и незнакомого. Надо сказать, что за год разбой из маленького щенка вырос в красивую, сильную, умную собаку. Дениска был счастлив, что у него есть такой хороший и красивый пес, которого он сам вырастил и вложил немало усилий в его воспитание. Первый сезон охоты не дал желаемых результатов: во-первых, ушло много времени на знакомство со следом; во-вторых, разбой боялся остаться в лесу один, никак не уходил глубоко в лес. Да и снегу навалило рано, в середине ноября, когда пес только-только стал понимать, что от него требуется, намело сугробов, аж по колено, а при таком снеге нагонка молодой собаки не желательна.  Зато в следующем сезоне Разбой показывал класс в охоте, особенно по белой тропе, даже самого хитрого зайца он доставлял, как говориться «до рюкзака». Дениска сам за сезон, из старой ИЖовки 16 калибра добыл трех зайцев. А сколько было досадных промахов, обидных осечек.
       В один осенний октябрьский день моросил неприятный нудный дождь, небо покрывала сплошная серая пелена без каких-либо признаков просветления. Дениска с отцом, как обычно, проснулись еще затемно, заправили термос, пристегнули к поводку Разбоя и отправились за зайцем. Ничего не предвещало беды. Пес, как только был спущен с поводка, сразу растаял в зарослях мелкотника. Через несколько минут он взял след и погнал зайца. Но, сделав один небольшой круг, Разбой как-то странно визгнул и осекся. Дениска ожидал, что собака вот-вот выправится от скола и заработает дальше, но гона не последовало. Вдруг он услышал выстрел и зов отца с того места, где закончился гон. Он радостно побежал к отцу, потому что знал, если поспешный дуплет, тут пятьдесят на пятьдесят, а одиночный выстрел почти всегда наверняка и в данном случае мог означать то, что заяц «До-шел». Выйдя на маленькую полянку, Дениска никак не ожидал того, что он увидел: его верный друг лежал на мокрой подстилке прелых листьев, а из рваного горла легкой струйкой сочилась кровь. Отец сидел рядом и гладил еще живое, тихо подрагивающее тело собаки.
– Волк поджидал его вон за тем кустом – указал на рядом стоящий ивовый куст отец.
 – Прямо с гона снял, я чуть-чуть не успел!
У Дениски земля уходила из-под ног. Вот и все! Он только что лишился самого верного четвероногого друга на свете. Он опустился перед Разбоем на землю, осторожно положил его голову с полузакрытыми глазами к себе на колени, уткнулся в его мордочку и горько-горько заплакал, содрогаясь всем детским телом, вспоминая, как когда-то, совсем недавно в первый раз увидев Разбоя, тоже плакал только совсем по-другому. Тогда это были слезы радости, по вновь приобретенному другу, а теперь это слезы печали по утраченной навек между ними дружбе. И как короток этот промежуток времени между рождением и смертью, да если смерть еще такая нелепая. Денискины слезы скатывались на землю по собачьей шерсти. Разбой в последний раз вяло лизнул руку своего хозяина и застыл, навсегда унося с собой только хорошие воспоминания о такой совсем не долгой жизни.
  Вот на такой трагической минорной ноте оборвалась красивая, звонкая и до конца не допетая, пророческая, последняя песня Разбоя. В жизни Дениски было еще много верных собак, много красивых охот, но память о первом четвероногом друге, умершем у него на руках, навсегда осталась в его сердце…