Федька и его метафизический друг

— Гастроэнтерит… наверное, — обыденно сказал врач скорой помощи, подписывая какой-то лист бумаги, — надо бы парня в инфекционное отделение. Мамаша! Собирайте сумку, чашку, вилку, постельное, мы тут вас ждать полчаса не планируем.

Фёдор — парень с виду лет пятнадцати, сидел на кровати. Цвета он был жёлто-бледного. На труп не похож, но и на живого не очень. Протестовать сил у него не было. Мать уже бегала, причитая, из одной комнаты в другую, с сумкой в руках. А отец беспомощно и нелепо стоял в углу квартиры. Чувствовал он себя в комнате лишним. Что делать в таких ситуациях он не знал. Вот и стоял.

Спустя десять минут Федя уже был в машине скорой помощи, а ещё через двадцать в приёмном покое. Где врач Елена Петровна с лицом, побитым какой-то оспой, задавала вопросы и заполняла бланки. Это, конечно, была не оспа, но Федька поставил ей мысленный диагноз именно такой. Когда приятные вопросы наподобие: «Какой у тебя стул?», «Сколько раз сегодня ходил в туалет?», «Какого цвета кал?» закончились, Федю заселили в четырёхместную палату. Не смотря на то, что в больнице, судя по всему, лишь недавно был ремонт, впечатление от палаты было гнетущее. Неприятный искусственный свет, мёртвые мухи, лежащие между стёклами окна, неуютная атмосфера больницы.

На удивление, вместе с Фёдором в палате был только один пациент — пухлощёкий подросток Валентин, который целыми днями спал или смотрел в экран мобильного телефона. Так что и пообщаться особо было не с кем.

— Не сезон! — объяснила медсестра факт малозаселённой палаты, ставя очередной укол нашему герою.

Поэтому, вовсе неудивительно, что как только Федьке стало лучше, он тут же стал выходит из палаты и даже из здания больницы, исследуя её территорию.

Это были осенние деньки. Не те, промозглые и холодные, а, скорее, бабье лето. Деревья ещё не совсем жёлтые, а лишь местами, птицы потихонечку летят на юг, но солнце светит, даря последние тёплые дни человечишкам.

Федя зашёл за больницу и стал гулять по парку. Хотя, цивилизованным парком это, конечно, сложно было назвать. Скорее, заброшенная территория больницы, где когда-то был ухоженный парк. Были здесь и дубы с раскидистыми ветвями. В это время с них как раз начали сыпаться жёлуди. И вороны не брезговали подбирать жёлуди, раскалывать их и съедать содержимое. Был тут и старый туалет. Небольшое строение с заваленными внутрь дверьми. На одной половине было написано краской «М», а на другой «Ж». И надпись «Лох» выцарапанная чем-то.

Федька как раз проходил мимо туалета, направляясь в гущу парка. Буйство зелени, тени и света. Место, казалось, вовсе лишённое человеческого внимания. Здесь он и заметил старое дерево. Неизвестное, но красивое. Оно не было сухим, но было каким-то лысоватым. А отличалось от остальных тем, что с его ветвей свисали какие-то плети. «Лианы какие-то что ли… что за дерево, интересно?», — думал Федя, как вдруг заметил какое-то шевеление в его ветвях. Птица? Присмотревшись внимательнее, он заметил лицо. Да-да, лицо меж ветвей. Вот только было оно не совсем человеческим, хотя и напоминало оное. Ухмылка, живые маленькие бегающие глазки, нос вздёрнут кверху, точно пятачок, бородка, а из копны волос торчит по паре небольших рожек.
— Эт… что…? — не выдержал и вслух спросил Фёдор.
— Не что, а кто! — парировало лицо.

«По-русски говорит, значит не иностранец», — подумал мальчик. Тем временем, странное создание вылезло из-за ветвей, и Федя увидел, что странным было не только лицо, но и тело. Оно очень походило на человеческое, но было с повышенным уровнем волосатости, а на ногах вместо пары модных кроссовок обычные дешёвые… копытца.
— Не боись, малец. Мы тута местные, — сказало нечто, усаживаясь поудобнее на ветке. Ростом это существо было даже ниже самого Феди.
— А я и не боюсь! — смело ответил парень, выпятив грудь вперёд и с интересом разглядывая персонажа. — Меня, кстати, Федька зовут, — уже не так уверенно продолжил он, — а-а-а-а-а-а, вы эти! Сейчас вспомню, я в книжке видел! Сортиры!
— В общем то, сатиры мы, — немного обиженно сказал рогатый, — меня зовут Паропий.
Федя стоял напротив дерева, на котором сидел Паропий. Никогда ничего подобного наяву мальчик не видел. Хотя и испытывал интерес ко всему необычному столько, сколько себя помнил. Читал книги разные, в том числе про духов и всякое волшебство. Но теперь, столкнувшись с этим напрямую, не знал, что делать и что говорить. Немного ещё поглазев и подумав, Федя всё же спросил:
— А другие люди вас тоже видят?
— Нет, как правило, для обычных людей мы невидимы. Редко нас видит кто-то, особенно взрослые люди. Дети вот иногда замечают. — Без особого интереса ответил Паропий.
— Ага, но я как бы не глазами вас вижу… а… как-то… ну… — замешкался Федя, подбирая слова.
— Ну дык правильно, дубина! — немного грубо ответил Паропий и рассмеялся. — Глазами то нас как раз и не увидишь. Иначе надо смотреть, вашим внутренним зрением. Глаз то несовершенен, а вы всё глазеете и глазеете вокруг. — Он округлил глаза и сделал смешную рожицу.
Федька не обиделся, уж больно ему было любопытно. Поэтому он спросил:
— Так, сатиры значит. А кто вы вообще такие? И много вас тут?
— Мы, как бы это… — Паропий замялся, — знаешь, жрать охота! Ты принеси поесть чего-нибудь, а? Тогда и поговорим. Чё трындеть на голодный желудок? А там, глядишь, я не только тебе расскажу про нашу братию, но и помогу чем-нить.

Федя согласился и договорился прийти после обеда. Пообедав в больнице быстро, как молния, парень завернул в салфетку тефтелю, которую подавали с кашей, взял пару галетных печенюшек, которые принесла ему мама, и яблоко. Всё равно яблоки он не очень любил. Чуть ли не бегом Федя бросился к месту встречи. Но там никого не было. Мальчик немного постоял, посмотрел вокруг.

— Может мне это всё привиделось из-за уколов и таблеток? — как бы сам у себя спросил Федя.
— Чё говоришь?! — из-за кустов вышел Паропий. — Чего стоишь, как истукан? Позвать надобно. Я бы сразу и пришёл. Не буду же я тебя тут караулить… дел у меня и так полно, — соврал он.

Федя положил продукты на землю, недалеко от сатира. Тот всё осмотрел, спросил нет ли винца или настойки какой-нибудь «на крайняк», но потом всё равно одобрительно кивнул, улыбнулся и поблагодарил скромным кивком добытчика.
— Короче, дУхи мы, — начал рассказа Паропий, вгрызаясь в яблоко. Федя заметил, что хотя оно и в руках сатира, но в то же время и остаётся лежать на земле. «Как так?», — только и подумал он.
— Дрееееевние духи, значит, — продолжался рассказ, — тебя тогда ещё, как Федьки, не было. Мы Духи Природы и Жизни, даже Веселья. Живём вот в таких местах, где людей поменьше, а природы побольше. Раньше с вами дружили, даже со скотом и урожаем помогали, а теперь, — Паропий вздохнул, — в общем почти не общаемся.
Может быть, Феде и показалось, но на мгновенье лицо духа стало из озорного и постоянно веселого, каким-то мрачным и даже, можно сказать, печальным. Но длилось это лишь мгновение.
— Мясо не люблю, а за фрукты и печенье спасибо! Так вот, о чём это я…
— Ты говорил, что вы духи природы, жизни и всего-такого, — подметил Фёдор краснея, — но, если честно… вы больше на… как бы это сказать… на чертей похожи.
Пауза длилась недолго. Но она всё же была. Такая неудобная и нелепая. Парень даже успел пожалеть о том, что сказал. А Паропий многозначительно посмотрел на него, перешёл через тропинку, залез всё на ту же ветку и сказал:
— Сами вы, люди, как черти! А мы — Духи Природы и Жизни! Мы — дети Земли! Нет в нас ни капли инфернального. Вот, ты сейчас чувствуешь могильный холодок, страх, смерть, может быть кромешный ужас или нечто подобное? — Отвечая на вопрос, Федя покачал головой из стороны в сторону, немного, однако, перед этим подумав и даже как бы принюхиваясь. — Вот видишь! А всё потому, что мы не имеем к этому отношения. А внешность наша… Ну, животная она в нас и человечная одновременно. А что ты хотел? Мы же духи природы! Дикой природы, дубинушка! Вот и внешность наша, почти что животная, какие тут противоречия?

Феде, если честно, даже стало немного стыдно. «И откуда у меня взялись эти мысли про чертей и бесов? Глупости какие-то…». И словно отвечая на его вопрос, Дух Природы и Жизни сказал:
— Вас некроманты христианские с толку сбили, мы это знаем. И печалимся от этого. Верхушка христианская сплошь некромагическая. Вот они то как раз и работают с Силами Смерти. Это не плохо и не хорошо, просто так, как есть, — маленькой веточкой Паропий выковыривал яблочные косточки из зубов.
Мальчик, который уже сидел на пеньке рядом с деревом, почти ничего не понял. Но для приличия угукнул.
— Жизнь, как оборотная сторона Смерти, — продолжал говорить сатир. — Можно сказать, что всё вокруг перманентно умирает, но можно и сказать, что жизнь всюду! И смерти как бы нет вовсе, ведь всё просто трансформируется из одного состояния в иное и никуда не исчезает.
 Посмотрев куда-то вдаль, Паропий сказал:
— Вот так и мы, не исчезаем, но уходим в другие места и даже Миры. Потому как пластик ваш терпеть не можем. И становится нас в ваших краях всё меньше и меньше. — После этих слов дух почему-то улыбнулся. Федя не знал, что сказать и просто сидел внимательно слушая.
— Знаем мы, что вы, люди, сейчас затурканы и вообще не по понятиям общегалактическим живёте, а всё потому, что время такое, дурацкое. Вот вы в невеж и превратились. Тёмное от светлого не отличаете, не понимаете, где какая энергия и где какая сила. А некоторые из вас вообще в видимый мир свои глазёнки вперили и кричат «Мы материялисты, значит!».
Паропий засмеялся, и Федька тоже. Уж больно артистично была сказана последняя фраза.

— Мало ведающих людей осталось у вас. А те, кто что-то знают, как правило, молчат, потому как не хотят быть обсмеяны или закрыты в дурдом.

Они так посидели ещё какое-то время. Федя ничего не спрашивал, грустно ему как-то было. А с другой стороны, он открыл для себя такую грань… такую! Ну просто Жизненная грань открылась для него какая-то! И не в духе дело, и не в его видимой форме. А в том, что Жизнь ведь действительно есть всегда, не только Смерть. Это словно две стороны одной монетки. А монетка та — Бытиё. И видеть эту Жизнь можно всюду и даже, оказывается, наблюдать, как она из одной своей формы превращается в другую. Просто это, но и странно как-то.

Дул лёгкий ветерок, потихонечку вечерело.
— Ладно, парень, пора тебе. Я уж подсоблю, чтобы тебя выписали поскорее и жизненные силы в тебе восстановились. Я бы рассказал, как тебе Жизнь постичь более прежнего, глубже что ли… но чувствую, что рановато ещё. Может быть, потом как-нибудь. — Паропий подмигнул Федьке и был таков.

«Ушёл», — только и скумекал Федя. Полный впечатлений он побрёл в палату. А уже на следующий день анализы оказались очень хорошими и его выписали. Сказали, мол, долечишься дома.

В день выписки Федя стоял у окна и смотрел в сторону заброшенного парка и того самого дерева. Стоял так долго, пока не услышал голос матери:
— Федечка, поехали!

Парень постоял ещё пару секунд и всё-таки увидел, как кто-то, вроде бы, махнул ему мохнатой рукой из-за ветвей.

И.
Сентябрь 2018