Марина Мнишек

О, как оно, желанье быть царицей,
вонзается в мясную сердца плоть!
Не пляшется, не естся и не спится,
ничем желанье то не побороть.

А русскою царицей, так тем паче, –
Москва прельщала многих юных дев.
Но та, что с ней не справится, поплачет,
погибнет и косой не поседев…

Любви не знала хваткая шляхтянка,
любовь свою на титул променяв.
Жена у самозванца – самозванка,
и трон её заведомо кровав.

О, как Москва, в цветеньи пребывая,
её к венцу желанно не ждала!
Но отступить от призрачного рая
она по доброй воле не могла…

Бояре молча ели за столами.
А ей корона, голову сдавив,
светила разноцветными камнями,
и гусли пели свадебный мотив.

Недобрый знак – трапезничанье вилкой.
Боярам и столичной знати – страх.
А на устах у Дмитрия – ухмылка,
ему сидеть приятно в женихах…

Царицей быть всего одну неделю?!
Да как посмела с ней играть судьба?!
И вот уже другой в её постели. 
С другим – не у позорного столба.

Но Смута – хуже, чем четвертованье,
она гнала её по городам –
с Ворёнком, с малолетним сыном Ваней,
к Неглинным не пуская берегам…

Все времена Москва слезам не верит
и не прощает тёмные дела…
В Коломне, в башне, за закрытой дверью
она с тоски надрывной умерла.

А голуби, воркуя на карнизах
и кувыркаясь в небе на лету,
как ангелы в крылатых белых ризах,
оплакивали дерзкую мечту…