Гаремы 2. Евнух

           Евнух

В таинственной дворцовой глубине,
у светлых стен султанского гарема
седой и старый евнух в полусне
сидит, главу склоняя на колена.

За ним цветёт почти что райский сад,
и в нём, оплакав все свои потери,
навек сюда попавшие, как в ад,
тоскуют ослепительные пери.

И слушая печальный щебет их,
на разных языках и всех наречьях,
ещё угрюмей морщится старик
и всё согбенней опускает плечи.

А ведь и он когда-то был любим,
красив, могуч  - громада мышц и нервов.
Недаром сам сиятельный Селим
гордился им, как лучшим из аскеров.

Среди придворных чопорных вельмож,
хоть всеми чтим, но вовсе не вельможен,
он был как схожий с ятаганом нож,
в порыве гнева вырванный из ножен.

А уж когда на  празднествах не раз
он побеждал, с палванами сражаясь,
за ним следили сотни женских глаз,
ему в мечтах счастливо отдаваясь.

Был стар султан. Былую страсть презрев,
он окроплял красавиц еле-еле,
И сотни звёздных сладострастных дев
без ласк мужских  страдальчески старели.

Порой пытались евнухов привлечь.
Пусть оскоплён, но, может, что-то сможет,
хоть палача грозящий чёрный меч
довлел над каждым осквернённым ложем.

И если в грёзах, в томной тишине,
сливалась с кем-то юная плутовка,
то за измену даже и во сне
могла слететь прелестная головка.

Но до султана доносился слух,
летящий от Стамбула до Багдада
и далее, что он – плохой пастух-
устал пасти своё девичье стадо.
 
И что пока он курит свой кальян
и в немощной тоске изнемогает,
в его гареме  часто по ночам
его аскер любимый заменяет.

Взревел султан. И в первой же ночи,
в предутреннее дрёмотное время
нагрянули с Селимом палачи,
резню надеясь учинить в гареме.

Но фантазёрок оберёг Аллах. 
Никто чужой не спал в чужой постели.
Лишь факелы дымились на стенах,
и евнухи у врат в гарем храпели.

Казалось бы, о чём теперь грустить?
В подлунном мире всё тебе подвластно.
Но, не желая рогоносцем слыть,
решил султан усилить безопасность.

И доведя задумку до конца,
возненавидев молодость без меры,
он обратил в бессильного скопца
когда-то столь любимого аскера.

И словно бы оказывая честь,
назначил Главным евнухом гаремной,
не думая о том, какую месть
взрастил в душе униженной и гневной.

Уже готов был яростный клинок
пронзить насквозь раскормленную тушу,
но тут владелец туши занемог
и второпях отдал Аллаху душу…

Его сменил на троне сын его,
таких же нравов и таких же правил.
И стражем у гарема своего
отцовского же евнуха поставил.

Ползли недели, месяцы, года,
а евнух проводил там дни и ночи.
Седея, осыпалась борода,
и сохло сердце, и тускнели очи.
 
И всякий раз, когда девичий смех
вдруг доносился ласточкой крылатой,
он проклинал в безумье женщин всех,
т а к, как безумно их любил когда-то.