как первая из молитв

я в порядке, слишком ленив для молитв.
в палатке мешком лежит скользкий тип.
пусть под головой вонючий пуховик - мой нимб.
пусть мой тихий вой - мой скрюченный постыдный вид -
моя первая из молитв.

пусть мое присутствие обозначат контуром,
пусть орудуют трепетом,
пусть побеждают мертвые,
и умирают бедные.
пусть, кто в самый низ проник, говорит шепотом,
или слезным грохотом нарушит бледную тишь.

молись.
в самый трудный час,
когда люди не глядят на нас,
а если глядят - отвернись.

не помощи, но черноты,
гуще, чем грозовая туча, что в стакане вспучилась,
первый раз моли.

и чтобы соседям стало лучше.

вспомни свой дом,
который погиб,
пусть пожгли или избыток воды,
все равно на месте него
горелый погром, пыльный чертополох
или плесневелый гриб.
родина – это детский стих.

вспомни же миг,
когда решился признаться другим.
когда начал обманывать, но в самой красивой из лжи.
когда рассказал о карманной любви,
тогда ты ее закапывал в самую белую из могил

и вроде бы жил.

а все, что потом – лишь во имя памяти.

забудь же родных.
пусть родной каждый тот,
кто рядом духом поник.
пусть родной каждый тот,
кто тянет за воротник,
пусть родной в горле песок,
пусть родной горный родник.

забудь же слова,
пусть слова, что они говорят –
блик,
пусть слова, что они говорят –
картины слепых,
пусть слова, что они говорят –
лишь тупые мечи, и потеряна рукоять.
обоюдоострый язык у того,
кто не использует болтливый яд.

а все, что здесь сказано – брехня.

выбирай лишь врагов,
от врага растет ветвь,
наш единственный враг – смерть,
и из ее гнойной раны у сердца
торчит вишневое дерево.

корни в ее крови.
твоя голова – белый храм на Нерли.
кровь ее омывает лицо тебе.
ты сполна напьешься из вод ее.

мой оберег создан, чтобы не хранить.

моли за неба огромный свод,
что висит среди семи пустынь,
что есть синь среди других, кто пыль,
и ты держись за него рукой, как за ничто.

ведь он будет вести.

да и Бог с тобой.