Миф

Дед разбудил.
Он умер давно, но детство
вернулось во снах.
Дед поучал.
Горстями
мне подавал чернозем,
говорил:

– Артем, коль ты
здесь,
(а дело было в деревне)
Я жду от тебя земледелий,
силой младой возрастить помоги
картофель, томат, топинамбур, укроп.
Из рук ты моих
принимаешь,
Но благодарно знакомое
“бог тебе в помощь”
на зиму ты не засолишь.
Пахота, полка, парник, колка дров, –
любое из дел
благодарнее слов.
Ты не гость здесь, работай, –
мы так живём.
– Дед кончил и взглядом
как будто бы добрым
просил не ответа…

Я ответил в сердцах,
скрывая свой гнев неумело:
– Дед, я немного другой,
я живу между гряд.
Я полагал,
что акт передачи тобой
мне природных даров
есть не товарный обмен, а
суть знак нашей связи,
симпатии, символ любви, что будет
питать и цвести и косвенно приносить
в духовном, в поэзии, в поиске истин
плоды.
У меня есть глаза,
чтобы видеть, как ты наступаешь на грабли.
Привыкнуть к земле слишком просто,
сложнее взлететь.
Дед, в те редкие дни,
когда гостем желанным ты в доме
моем,
мне больно видеть тебя
должником,
спешащим вернуть нечто, что дорого мне.
Не требую я
программировать стих помогать
лишь за вино, сигарету и чай.

Молвив сие,
я превратил свои руки
в звонко поющие сабли
и c металлическим лязгом
я снёс деду ноги стремительным жестом.
Стопы,
колени,
за доли секунды,
в пляске, в полете, в прыжке
моментально ладони,
руки по плечи, кости, что масло,
вращая холодную сталь со свистом секущего ветра,
в фарш (!) я изрезал дедово тело
технично.

И лишь голова его молча смотрела.
Мой член превратился в третью руку.
И этой десницей сжимая
посох тяжелый эдипов,
я детство прикончил,
присвоил долги.

Он стал истекать.
Его кровь оросила привычную
мягкую землю,
бархатом цвета она поросла и душистой травой,
На ней я возлег.
И проснулся.