Ласковый вереск, синяя бирюза...

Ласковый вереск, синяя бирюза, пахнет смолою каждый древесный сруб.
Думалось много – только не рассказать, не сковырнуть двух слов с обожжённых губ;
Я-то: другим пример, как не надо жить, как не изрезать душу о чью-то боль.

«Ведьма! – кричали, – Ведьму скорей держи!..»

…Знаешь, с тех пор, как встретились мы с тобой, я ослабела, стала как топь с болот, вязкая, да бесполезная злая муть – раньше я думала: «Кто ж тебя подберёт, маленький рыцарь, легший навек уснуть в травах моих после боя за короля, в травах-дурман да в травах-иди-ко-дну...»

Старая ведьма вслед прошептала: «Зря»
Плюнула, да оставила вот одну.

Я притащила смертного в чёрный дом – дикую хижину страшных и древних ведьм,
Сделала кровь смолою и сердце льдом, чтобы никто уничтожить не смог бы впредь,
Чтобы об грудь твою – отскочи, стрела! – вражеским силам разбиться и пасть в бою.
Спи, королевич, я сделала, что смогла.
Спи, завернувшись в звёздную шаль мою.

***
Дни проходили – таяли, как вода; в кожу врастал загар золотых лучей.
Ты говорил – останешься навсегда, что до меня, конечно, бывал ничей, только война и меч были на уме, вина, да всех друзей боевая рать.
Я подшивала ниточки на кайме, в речке рубаху шла поутру стирать, воду носила, варила густые щи, всё улыбалась, знаю, мол, не уйдёшь.

Старая ведьма сказала мне: «Не ищи
Добра от того, о чьё сердце погнётся нож».

Я ей не верила – что мне её слова? Рыцаря сердце верно лишь мне одной – я ему часть души своей отдала, сделав броню в груди его ледяной, кто бы принёс мне зло, я же тьме – дитя, я же праправнучка бабки своей, Лилит, так и бреду по свету, смеясь, шутя, дар мой любого смертного исцелит – мне благодарны люди: я лет уж сто травы сбираю с самых заветных мест, зелья варю, готовлю живой настой, всё это мне доселе не надоест, коли бегу вперёд – не ищу привал, коли берусь за дело – то до конца.
«Рыжая бестия» – рыцарь меня назвал,
Тихо сдувая прядь с моего лица.

***
Дни проходили – таяли сахарком в рюмке абсентовой, словно в огне свеча.
Кого полюбила, столько пеклась о ком, запропастился, в город уйдя на час, я заждалась его, духа моля: «Спаси, если в дороге, или не может встать», я призывала мощь древних чёрных сил, светлые силы просила его сыскать…

Старая ведьма хохочет: «Пришла пора –
Кто же тебя, убогонькую, спасёт?»

Я прождала любимого до утра. Утром явился ко мне весь честной народ – кто с топором, кто с вилами, кто и так, с жалкой ухмылкой: «Попалась мол, получай».
Я им не враг – какой я им, к чёрту, враг? Я им – крыло хранителя из-за плеча, я им – древнейший щит от мечей и стрел, крепкий отвар и целительные слова…

Вечером костёрок подо мной горел, оранжевой масти, как моя голова.

***
Ласковый вереск, синяя бирюза, белая пташка с лужи зеркальной пьёт.
Старая ведьма пришла, чтобы рассказать, глядя на тело выжженное моё,
Сёстрам моим в назиданье, мол, вот те на – как же пропала деваха,– «совсем зазря».
Рыцарем смертным сделалась вдруг больна, тем, что согласно нашего короля
Последним указам выдал её властям (за сумму большую, конечно, не просто так),
Чуть позже его показали по новостям – он вскоре вступил в хороший удачный брак,
Купил себе двушку – наличкою, не в кредит, красотка-жена наследника родила,
И сердце его ничто не побередит, ни совесть, ни дюже вражеская стрела.

***
Пой мою песню, ласковый менестрель, струны терзай на потеху большой толпы,
Я отлиняю снегом через апрель, лягу травой у края лесной тропы,
Рыцарь пройдёт один, благоверной без, в общем-то, и не думая ни о чём.
Рыжий кленовый лист упадёт с небес да на родное, выстраданное плечо,
Воин покрутит в крепких своих руках, только нахмурившись, вдруг побежит назад.
Пой, моя лира, песенку в облаках:
«Ласковый вереск, синяя бирюза…»

30 апреля 2018 г.