Пороки именитых

    Орнитологи из Мексики   
    обнаружили,
    что некоторые птицы,
    оказывается,
    целенаправленно собирают.   
    сигаретные окурки на   
    улицах городов и раскладывают в своих гнездах, таким образом избавляясь от блошек-мандавошек...

 
   Пушкин курил сигары. Об этом, писал его современник Никитенко. 
   Сигары курил Лермонтов, Гончаров, Чехов, Толстой ... 
   17-летний Блок любил изъясняться парадоксами и картинно курить.  
   «Есенин много ел, пил, в промежутках между едой курил, не забывал подгонять гостей и много говорил, говорил...»   (Вольпин) 
   Дениса Васильевича повсюду сопровождала его неизменная трубочка, которую он набивал сам и курил целый день, несмотря на свои недуги, кашель и удушье.  
   Гиппиус испытывала пристрастие к мужской одежде, мужским псевдонимам, мужскому лирическому «я» в поэзии и курила преимущественно ароматизированные папиросы. 
   Цветаева так же курила, да еще как. Из воспоминаний дочери Ариадны Эфрон:
"Курила: в России — папиросы, которые сама набивала, за границей — крепкие мужские, в основном сигареты с кубинским табаком".
   Анна Ахматова без папирос не могла - курила по две пачки в день(до 1951 года - первого инфаркта)
   (Кабинет Пунина - Музей Анны Ахматовой) ...в это время Ахматова много курила: ее любимые папиросы – «Сафо» или «Звездочка».
   «Просыпаюсь и курю... » - Александр Межиров 
Поэт Александр Межиров. Стихотворение «Просыпаюсь и курю... » ...
   Иосиф Бродский курил.
   Курил трубку Костантин Симонов 
   Курила Ольга Берггольц...
   (список нескончаемый)

   Паустовский:
«...Таким плохим было время, когда я ушел летом 1924 года из газеты «На вахте» и перешел на работу в телеграфное агентство РОСТА. Туда меня затащил Фраерман, переехавший в Москву из Тифлиса.
   Поначалу я зарабатывал в РОСТА очень мало. Я все еще жил в Пушкине и никак не мог устроить свою жизнь более сносно. Каждый месяц у меня дней за десять до получки кончались деньги. На еду еще кое-как хватало, но на папиросы не оставалось ничего.
   Беспрерывно «стрелять» папиросы у друзей и знакомых было неловко и в конце концов невозможно. У этого занятия тоже был свой предел.
   Тогда я совершенно неожиданно открыл простой и бесплатный способ добычи табака.
   Я выходил в Пушкине к полотну Северной железной дороги и шел вдоль путей, подбирая все окурки и так называемые «бычки», выброшенные пассажирами из окон вагонов. По пути от Пушкина до Клязьмы за какие-нибудь три километра я обычно набирал до двух сотен окурков.
   Постепенно у меня накопились ценные наблюдения и над окурками и над курильщиками.
   Некоторых курильщиков я презирал, а к другим, правда, немногим, чувствовал симпатию и благодарность.
   Не взлюбил я тех, кто докуривал папиросы до картонного мундштука. Очевидно, это были люди расчетливые и скупые.
   С одобрением я относился к курильщикам нервным и капризным. Они никогда не докуривали папирос до конца, а сплошь и рядом выбрасывали их после одной-двух затяжек.
   Сначала я собирал окурки один и скрывал это от Зузенко. Но вскоре проницательный капитан догадался, откуда у меня появились запасы разносортного табака, пришел в восхищение от моего открытия, и мы начали собирать окурки вместе.
   Это были и веселее и добычливее.
   Добычливее потому, что у Зузенко было острое капитанское зрение. А веселее потому, что окурки давали нам пищу для совместных выдумок, острот и насмешек, а в редких случаях – и для торжества.
   Так, мы торжествовали, когда нашли на путях резиновый кисет, набитый легким табаком, и толстую сигару – совершенно черную и едкую, будто ее вымочили в селитре. Ее, должно быть, уронил какой-нибудь иностранец – пассажир сибирского экспресса («капиталистическая раззява», сказал о нем Зузенко).
   Изредка мы находили окурки со следами губной помады. На оттиске от женских губ всегда оставалась легкая сетка морщинок.
   Зузенко утверждал, что рисунок губных морщин у всех женщин был совершенно разный, подобно тому как разнятся у людей линии на большом пальце руки. Такие окурки вызывали у капитана взрыв фантазии. Он полагал, что по линиям губ можно было находить потерянных людей или отыскивать преступниц.
   Цвет губной помады соответствовал, по мнению капитана, характеру женщин. Очень алая помада выдавала пылких южанок, розовая – наивных стрекотух, желтоватая – женщин загадочных и властных, а синеватая – нерях.
   Довольно скоро мы заметили, что окурков на перегоне Пушкино – Клязьма становится все меньше. Тогда мы начали доезжать из Пушкина до платформы Тайнинка и оттуда уже шли пешком вдоль дороги до Лосинки. Так были открыты новые богатые россыпи окурков.
   Возвратившись домой, мы отрезали от окурков обугленные концы, высыпали чистый табак, тщательно перемешивали его, сбрызгивали водой и сильно нагревали на времянке, – «фементовали», как торжественно говорил Зузенко. От этого табачная смесь теряла горечь и курилась в самокрутках легко и приятно.
   Зузенко даже предлагал написать вдвоем руководство по заготовке и переработке табака из недокуренных папирос. Он считал, что может получиться полезная книга со вставными сюжетными новеллами. Она будет пользоваться бешеным успехом, не меньшим, чем широко известное в Америке «Руководство по ограблению почтовых поездов», изданное в Чикаго.
   Зузенко читал эту книгу и уверял, что она была полна разумных советов. Шутки шутками, а такая заготовка табака при скудности нашего существования нас очень выручала...»