Царевна сон

            Царевна
             (сон)

Из глинища сарматского кургана,
что посреди степи торчал, как горб,
отрыли археологи престранный,
окованный цепями медный гроб.

По обок с ним сверкали два потира
и два ножа на блюдах золотых,
как будто приготовленных для пира
и тайных встреч влюблённых молодых.
 
Под стрекот кинокамеры тревожный,
взволнованные, в глине и в пыли,
мы эти артефакты осторожно
из недр поочерёдно извлекли.

Когда же гроб подняли из могилы
при ярком солнце в полуденный час,
его сиянье жарко ослепило,
как будто стрелы поразили нас.

Как будто вспышки молний быстротечных
в глаза вонзились, вырвавшись из тьмы.
Почти минуту, а быть может, вечность,
в себя от шока приходили мы.

Ну а когда сбивать принялись цепи,
когда последний скреп со звоном пал,
внезапно из доселе тихой степи
на нас помчался  всё крушащий шквал.

То опадая, то опять взвиваясь,
светлейший полдень превращая в ночь,
он нас обвил, как будто бы пытаясь
и нас, и гроб с собою уволочь.

И вдруг иссяк, как будто бы и не был.
И снова степь по-летнему ясна,
и вновь над миром серебрится небо,
и мы стоим, балдея, как от сна.

А гроб открыт. И в нём лежит Девица
немыслимой восточной красоты.
О, если б кто увидел наши лица,
все наши искажённые черты!
       
Рождённая в каком-то древнем веке,
лежала Дева в тоге и венце.
И нам казалось, что дрожали веки
на неподвижном, но живом лице.

И абрис нежных губ, поджатых гневно,
изгиб бровей, и весь прекрасный лик  -
как будто выдавали в Ней Царевну
из рода самых  бешеных владык.

В Её груди вонзённая, как жало,
безжалостной и твёрдою рукой,
темно торчала рукоять кинжала,
украшенная вязью золотой,
а два больших алмазных скарабея
над раной замыкали тесный круг…

И я, от потрясенья холодея,
в Её чертах Тебя увидел вдруг.

Да, сквозь года,
сквозь мрак тысячелетий,
явились,отсчитав века назад,
и этот  лик, и нос, и  губы эти,
и эти чуть раскосые глаза.

И снова жизнь, убитая бесстрастно
рукой ревнивца, иль в иной борьбе,
всезримо, всебожественно, всевластно
дошла, домчалась, возродясь в Тебе.

Я был сражён!
Но в эти же мгновенья,
молниеносно, прямо на глазах,
как продолженье смерча, сила тленья
волшебный образ обратила в прах.

Сухие кости трескались, слабея,
отмерший локон трепетно дрожал,
и лишь сверкали оба скарабея
и обнажённый полностью кинжал…

Но это сон!
 
В мансардное оконце
струился нежный васильковый свет
и первый луч проснувшегося солнца
скользнул на твой рисованный портрет,
где яркая старинная камея,
(О, Господи, спаси и пощади!),
сверкнула, словно призрак скарабея,
на  т о й  девичьей царственной груди.