Директору совхоза Чикский Зибареву Максиму Фёдоров

                Поэма
                1
Знойным летом после жаркого труда
Я доехал до заросшего пруда,
Где Камышинка впадает в речку, Чик,
Там всегда рыбачил чикский весовщик.

Но на этот раз я был совсем один
Среди множества божественных картин,
И за вечер не промолвил слова я,
А сибирского всё слушал соловья.

Мне кукушка на берёзовом суку
Всё чеканила года, звала тоску,
Я ж не мог не повернуться, ни шагнуть,
Всё боялся их движением спугнуть.

От всего моя кружилась голова
И я чьи-то вдруг начал шептать слова:

"Понятна истина сия, в густых кустах и на опушке,
Разнообразье соловья и повторяемость кукушки.
Он в сердце бьёт, но и она в душе затрагивает что-то,
Ошеломляюще сильна, непредсказуемостью счёта".

А под сердцем, будто уголь тихо тлел,
Взял бы камеру, я всё б запечатлел.
Но, читатель, я стихами расскажу
Раз уж в записи тот Рай на покажу:

Отражались в речке чикские луга,
Облака, ржаное поле, и стога,
Кони шли через кусты на водопой,
Им известной лишь, извилистой тропой.

Становились у воды спокойно вряд
И, недавно видно люди говорят,
Будто кони если рядом воду пьют,
А кукушки счётом долго в душу бьют,

То под взглядом у коней припомнишь ты:
Жизнь прошедшую, всех близких и кресты.
На меня ж смотрели две полсотни глаз,
Словно я подал какой-то странный глас.

Я ж сидел, молчал, про удочки забыл,
В сердце тихо разгорался кровный пыл.
Все мозги окутал памяти туман,
Я искал бумагу - вывернул карман.

Я о Зибареве думал всю ту ночь:
Как мне жизнь его в поэму превозмочь?
Вот такой я дал тогда себе обет,
Мол, о нём составлю истинный портрет

И пока ещё я вижу и дышу,
О Максиме всё, что знаю, опишу.
Только дай Господь, чтоб в памяти ясней
Проплывали все картины прошлых дней.

                2
Да! Велик наш и богат Чикский совхоз!
Говорил так старый, худенький завхоз.
Он твердил об этом гордо каждый день,
Мол, в совхозе шесть огромных деревень,

Мол, в совхозе много пахотной земли,
Мол, луга до Соколовки пролегли,
Мол, скота у нас огромные стада,
Мол, везде у нас чистейшая вода,

Самый лучший всё же наш конезавод,
Самый лучший наш кумыс в Сибири, вот,
Самый лучший элеватор в Светлом наш,
Инвентарь нам поставляет Сибсельмаш,

Метод новый нам любой уже не нов,
У нас больше всех в районе орденов,
Сацтруда у нас имеется Герой,
Коллектив у нас сплочённый, словно рой,

Занимаем мы все первые места,
Эта исповедь как истина чиста.
Мы и в песнях хоть кого пере-басим,
Мол, директор у нас Зибарев Максим!

Он любил ещё добавить слово, вот,
Самый я здесь неподкупный патриот!
А я думал, он завхоз или шутник?
Но тогда лишь дальше в истину проник.

Я ему ни в чём почти не возражал,
Ну, а он всё продолжал и продолжал:
"У нас кузница! Мы кадры здесь куём
И району эти кадры выдаём!

Как в мартене варим мы директоров
И работают они все, будь здоров.
Наш Кутонов поднял Ленинский совхоз.
(Им особенно гордился тот завхоз)

Наш Тупицын в Коченёвском на виду,
Сердюков в Краснославянском на ряду,
С ними хочет быть и будет, погоди,
Он добьётся, у него всё впереди.

Да наш Кравченко возглавил вот Лесной,
А Овчинниковский Полозов весной.
Я поддакивал, я знал: всё это так.
Знал, что Зибарев на выучку мастак.

Управляющих своих он муштровал,
А потом в директора их выдавал.
Так что прав во всём, почти что, тот завхоз
Через Чикский все прошли они совхоз.

                3
Я ж водителем райкома много лет
По Сибири рисовал ажурный след.
Все хозяйства, все посёлки, каждый стан
Посещал я днём и ночью, как шайтан.

С Коротаевым, с Титенко, в дождь и в снег,
С Карабешкиным, не зная тёплых нег,
И с Пузакиным, и с Войтовым в страду
Мы работали, кипели, как в аду.

Посещали от поры и до поры
Школы, ясли, в общем, что для детворы.
Знаем где, в каком хозяйстве какой пруд,
Знаем мы тяжелый весь крестьянский труд.

А крестьяне - это соль родной земли,
Кто б ты ни был, перед ними, брат, замри.
Если б я не знал как пот все льют за хлеб,
Я считал бы, что был в жизни глуп и слеп.

Ты читатель не спеши, ни береди
Все картины нашей жизни впереди.
Только я хоть знаю много разных дел,
Буду делать кое в чём чуть-чуть пробел.

                4
А Герой мой - это Зибарев Максим.
Мы слезой его могилу оросим,
Мы его помянем много, много раз,
Да простит, быть может, он за это нас.

Ведь Максим во всём прекрасный человек,
Раз один земля родит такого ввек.
На работу за ним шли, как будто в бой,
А в бою бы каждый мог закрыть собой.

Хоть Елфимов, хоть Тилинин, хоть Сапсай,
И не надо им команду, мол,-"Спасай!"
Митрофанов, Кузнецов или Бычков -
Это сделали б достойно в сто очков.

Для людей он был - защитная скала,
То степенный, то горячий, как смола.
Но умнейший и мудрейший, не найти
Вот таких, как он, на жизненном пути.

Он любил спокойно так поговорить
И умом, да и смекалкой одарить.
Пообщаешься часок, хотя бы с ним
И захочешь стать таким же, как Максим.

Подражают люди даже и сейчас
Те, кому он говорил: "Ну, в добрый час!"
Да, умел людьми Максим руководить.
И во всём любил итоги подводить.

                5
Делал то, где видел пользу для страны.
Подходил к вопросу с нужной стороны.
С Коротаевым он был накоротке,
Помню - встретятся, стоят рука в руке.

Сколько жизни! Сколько радости в глазах!
Оба щурятся, как щурился б казах.
Улыбаются, глядят и говорят,
Будто сотни лет не виделись подряд.

Уважал его Георгий! Уважал!
Как братишку и встречал, и провожал.
Макс в райкоме и в обкоме - член бюро.
Там решали и лишали - всё было.

Помню, как он контролёра отчитал,
Тот, чуть было, на колени не пристал.
Ох, как он его в райкоме "улестил"
Что-то тот в совхозе там напакостил.

Контролёр всегда считает, что он прав.
Комбайнёрам он показывал свой нрав,
А Максим - он защищал людей труда
И характером был тверже, чем руда.

И стоял пред ним весь красный, хоть большой,
Человек с тщедушной с маленькой душой.
Ну а мой Герой, известнейший Максим,
Мы ему, конечно ж, вольности простим.

                6
Человек он был огромных важных дел
Уж об этом я не сделаю пробел.
Он к Горячеву без стука, как к себе.
Только скажет: "Я по делу брат к тебе".

Это к первому, в обком, к секретарю,
Как защитник перед встречей к вратарю.
Никого так долго Фёдор не держал.
Так, решили всё? Свободен, тот бежал.

А с Максимом Фёдор долго говорил,
Как отец родной его боготворил.
По-отцовски он Максиму руки жал,
Поднимался и до двери провожал.

И Максим работать ехал вновь в район
Для того-то и родился видно он,
Сразу с города в янтарные поля,
А они, как необъятные моря.

Волны хлебные гуляют на полях,
В них заедешь - не найдёшь обратно шлях.
Помню я, как делегация была,
В хлебном поле, словно в море поплыла.

Утонули все в пшенице до ушей
Сорок пять японских взрослых малышей.
Да! Японцы низкорослый всё ж народ,
Им труднее по пшенице лазить вброд.

А Максим заслуженный наш агроном,
С Кузнецовым в мыслях оба об одном:
Как бы сделать для России больше дел,
И сейчас во многом виден их задел.

Ну, а что сказать про чикские тока?
Да в районе лучше нет ещё пока.
Их же строили и знали люди впредь:
Иностранцы будут ехать и смотреть.

Да и едут, скажем, в Светлый каждый год,
Звонят, спрашивают, знают чикский код.
На конюшни ходят, смотрят лошадей,
Там Максимом много вложено идей.

               7
Ох, а как Максим коней своих любил!
Помню, в щёку он красавца пригубил,
А тот выпучил лиловые глаза
У Максима аж от радости слеза

Навернулась. Он коня ладонью трах!
Конь поднялся на дыбы, в глазищах страх,
Задрожал, заржал, запрыгал аргамак,
А Максим его спокойно, словно маг,

Потрепал ещё по шее, потрепал
И жокею в руки повод змейкой пал.
"Уведи,- сказал жокею,- уведи,
Да на скачкам мне, смотри, не подведи!"

И гудел Новосибирский ипподром,
От подков сверкали молнии и гром
Потрясал трибуны, где честной народ
От восторгов открывал всё шире рот.

Каждый, в лёгких придержав горячий дух,
Уж потом кричал, как минимум за двух.
Кто-то выиграл, а кто-то проиграл,
Потому-то может вовсе не орал.

Это ж скачки, а потом пошли бега.
Я уж знал, чья позолочена дуга.
Знал, что чикские несутся впереди,
Остальные, как и надо, позади.

Вмиг проносятся они за кругом круг,
Даже Зибарев встаёт и все вокруг
Поднимаются на ноги и свистят,
Лица потные на солнышке блестят.

Аплодируют, и следует заезд:
Сам Кандейкин из жокейских, ярких звезд,
Старт машину подпирает в левый край
Грудью лошади, стремится, словно в Рай.

Он и занял-то любимый левы ряд
И не даром видно, люди говорят,
Будто он даже не может проиграть.
За него ж районная болеет знать.

Да и Зибарев поднялся, погрозил,
А тот радостно шута изобразил
И рванула старт-машина! Понеслись!
Руки вытянуты, плётки затряслись.

Старт-машина отошла, на боковой.
Кони мчатся, на трибунах шум и вой.
Впереди Кандейкин, в мыле вся Игла,
А потом отстала: силы берегла.

Но затем, опять на финишной, прямой,
Впереди она и мчится, как домой.
У Кандейкина рубаха пузырём,
А Максим кричит: "Ещё раз козырнём!

Пусть соперники все знают, на перёд,
Что от чикских и машина не уйдёт!"
Теперь думаю я, были ж времена:
Кони, седла, скачки, плётки, стремена.

Кони славой превращали в праздник быт,
Искры веером неслись из под копыт.
Чикских знал в Союзе каждый ипподром.
Да! Максим любой вопрос держал ребром.

Слово каждое его имело вес
И коням не ставил козни даже бес.
Занимали кони первые места,
И задача эта, ой как не проста.

А какой был у Максима КРС!
Это ж диво! Там надои, там и вес!
Там растили молодняк, да племенной!
На них глянешь, с экстерьером виден зной!

Я подробней б описал, да только вот,
Придержал меня тот чикский патриот.
Я ему свою поэму показал,
Он читал, вертел и вот что мне сказал:

                8
"Ты вот пишешь, что любил он лошадей,
А ведь больше жизни он любил детей.
Детский садик посмотри какой у нас -
Это ж сказка и для сердца, и для глаз.

Посмотри какую школу сделал он.
Ей, я думаю, гордится весь район.
А ведь дети - это будущность страны.
Бог бы дал, чтоб только не было войны.

Там ребята, как Гагарин, как Титов,
Там строители вокзалов и мостов,
Там крестьяне, рыбаки и доктора,
Кто-то выйдет, как Максим в директора.

Иль возглавит межпланетные дела,
Чтоб над нами вечно радуга цвела."
Он задумался, добавил слово: "Вот,
Если только ты районный патриот,

То посмотришь нашу школу и музей,
Документы, фотографии друзей,
Там же много ветеранов соц-труда,
Ты их знаешь, ты же ездил к нам сюда.

Помнишь ты корреспондентов привозил,
Я тогда, как все сорняк косой косил -
В недоступных нашей технике местах.
Да ты вспомни, мы обедали в кустах.

Да не вспомнить это просто тебе грех.
Нас тогда фотографировали всех.
Да там девочка-красавица тогда
Показала, как их дед косил всегда!"

                9
И я вспомнил: Там работал сам Максим
И совхозные все служащие с ним.
Вся конторская, весёлая толпа
Вырывала всё у каждого столба,

Чтобы чистым был, как солнце чикский хлеб
Обрабатывали все опоры ЛЭП.
А завхоз тут вновь продолжил разговор:
"Что стоишь-то, заходи ко-мне во двор.

Да сорви цветов, пока готовлюсь я.
Сходим к Зибареву, мы же с ним друзья.
И... к могиле подошли, стоим рядком,
В глотке, будто бы, застрял огромный ком.

Друг налил, и что ж услышал, после я -
Оглушительные крики воронья.
Поднялись огромной стаей, в один миг
И я, глядя, на ту стаю, сразу сник.

Друг мой вздрогнул, еле вымолвил: "Ну, вот.
Я сюда хожу бессчётно каждый год,
И от них моя кружится голова".
Окрестился, слёзно стал шептать слова:

"Закатилось солнце, как за горизонт.
Потускнел теперь над нами неба зонт.
Потускнел теперь над нами неба зонт.
Закатилось солнце, как за горизонт.

Оросим слезой могилу, оросим.
Спи спокойно, солнце, Зибарев Максим,
Спи спокойно, солнце, Зибарев Максим.
Оросим слезой могилу, оросим.
           _________