Какая-то суббота. Часть 1

Вкусно-зеленые листья, глянцевые, отражая трепещущий солнечный свет, казались местами бело-нежными. Засохшие капли дождя, виднеющиеся на стекле, если сфокусировать взгляд, напоминали о безумном ливне, который низвергнулся на тех выходных. Говорят, за день выпала месячная доля осадков.



В вагоне разлетались голоса торгашей, пассажиров, их телефонный шёпот-рокот, и было чуть душно, наверное. Влажный, сжатый воздух вместе с автографами дождя, листва с бликам, остающаяся позади сбоку, попеременно сменяющаяся промышленными застройками, толкали ход мыслей в сторону воспоминаний о прошедшей субботе.



Происшествия, истории, конфузцы, случаи позади, за спиной порой сковывали движение мыслей назад, хотя мне было не так много лет. Но я никогда ни о чем не жалела. То лето я встречала с закрытым сердцем, широкой улыбкой, беззаботной забвенностью, которую вызвал груз преобладающих мыслей. И обстоятельства, конечно, повышали уровень необходимой собранности, я все же, как той весной, все неприятные неприятности отбрасывала, отдаваясь порывам, волнам и всплескам. Их переживала с музыкальным сопровождением, и, разумеется, людьми, которые вместе со мной отдавались ей целиком, любили океанически.



Тем летом я вжилась в образ: волшебный, уверенный, успешный и легкий, который нарисовался в мыслях сам собой, как только впервые погрузила свои ноги в танцполы московских ночных заведений. В местах, что меня прельщали и манили, где музыка была той самой, каждую ночь встречала приятелей, знакомых, друзей. Их было много. Они были разные: и по степени вовлеченности во всю эту историю, и по уровню разумности, и по характеру общения. И каждый вечер я знала, что направляюсь не только к мелодиями, завораживающим и манящим, но и к людям, встречающим улыбками и объятиями. Посещение мероприятий, мест было уже совсем другого уровня – не тот случай, когда ты приходишь в клуб выпить-поплясать; ты готовился к погружению в другой свой мир, отделенный от остального. Ты шел в свой второй дом.



Все в своей голове носят хотя бы одну трогательную, глупую, смешную мечту, что заставляет местами краснеть, но от приближения к ее воплощению трясет, щекочет, рябеет. Так и я, с нежным ликованием, каждый раз проходя сквозь двери, чувствовала себя «своей» в нужных местах. Количество и качество новоиспеченных знакомых придавали уверенности еще. Это делало меня счастливой.



Прошлая суббота занимает особое место в моих душевных антресолях. Состояния проникновенной эйфории, восторженного самолюбования и сверхъестественной уверенности я достигла с помощью открытости души, умеренной рациональности, отказа от межполых связей, пренебрежения плотских утех. От всяких попыток меня с выбранного пути столкнуть, переманить, отбивалась и отталкивалась стойко, безукоризненно. Не сомневаясь ни на йоту, зная наверняка, что влюбленность, сносящая и разрывающая, мешает моему спокойствию, следовательно счастью. Стремление к нему только мной и правило тогда. Тяжбы, терзания, убийства и разрушения себя, взрывы, конвульсии и тайфуны, оставшиеся позади, были вечным напоминаем и предостережением, заставляли помнить всегда. С их помощью я открыла новое пространство, в котором понятийный аппарат выстраивался, отталкиваясь от глубинных сердечных связей.



Дождь струился, образуя стену настолько плотную, чтоуже на пяти метрах пред собой ничего невозможно было разглядеть. Но и он не освежал мой рассудок. Суббота переменила меня внутри, хотя может и не совсем так…События дня запустили стремительный и убийственный механизм, который повел меня в направлении противоположном заданному мною курсу.



Перебирать ногами в танце было сложнее обычного: напольное покрытие стало влажно-вязким. Но это не заставляло меня останавливаться: раздавая брызги из под подошвы, лицом ловила набеги ветра. Он был чуток и заботлив. На пряном, молочно-голубом небе размазались облака, напоминая масло, нанесенное на ломоть хлеба тонким слоем. Казалось, оно пахнет имбирным печеньем и говорит: «Давай, не бойся!». Танцем я выразила все, что хотела сказать, но не скомпрометировала себя никак более. Стягивая себя цепями, прибывая на чеку, контролируя каждое движение, вдох, под вечер слегка подсдала. Но за рамки не вышла.

  В вагоне отстукивали ритмы всем известные, отсылающие ассоциативно к минималу. После отрицания всегда следует принятие. И если бы жил на свете человек, способный сказать «чувствуй» и почувствовал, то он, верно, такие бы дела творил…и уж точно, был бы счастлив! Таких талантов не имея, я оставалась только с единственным исходом – примириться, принять.