Little Fugue С. Плат в переводе В. Бетаки
Так, начальные строки 'The yew's black fingers wag: / Cold clouds go over. / So the deaf and dumb / Signal the blind, and are ignored' переводчик передал как «Холодно плывут облака / Словно глухой и немой слепому /Знаки подают, а он их пока / Не улавливает...». Из чего совершенно непонятно, кто и кому подает знаки в плывущих облаках. Между тем, в оригинале никакой загадки нет: «Черные пальцы тиса дрожат: холодные облака проходят над ним. Так глухой и немой сигнализируют/подают знак слепому, но проигнорированы/оставлены без внимания [оба]».
Следующие оригинальные строки 'I like black statements. / The featurelessness of that cloud, now! / White as an eye all over! / The eye of the blind pianist / At my table on the ship.' в переводе звучат так: «...Люблю темные высказывания, Неясные очертания, Темные руки тиса, Расплывчатых облаков качание, Слепые глаза пианиста. Тут на корабле, за одним столиком со мной...». Читатель недоумевает: чем же это «слепые глаза пианиста» так любы повествователю? А ведь в оригинале сказано иначе: «Мне нравятся темные высказывания. Безликость/невыразительность этого облака в настоящий момент! Прозрачного/непорочного/чистого, как взгляд поверх всего! Взгляд слепого пианиста за моим столом на корабле». То есть «взгляд слепого» - это не предмет обожания, а характеристика «взгляда поверх всего» - отчужденного, присущего как импонирующей повествовательнице «безликости облака», так и ее попутчику- слепцу.
Неудачен перевод строки 'His fingers had the noses of weasels' как «Каждый палец словно лисий нос!». В оригинале говорится о «носах ласок». Ласка - зверек маленький, изящный, нервный; таковы и пальцы пианиста.
С точностью «до наоборот» переведены строки 'He could hear Beethoven: / Black yew, white cloud, / The horrific complications. / Finger-traps--a tumult of keys': «В них [в движениях пальцев пианиста - ППХ2] бетховенское звучанье - / Черный тис, белые облака, / Переплетенность отчаянная, / Буйством клавиш изловленная рука». В оригинале Бетховен вовсе не «звучит в пальцах», что невероятно, а просто «слышится» пианисту; 'the horrific complications' – не «переплетенность отчаяния», а «ужасающие сложности/трудности»; не «буйством клавиш изловленная рука», а «пальцы-ловушки - буйство/грохот клавиш».
Неверен перевод строк 'A yew hedge of orders, / Gothic and barbarous, pure German. / Dead men cry from it. / I am guilty of nothing', переданных как «Тисовая изгородь- жесткий порядок. / Варварский, готический, истинно немецкий. / Какая вина на мне? Нет, не надо! / Оттуда голоса, словно из мертвецкой». В оригинале — иное: «Тисовая изгородь порядков, готичных и варварских, чисто германских. От них и мертвец взвоет. Я же ни в чем не виновата».
Строки 'The yew my Christ, then. /Is it not as tortured?' переводчик «улучшил»: «Но тогда тис — мой Спаситель. Он тоже ведь измучен, пусть не распят — подстрижен», хотя ни о «распятии» Христа, ни о «стрижке тиса» в оригинале не говорится.
Строки 'And you, during the Great War / In the California delicatessen / Lopping off the sausages! / They colour my sleep, / Red, mottled, like cut necks. / There was a silence! / Great silence of another order' (дословно: А ты, пока шла Великая Война, был обрезчиком сосисок в калифорнийской гастрономе! Они расцвечивали мои сны, красные, испятнанные, будто с перерезанными шеями. Последовала тишина! Великая тишина иного рода». В некорректном до утраты смысла переводе все это представлено так: «Помню тебя во время великой войны. Сосиски / В магазине в Калифорнии свисали, рыжие. / Они и сейчас заполняют сны, / Каждая с оттенком перерезанной глотки (?) / И вдруг — паденье величайшей тишины, / Другой, не помню, долгой или короткой». Интересно, каковы они, "сосиски с оттенком перерезанной глотки"?
Перевод строк 'I am lame in the memory. I remember a blue eye, / A briefcase of tangerines. / This was a man, then!' переводчик не к месту «украсил» библейской цитатой: «Хромает память недлинная. / Только голубые глаза. И вечером дома / Портфель, набитый доверху мандаринами - / ESSE HOMO». Выделенное в переводе прописными буквами — слова Понтия Пилата, произнесенные в момент, когда тот вывел к безумствующей толпе иудеев окровавленного после жестокого бичевания Христа. Смелой фантазией переводчика они отнесены к покойному отцу из детских воспоминаний повествовательницы — голубоглазому, принесшему в портфеле мандарины... Между тем, 'This was a man...' оригинала — прямая и узнаваемая цитата из «Гамлета»: 'He was a man..' - это Принц Датский о своем покойном отце. С.Плат трагедию У. Шекспира, разумеется, знала, а ее вот переводчик В.Бетаки, видимо, не узнал...
Свидетельство о публикации №118083006633