Артель

                Пьеса в четырех актах

                Действующие лица

АНТУФЬЕВ, кормщик, глава артели

АНТИПИН

ШИРОКИЙ

УЗКИЙ

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ                ]         поморы

ЩЕЛИН

ЛУДНИКОВ

УЕМЛЯНИН

СЕМЖИН

ЛЕВАЧЕВ-СЫН

ВАРАКИН                ]       молодые поморы

ОКУЛОВ

КОВЫЛЕНКО, политссыльный

ПАДЕНЬГИН                бывший артельщик
 
КУДЬМОЗЕРОВ                его приятель               

АНГЕЛИНА, жена АНТИПИНА

САНЬКА-ГУЛЕВАН   
                ] «тавоськи»
               
СЕНЬКА-КИЛОВАН

СТЕПАНИДА, жена и мать ЛЕВАЧЕВЫХ

ЛУКЕРЬЯ, сестра СЕМЖИНА

УСТАВЩИК

БОЛЬМАР, датский капитан

ХАНСЕН, марсовый на датской шхуне.

ГУБЕРНАТОР

ПОЛИЦМЕЙСТЕР

ТРЕСКИН               
                ]     старики
ПАЛТУСОВ

ПРИКАЗЧИК ПАДЕНЬГИНА

ДЖОНСОН, британский капитан

ПОМОЩНИК КАПИТАНА

АРХИТЕКТОР

ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА

НЕМЕЦКИЙ КУПЕЦ

МОСКОВСКИЙ КУПЕЦ

ПОМОРСКИЙ КУПЕЦ

ФАЙЗУЛЛА, торговец фруктами

СОЛОМОН, ювелир

ЙЕНСЕН, норвежский капитан

СТОЛОНАЧАЛЬНИК

КАРМАННИК

КОНОКРАД

Поморы, поморки, рыночные торговцы, матросы, пожарные, городовые, чиновники.

                АКТ ПЕРВЫЙ

                Явление первое

Дом кормщика АНТУФЬЕВА. В артель принимают молодых поморов. Собрались  бывалые мореходцы АНТУФЬЕВ, АНТИПИН, ШИРОКИЙ, УЗКИЙ, ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ, ЩЕЛИН, ЛУДНИКОВ, УЕМЛЯНИН, СЕМЖИН, молодые поморы ЛЕВАЧЕВ-СЫН, ВАРАКИН, ОКУЛОВ, гость – политссыльный КОВЫЛЕНКО. Поодаль – ПОМОРСКИЕ ЖОНКИ.

АНТУФЬЕВ выходит на середину залы, в левой руке кутило (гарпун для охоты на морского зверя), в правой – икона Николая Чудотворца. Он одет в праздничный поморский костюм.

АНТУФЬЕВ (торжественно):

- Поморы честные, гости дорогие.
С дальних и ближних поморских земель!
Братство старинное, наша артель,
Жнет, хоть не сеет, на водах России.
На море – кожа, тюлень да треска,
Сельдь да зубатка, камбалка да пикша.
Семга-царица – вкусна и баска!
Сиг благородный – прибыток и пища.
Все от Христа, что входит в уста.
Поморец без рыбы, что рыба без морюшка.
Чти, как закон, свой артельный устав.
Перекрестившись, Николе помолимся.

ПОМОРЫ и ПОМОРКИ осеняют себя крестным знамением. Немного поколебавшись, крестится и КОВЫЛЕНКО.

АНТУФЬЕВ (обводя взглядом собрание):

Морем живущие, морем и кормятся.
Все ли на месте государи-кормщики? (Внимательно вглядывается).
Что-то не виден Данила Окладников.

АНТИПИН (тяжко вздыхая):

- Что-то с Данилою нынче не ладненько.
Жонка сказала, что муж захворал.
На мостках поскользнулся, упал, захромал…

АНТУФЬЕВ:

- Есть среди нас Мезенцев Петр?

АНТИПИН (грустно):

- Нету Петруши: он третий день пьет.
С ног его валит запойный недуг.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:

- Знамо, отбился от жонкиных рук.

Слышатся невеселые смешки.

АНТУФЬЕВ:

- Где средь поморов Иван Хабаров?
Что-то не вижу: и он нездоров?

АНТИПИН (тревожным голосом):

- Парень рыбачил средь островов.
Да не вернулся – пропал Хабаров.
В доме и в стане тяжко без Вани.

АНТУФЬЕВ:

- Жалко Ванюши – артели опора,
Гордость ее и добытчик в семье.
(АНТИПИНУ) Розыск объявлен ли?

АНТИПИН:

                - Знают сие
Лоцманский стан и губернский наш город.
Рыщут три карбаса вдоль побережья,
И на речных островках… Есть надежда.

АНТУФЬЕВ:

- Будем надеяться: сыщется кормщик,
Детям, жене не рыдать безутешно.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС:

- Если пропал – нету горюшка горше.

АНТУФЬЕВ:

- Ладно, оставим… Приступим к обряду.
Если туманы белей молока,
Пали на море, огонь маяка
Пусть их разгонит поморам на радость.
Ветер попутный, неси корабли.
Солнышко в небе, как масленый блин.
С берега – запахи хвои и трав.
Вспомним же, братья, поморский устав.
Белое море пашем, как поле.
Тяжкая доля – рыбачья стезя.
Жить без устава поморам нельзя.
Жадность от Божьего взора не скроешь.
Будет в добыче каждому доля.
Исстари знает поморский народ:
Будет улов твой обилен ли, скромен,
Выдели долю для вдов и сирот,
Промысел в море – не место застольям,
Пьяниц пропащих в артель не берут.
Алчных, ленивых, иных недостойных.
Мы оставляем на берегу.
Кто уличен в воровстве и мошенстве,
Долю чужую мечтает урвать –
Всем недостойным в море не место,
Скаредных, жадных на ловлю не брать.

ХОР ПОМОРОВ (торжественно):

- Сия книга устав,
Помните добрый нрав,
Како у моря жити:
Чтобы бога не гневити
И люди не смешите.

АНТУФЬЕВ:

- Дело святое: не требуя платы,
Всех потерпевших на море спасти.
Волны гуляют ли, сивер свистит -
Брат-мореходец выручит брата.
Коль ночевал ты в избушке на тоне,
Соли оставь, и огниво, и трут,
Дров наколи – и оценят твой труд
Бог и святые: корабль не потонет.
Если лежат шкуры зверя морского
На берегу, рядом воткнут багор,
Тронуть не смеет артельщик-помор
Добычи славной или улова.
Будешь поморец в заморском порту,
Имени русского не опозорь.
Гордо шагает по свету помор,
Стать морехода видать за версту.

ХОР ПОМОРОК (задорно):

- Сия книга устав,
Помните добрый нрав,
Како у моря жити:
Чтобы бога не гневити
И люди не смешите.

АНТУФЬЕВ:

- Лучше пойти побираться с сумою,
Чем опорочить поморскую честь.
Пашем, не сея, Студеное море,
Ставим на бреге обетный свой крест.

АНТУФЬЕВ:

- Кормщику в море покорна артель,
Каждому слову его повинуйся.

КОВЫЛЕНКО (тихо):

- Нашим поморам с таким Палинуром
Бури не страшны, рифы и мель!

АНТУФЬЕВ (торжественно):

- Как на Дону казачат в казаки,
Здесь поморят принимаем в поморы.
Станут морскими орлами зуйки,
Старым артельщикам верной опорой.
Эй, Левачев Дорофей,
Выйди сюда, не робей!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ подталкивает СЫНА, который неуверенно выходит на середину залы., становится на одно колено пред кормщиком АНТУФЬЕВЫМ. К нему подходит АНТИПИН и накидывает на плечи тюленью шкуру.

АНТУФЬЕВ (нараспев):

- Клянешься ль исполнять устав морской?

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (радостно):

- Клянусь!

АНТУФЬЕВ (поднося к лицу подростка образ Николая Чудотворца):

- Клянешься ль пред иконою святой?

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (перекрестившись):

- Клянусь!

АНТУФЬЕВ касается его плеча кутилом:

- Отныне ты помор, отныне ты в артели,
И должен преуспеть в поморском трудном деле.
Коль завтра карбаса поднимут паруса,
Отправишься поморскою дорогой.
Соленою стезей, бурливой бороздой,
Где правит судном кормщик строгой.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН возвращается на прежнее место. ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ обнимает его, ПОМОРЫ и ПОМОРКИ поздравляют нового члена артели.

АНТУФЬЕВ (торжественно):

- Юный поморец Викентий Варакин
Был заводила в ребячьей ватаге,
Смелым, веселым, порой своенравным.
Станет когда-нибудь кормщиком славным.

ВАРАКИН выбегает на середину залы, становится на одно колено перед АНТУФЬЕВЫМ. К нему подходит АНТИПИН и набрасывает на плечи тюленью шкуру.

АНТУФЬЕВ (нараспев):

- Клянешься ль исполнять устав морской?

ВАРАКИН (радостно):

- Клянусь!

АНТУФЬЕВ (поднося к лицу подростка образ Николая Чудотворца):

- Клянешься ль пред иконою святой?

ВАРАКИН (перекрестившись):

- Клянусь!

АНТУФЬЕВ касается его плеча кутилом:

- Вчера ты был зуйком, а ныне ты помор,
Желаю, чтобы все невзгоды превозмог.
Коль жив и невредим ты пересилишь бури,
Восставь на берегу поморский крест иль гурий.

ВАРАКИН вскакивает и радостно бежит к родителям.

АНТУФЬЕВ (торжественно):

- Стань же помором, Василий Окулов.
Станом и нравом ты кит, не акула.
Бог не обидел отрока силой.
Выдюжит в море артельщик Василий.

ОКУЛОВ важно, степенно выходит на середину залы, кланяется ПОМОРАМ, становится на колено перед АНТУФЬЕВЫМ. К нему подходит АНТИПИН и набрасывает на плечи тюленью шкуру.

АНТУФЬЕВ (нараспев):

- Клянешься ль исполнять устав морской?

ОКУЛОВ (торжественно):

- Клянусь!

АНТУФЬЕВ (поднося к лицу подростка образ Николая Чудотворца):

- Клянешься ль пред иконою святой?

ОКУЛОВ (перекрестившись):

- Клянусь!

АНТУФЬЕВ (касаясь его плеча кутилом):

- Вижу, что щеки, как зорька, зарделись.
Будет он силой и славой артели!
И на зимовке, в морском ли относе,
В буре, в беде ли дружину не бросит.

ОКУЛОВ застенчиво улыбается, широко, от души улыбается и АНТУФЬЕВ. ОКУЛОВ встает и гордо возвращается к ПОМОРАМ.

АНТУФЬЕВ:

- Братство поморское – гордость и слава! (Неожиданно замолкает, оглядывает зал).
Что-то не виден Паденьгин Савва.

АНТИПИН (горько усмехнувшись):

- Кормщик, не знать ли, не ведать тебе ли:
Месяц, как вышел помор из артели.

АНТУФЬЕВ (печально вздыхая):

- Вышел – так вышел… Что ж, не неволим.
Ну, не держать же его на кодоле
Или на цепь посадить, как барбоса.
Вольному – воля, не нужно вопросов.

ХОР ПОМОРОВ И ПОМОРОК запевает:

- Да отвратит лицо свое судьбина
От тех, кто в море парусник ведет.
Да не страшны поморам злые льдины,
И мель, и буря, и водоворот!

АНТУФЬЕВ (гордо, величественно):

- Пока суда на приколе.
Хвалу воздайте Николе!
Святой всегда споспешествует
Всем, кто в морях путешествует.

ХОР ПОМОРОВ И ПОМОРОК:

- Слава Николе, слава Николе, слава Николе!

ПОМОРЫ и ПОМОРКИ постепенно расходятся, остается АНТУФЬЕВ. Вперед выходит ссыльный КОВЫЛЕНКО.

КОВЫЛЕНКО:

- Много задал я хлопот
Царским слугам и сатрапам.
Трижды я ходил в народ,
А четвертый… по этапу.
Там, на родине, в Полтаве,
Где родимый дом оставил,
При скупом огне свечи
Труд писал я о Сечи.
Грезил я, мечтал о том,
Чтоб в стране моей обширной
Жил единою общиной
Славный труженик-народ…
Здесь, в краю штормов, метелей,
Он по правилам артели
Испокон веков живет.
Без холопства, без тиранства,
Узы подлинного братства
Крепче карбасных снастей.
Так, без Маркса и Прудона
По отеческим законам
Ныне трудится артель.
(Бросается к АНТУФЬЕВУ).
Я жажду повесть сочинить
Про русских тружеников моря,
Хоть по призванью я историк,
А не писатель-романист.

АНТУФЬЕВ (недоуменно глядя на него):

- Что ж, напишешь, коли сможешь.
Зря ли я тебя позвал…

КОВЫЛЕНКО (горячо):

- На поморский ритуал!
Коль внимательно посмотришь
Ты на действо – в аккурат
Древний рыцарский обряд!
Путь гарпун – отнюдь не шпага,
Шкура нерпичья – не плащ,
И зуёк совсем не паж
В старом замке, но, однако,
Но, однако, до чего ж
Кормщик с рыцарями схож!

АНТУФЬЕВ, удивленно разводя руками, уходит, вслед за ним покидает сцену КОВЫЛЕНКО.

                Явление второе

Городская ярмарка. Среди торговых рядов неспешно прохаживается щегольски одетый САВВА ПАДЕНЬГИН вместе с приятелем КУЗЬМОЙ КУДЬМОЗЕРОВЫМ. ТОРГОВЦЫ наперебой предлагают и расхваливают товары.

ХОР ТОРГОВЦЕВ И ТОРГОВОК:

- Ярмарка, ярмарка, купец, держи марку!

ТОРГОВЕЦ ФРУКТАМИ ФАЙЗУЛЛА:

- Ярмарка, ярмарка, свежие яблоки.
Ай, не зевай, налетай, покупай,
Подходи, молодой, подходи, бабай!
Яблоки спелые, глянь, соком сочатся.
Не гляди, подходи – скоро закончатся.

СБИТЕНЩИК:

- Сбитень и квас.
Все – высший класс.

ПЕРВЫЙ РЫБОТОРГОВЕЦ:

- Красная рыбка, царица стола!

ТОРГОВЕЦ ЗЕЛЕНЬЮ:

- Лук и петрушка, укроп и салат.
А для гурманов – ваниль да имбирь,
Кедровый орех поставляет Сибирь.

ТОРГОВЕЦ-САМОЕД:

- Можно прожить без кедровых орешков,
Трудно на Севере жить без олешков.
Оленья туша – покупай, кушай!

ВТОРОЙ РЫБОТОРГОВЕЦ:

- Поморска треска, велика и баска.
Добыли в море мы два косяка.

ТРЕТИЙ РЫБОТОРГОВЕЦ (ехидно):

- Ты, что ль, ловил эту рыбку, голубчик?
Ты не артельщик, а перекупщик!
Людям соврал, цену задрал,
Выше, чем юбку валявка-девица.

ВТОРОЙ РЫБОТОРГОВЕЦ (возмущенно):

- Драть тебя вицею!
В рыло те рыбий хвост! (Бросается к ТРЕТЬЕМУ РЫБОТОРГОВЦУ).

ТРЕТИЙ РЫБОТОРГОВЕЦ:

- Караул, полиция!
Прочь, прохвост!

ГОРОДОВОЙ бежит, отчаянно свистя. ВТОРОЙ ТОРГОВЕЦ, завидев его, возвращается на свое место.

ПЕРВЫЙ РЫБОТОРГОВЕЦ:

- Матушка-семга, красная рыбка.

ПАДЕНЬГИН (неожиданно останавливаясь у прилавка):

- Были бы деньги – скупил бы полрынка.

КУДЬМОЗЕРОВ (тоже останавливаясь):

- Так заработать на промысле можно?

ПАДЕНЬГИН (резко):

- Честно не можно наполнить мошны.
Пикша, селедка, тюлени да кожа…
Что за доходы – просто смешны…
Спину там гнешь, натираешь мозоли,
Мерзнешь, да мокнешь, бормочешь: «Доколе?»
Кормщик твердит нам, мол, «надо делиться»:
Вдовам, сиротам, старцам, больным –
Каждому – доля: ну как тут не злиться?
В вольной артели мы – не вольны.

КУДЬМОЗЕРОВ (недоуменно):

- Как же иначе? А ежли сам ты
Вдруг пострадаешь на промысле тяжком?

ПАДЕНЬГИН:

- Значит, судьба. Как с Пикшуевым Яшкой:
С мачты сорвался, упал с высоты,
Сгинул в пучине. Да, жалко ребят.
Не повезло… каждый сам за себя.
Вольному тесно в темнице-артели.
В бурных морях рисковать за гроши?
А торгаши (Обводит рукой рынок) знай, гребут барыши,
В первую гильдию прут богатеи.
Ты посмотри – в нашем городе русском  (подчеркивает)
Немцы настроили особняков.

КУДЬМОЗЕРОВ (смеясь):

- Сыро там, холодно от сквозняков…

ПАДЕНЬГИН:

- Лучше в избе при лучинушке тусклой?
Нетушки! Свой я построю дворец:
Пусть губернатор завидует Савве.
Будут цветами расписаны ставни,
Будет мой дом как волшебный ларец.
Башенка с флюгером, три этажа,
Чтоб удавился приезжий колбасник!

КУДЬМОЗЕРОВ (дружески хлопая по плечу):

- Все это сказки, ребячество, басни…
Ты заработай, чтоб жить, не тужа.

ПАДЕНЬГИН (запальчиво):

- И, не потея, разбогатею.
Всем, что желаю, всем завладею.
Деньги скоплю – город скуплю,
Втридорога перепродам,
Как ни торгуйся – не уступлю,
Всем богачам жару задам!

КУДЬМОЗЕРОВ (указывая вдаль):

- Ты погляди, что за мадам?
Там, возле лавки, торгующей вёдрами?

ПАДЕНЬГИН (смотрит в сторону, куда указывает приятель):

- Это же жонка Антипина Фёдора!
Вишь, нарядилась, как будто княгиня.
Гордо, как лебедь, плывет Ангелина.
Знать, разодел на последние деньги
Муж свою жонку…

КУДЬМОЗЕРОВ (ехидно смеется):

                - И ты разодень-ка.
Помню, ты сватался к ней безуспешно
И от ворот получил поворот.
Пил всю неделю, рыдал безутешно…

ПАДЕНЬГИН (злобно):

- Что было, то было. Заткнись, идиот!

КУДЬМОЗЕРОВ (обиженно):

- Слова не скажешь – в ответ оскорбленья.

ТОРГОВЕЦ ОВОЩАМИ зазывает:

- Эй, земляки, покупайте соленья!

ПАДЕНЬГИН:

- Плывет как пава.

АНГЕЛИНА (оборачиваясь, замечает ПАДЕНЬГИНА):
 
- Ну, здравствуй, Савва!

ПАДЕНЬГИН (приподнимает картуз):

- И тебе здоровья!
И всему сословью!

АНГЕЛИНА (удивленно):

- Разве поморов считают сословием?

ПАДЕНЬГИН:

- Я не про нас, а про вас, про купцов.

АНГЕЛИНА (недоуменно):

- Савва, но я не купецкого чина.

МЯСНОЙ ТОРГОВЕЦ:

- Свежее мясо, колбасы, ветчины!

ТОРГОВЕЦ ОВОЩАМИ:

- Хочешь отведать моих огурцов?

АНГЕЛИНА (ПАДЕНЬГИНУ):

- Ветер попутный, успехов в делах.
(КУДЬМОЗЕРОВУ). Ну и тебе, мореплаватель, благ. (Уходит)

ПАДЕНЬГИН:

- Ну, до свиданья, краса Ангелина. (Провожает ее долгим взглядом).

КУДЬМОЗЕРОВ (наклоняясь к ПАДЕНЬГИНУ, шепчет ему на ухо):

- Взгляд у тебя, Савва, липкий, как глина.
Грех так смотреть на замужних-то жён…

ПАДЕНЬГИН (бормочет, осматривая себя с ног до головы):

- Вроде бы я наряжен как пижон,
Девки и жонки все мимо проходят.

КУДЬМОЗЕРОВ (усмехаясь):

- Ты бы хотел, чтоб они в хороводе,
Так и вертелись весь день вкруг тебя?

ПАДЕНЬГИН (уныло):

- Девки других замечают ребят.
А тут – эг-на-ри-ру-ют, как не оденешься.
Принарядиться чтоб, занял я денежки.
Брюки, пынжак, сапоги да картуз.

КУДЬМОЗЕРОВ (весело):

- Если бы ты был одет, как индус:
Тряпка на лбу и на ляжках повязка,
Уже и тоньше твоей опояски,
Все бы глядели, вытянув выи…

ПАДЕНЬГИН:

- Тотчас сбежались бы городовые,
Сам полицмейстер: - Такая повязка –
Пошлость, разврат, нарушенье порядка.
После, за то, что одет по-индусски,
Савву свели б фараоны в кутузку.
(Мечтательно). Мне б на костюм золотую цепочку…

ТРЕТИЙ РЫБОТОРГОВЕЦ:

- Эй, покупайте селедку из бочки.

ПАДЕНЬГИН:

- Мне бы колечко, на коем брульянт –
Девок приваживать. Жаль, небогат…

КУДЬМОЗЕРОВ (небрежно):

- Так потрудись, заработай деньжат –
Камни те на мостовой не лежат.

ПАДЕНЬГИН (разводя руками):

- Где заработать? (Грустно). Продать что ль пынжак?

ТОРГОВКА:

- Леденчики, леденчики!

ПАДЕНЬГИН:

- На исходе денежки.
Занял я большую сумму
Ради этого костюма.
Мне процентщик говорит (Передразнивает):
- Возвращать пора кредит! (Сплевывает под ноги).
Из-за этих подлецов
Не купить и леденцов!

ПАДЕНЬГИН И КУДЬМОЗЕРОВ уходят с рынка.

                Явление третье

Поморская братчина. Во главе стола – закоперщик АНТУФЬЕВ. По левую руку от него – АНТИПИН, за столом – остальные известные нам ПОМОРЫ из артели. В углу, у пивной бочки – «ТАВОСЬКИ» (пьяницы-халявщики) САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН. АНТУФЬЕВ встает с полной  братиной в руке.

АНТУФЬЕВ (торжественно):

- Наваривши пива в складчину
Мы собрали нашу братчину.
Перед промыслом морским
Море – полюшко поморско
Нынче пивом оросим. (Наполняет стакан АНТИПИНА, передает ему  братыню).

АНТИПИН (встает):

- Кто в море не хаживал, тот Бога не маливал.
Никола у Господа верный слуга.
В бушующем море спасает суда.
Пей за Николушку, пей да нахваливай

Все встают. АНТИПИН отпивает из стакана, ставит его на стол и наливает соседу из братыни. Поморы садятся.

САНЬКА-ГУЛЕВАН – СЕНЬКЕ-КИЛОВАНУ:

- За Господа Бога пить надобно много!

Наливает по полному стакану из пивной бочки себе и собутыльнику. Они выпивают и повторяют эту процедуру.

ШИРОКИЙ (встает):

- На небе Бог, а Никола – на море.
Царь на Руси, губернатор в Поморье.
Пили за власть небесную, пьем за земную!

Все встают. ШИРОКИЙ отпивает из стакана, ставит его на стол и наливает из братыни УЗКОМУ. АНТУФЬЕВ тоже прикладывается к стакану. Поморы садятся.

САНЬКА-ГУЛЕВАН – СЕНЬКЕ-КИЛОВАНУ:

- За государя выпьем двойную!

Наполняет свой стакан из пивной бочки, залпом опустошает его, наливает стакан СЕНЬКЕ-КИЛОВАНУ, тот тоже осушает его до дна. Процедура повторяется.

УЗКИЙ (встает):

- Промысел в море – труд, не забава.
Всех вспомянём, кого море забрало.

Все встают. УЗКИЙ пьет из стакана, ставит его на стол и наливает из братыни ЛЕВАЧЕВУ-ОТЦУ. АНТИПИН и ШИРОКИЙ отпивают из стаканов. Поморы садятся.

САНЬКА-ГУЛЕВАН – СЕНЬКЕ-КИЛОВАНУ:

- Пьют за утопших
Вдвое больше, чем за усопших!

Оба наливают себе по два стакана из бочки и выпивают их.

СЕНЬКА-КИЛОВАН – САНЬКЕ-ГУЛЕВАНУ (пьяным голосом):

- Много на свете фамилиев русских…
Круглый, как шар именуется Узким.
Длинный и тощий зовется Широким.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Ежели Мелкий – как бочка глубокий? (Хлопает по боку бочки).

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Папа покойный звался Иваном.
Я с юных лет прозван был «килованом».
Кто позже всех соберет урожай,
В дар из соломы «килу» получай.

АНТУФЬЕВ (громко):

- Тише, тавоськи – сейчас изречет
Мудрое слово Данил Левачев.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (встает):

- Пью я за тех, кто нас с промыслов ждет.
Девиц-невест, матерей наших, жонок.
Пью за вдовиц и несчастных сирот…

Все встают. ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ пьет из стакана, ставит его на стол и наливает из братыни ЩЕЛИНУ. АНТИПИН, ШИРОКИЙ и УЗКИЙ отпивают из стаканов. Поморы садятся.

САНЬКА-ГУЛЕВАН – СЕНЬКЕ-КИЛОВАНУ (на ухо):

- Лихо распелся, что твой жаворонок!

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Что же артельщики пьют по чуть-чуть.
Русские мы, али дикая чудь,
Изображая собой истукана,
Перед артелью торчать со стаканом?
(Проглатывает содержимое стакана).

ПОМОРЫ поворачиваются к нему. Слышится негодующий шепот.

АНТУФЬЕВ (сурово, внушительно):

- Пьющий по-русски – не значит по-свински,
Как обожравшийся джина иль виски
Аглицкий гость, удалой мореход,
Что перепутал и судно, и порт.

ПОМОРЫ смеются.

АНТИПИН (грозно):

- Кормщик, пора бы унять бесенят?

АНТУФЬЕВ:

- Сеньке и Саньке постелем в сенях,
Чтобы к утру оклемались, проспались…

САНЬКА-ГУЛЕВАН (заплетающимся языком):

- Нет, я домой… дома в шкапчике шкалик.
Мне подарила к празднику тётка…

ПОМОРЫ  смеются.

СЕНЬКА-КИЛОВАН (радостно):

- Я за тобой!

АНТУФЬЕВ:

                - Ну, дорожка – скатёркой!

ТАВОСЬКИ, держась друг за друга, уходят.

АНТУФЬЕВ:

- Не нарушали б обряда честного…
Славному кормщику Щелину слово!

                Явление четвертое

Темная улица. Шатаясь, ТАВОСЬКИ спускаются с крыльца.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Значится, Санька, ты ставишь мне шкалик?

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Ставлю… конечно. Хоть водки немножко.
(Оглядывается). Здесь вот, в порту много всяческой швали.
Можно случайно нарваться на ножик.
Так что скорее домой поспешу.

СЕНЬКА-КИЛОВАН (держась за дружка):

- Я за тобой.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

                - Это что там за шум?
Вор ли, налетчик крадется… (Напряженно вглядывается во тьму).
 
СЕНЬКА-КИЛОВАН (испуганно):

                - Где?

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

                - Справа.

Появляется ПАДЕНЬГИН.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Старый знакомый… Приветствуем Савву! (Лезет обниматься).

ПАДЕНЬГИН:

- Здрасьте! Как водится, зверь – на ловца.
Два мореходца, бывалых пловца.
Только что море у вас разливанное.
Зря ль вас поморы зовут «гулеванами».

САНЬКА-ГУЛЕВАН (запальчиво):

- Ну, так и что ж! Я могу и поныне
Править на море большим кораблем.
Парус на щегле поднять – без проблём,
Двигать сопцом – и не сгинуть в пучине.

СЕНЬКА-КИЛОВАН (заплетающимся языком):

- Сердце на руку свою положа…

ПАДЕНЬГИН:

- Руку на сердце…

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

                - Пойду на моржа!
Кутилом острым сразил бы тюленя,
Эх, пригвоздил бы, как вилкой – пельменю!

ПАДЕНЬГИН:

- Бросьте трепаться! Серьезное дельце:
Датская шхуна с уловом идет.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Пусть себе ходит…

ПАДЕНЬГИН:

                - Есть шхуна – и вот
Надо улов нам забрать у владельца.
Ну, позаимствовать…

СЕНЬКА-КИЛОВАН (непонимающе):

                - То есть ограбить?

ПАДЕНЬГИН:

- Ну, до чего же ты пошл и похабен!
Ты про пиратов заморских слыхал?
Дэвис, там, Ингленд, отчаянный Морган?
С черепом флаги, акульею мордой,
Зверя иль беса жестокий оскал?

СЕНЬКА-КИЛОВАН (махнув рукой):

- Это все сказки торговцев-офеней.

ПАДЕНЬГИН:

- Брать корабли – не ходить на тюленей.
Хитрость и дерзость нужна, мастерство.
Острая сабля, заряженный ствол…

САНЬКА-ГУЛЕВАН (заинтересовавшись):

- Где их добудем?

ПАДЕНЬГИН:

                - Уж я раздобуду!
Карбас и сети – мол, просто рыбак
Вышел в залив да нарвался на луду.
Терпит крушенье. Датчанина судно
К нам на подмогу. А мы в него – бах!

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Подлость сие, не по-божески это.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Где мы достанем-то флаг со скелетом?

ПАДЕНЬГИН:

- Дурень, ей-богу! Зачем тебе флаг?
Для иноземца ты просто рыбак.
Так завладеем уловом селёдки,
В город вернемся с наполненной лодкой.
После на рынке ее продадим.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- После в тюрьме за разбой отсидим.
Может, в Сибирь по этапам отправят?

ПАДЕНЬГИН (в сердцах):

- Тьфу на вас черти! Всю душу отравят!
Тот, кто в деле не рискует,
И шампанского не пьет.
Он в безденежье тоскуёт,
В жалкой бедности помрёт.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Нам вообще милее водка,
Мы кислятины не пьём.
Я без водки вою волком.

ПАДЕНЬГИН:

- Так на промысел пойдём?

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- На разбой?

ПАДЕНЬГИН:

                - Пусть на разбой.
Или век те жить с килой
Из соломы, килован?

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- По рукам что ль, капитан?

ПАДЕНЬГИН и ТАВОСЬКИ бьют по рукам.

ПАДЕНЬГИН:

- Завтра здесь, на этом месте,
В восемь вечера в порту!

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Завтра будет день похмелья.

ПАДЕНЬГИН (нервно теребя шейный платок-окутку):

- Послезавтра?

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

                - Я поду…

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Что тут думать! Тащим рыбу!

ПАДЕНЬГИН:

- Вам и мне с продажи прибыль.
Лучше в море утонуть,
Чем ватагу обмануть!
Я – пират, и вы – пираты,
Дело дельное порато.
Ну, расходимся, темно уж.

ПАДЕНЬГИН уходит.

САНЬКА-ГУЛЕВАН – СЕНЬКЕ-КИЛОВАНУ (мечтательно):

- Мы богатство преумножим,
Приведем в порядок дом.

СЕНЬКА-КИЛОВАН (облизываясь):

- Будем пить заморский ром.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Я куплю себе пиджак
В духе стильных парижан.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Все ж, отнять чужой улов
Страшно – не сносить голов…

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Откажись, уж коли трус –
Я один за все берусь.

СЕНЬКА-КИЛОВАН (после недолгого размышления):

- Нет, готов и я рискнуть.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Я ж готов тебе плеснуть,
За успех мы выпьем шкалик.
Подфартило… эх, не ждали!

ТАВОСЬКИ, шатаясь, уходят.
 
                Явление пятое.

Порт. Корабли готовы к отплытию. ПОМОРКИ провожают ПОМОРОВ на промысел.
 
ХОР ПОМОРОВ:

- В дальний край, где летом хлад, метель,
Вечный лед сковал просторы вод соленых.
Уходили корабли за тридевять земель,
За три моря, бурных и студеных.
Нежится на льдах клыкастый морж,
И ошкуй рычит, голодный и свирепый.
Не страшится ни зверей, ни бурь, ни льдов помор.
Норов твой, как коч старинный, крепок.
Море – обиталище трески,
Что не зря на Севере вторым зовется хлебом.
Ходят под тяжелыми волнами косяки,
Корабли за ними рыщут следом.
В дальний край, где летом хлад, метель,
Острова, покрытые каменьями и мхами,
Уходила в плаванье поморская артель,
На прощанье жонки им махали.

АНГЕЛИНА АНТИПИНА:

- Нынче погодушка выдалась – вёдро,
С неба ни капли, царит тишина.
Дай Бог вернешься ты с промысла, Фёдор.

ФЁДОР АНТИПИН:

- Верю – вернусь, ты дождёшься, жена.

АНГЕЛИНА обнимает мужа и вешает ему на шею образок Николая Чудотворца.

АНГЕЛИНА АНТИПИНА:

- Да хранит тебя помощник моряков
В голомени, далеко от берегов.

ФЁДОР АНТИПИН:

- Да хранит тебя от бед Божья Матерь.
Да хранит Господь честную нашу братию.

СТЕПАНИДА ЛЕВАЧЕВА (вручая сыну и мужу узелки с печивом):

- Мужа и сына в моря провожаю,
Шанег и рыбников в путь наготовив.
С моря вернетесь с большим «урожаем»
Рыбы морской…

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (весело):

                - Непременно наловим!

ЛУКЕРЬЯ СЕМЖИНА:

- Свидимся ль снова, мой братец любезный?
Я ухожу через год в дальний скит.

АНДРЕЙ СЕМЖИН (улыбаясь):

- Коль не проглотит меня рыба-кит,
Яко Иону, подводная бездна
Вдруг не разверзнется – я возвернусь.
Да сбережет всех поморцев Исус!

УСТАВЩИК:

- Ныне вручаю образ Андрея:
Наш покровитель, из рыбарей он.
Тёзка апостола Семжин, поморец.
Пусть в трудный час покровитель поможет.
Писан по старым канонам святой,
Не по новинам никонианским.
Станет тебе путеводной звездой
В море студеном, бескрайнем пространстве.

СЕМЖИН крестится двумя перстами и целует образ Андрея Первозванного, затем бережно оборачивает его полотенцем и прячет за пазухой.

ХОР ПОМОРОК

- Уходят корабли, и ветер паруса
Наполнил свежим и живительным дыханьем.
Вас ждет блистанье льдов, небесная краса –
Ночные сполохи полярного сиянья.
Уходят корабли, их путь лежит на Север.
Пусть царь голоменной вам гонит рыбу в сети.
И звезды-маяки, и матка-ветромет
Среди валов и льдов укажут верный ход.
Треска – насущный хлеб, а нива – окиян,
То погружен во мрак, то солнцем осиян.
Бог создал рыб морских, посеял урожай.
Сбирай его, помор, на счастье уповай.

ПОМОРКИ машут вслед уходящим парусникам. Слышны крики: «Возвращайтесь с богатой добычей!» Звенит корабельная рында, слышен плеск волн. На берег выходит ПАДЕНЬГИН, он зевает и небрежно машет рукой вслед.

                Явление шестое

Морской залив. Датская шхуна, капитаном на ней – БОЛЬМАР. Издалека слышатся крики» «Тонем! Помогите! Спасите! Караул!».

БОЛЬМАР:

- Мне послышалось: средь моря кто-то
Яростно кричит и громко стонет.

МАРСОВЫЙ ХАНСЕН (всматриваясь в даль моря):

-  Русское суденышко там тонет…

БОЛЬМАР:

- На воду спущу я два вельбота.
Сей пролив для плаванья опасен.
Как они? Ты видишь судно, Хансен?
(Берет подзорную трубу).
Так и есть: баркас для рыбной ловли.

МАРСОВЫЙ ХАНСЕН:

- Да, карбас. Пока что не утопли…

БОЛЬМАР:

- Наскочили, видимо, на риф,
Что торчит в проливе, как нарыв.

БОЛЬМАР и несколько МАТРОСОВ направляются к «терпящему бедствие» карбасу.

БОЛЬМАР (с акцентом):

- Мы прийти на выручать поморов.

ПАДЕНЬГИН вскакивает и наводит на него пистолет. На нем большая шляпа, пенсне, накладная борода и усы, появляются САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН, в масках, с ружьями в руках.

ПАДЕНЬГИН (злорадно):

- Будешь знать лихой поморский норов!
Сдай оружье и отдай улов.

САНЬКА-ГУЛЕВАН – СЕНЬКЕ-КИЛОВАНУ:

- Ловко выдумал насчет усов!
Если что – никто не опознает.
А подмога, ясно, опоздает.

БОЛЬМАР:

- Боже мой, откуда здесь пираты?

ПАДЕНЬГИН:

- Что же вы, голубчики, не рады?
Сдать оружье? Что, не понимайт?
Бороздить моря – не променад.

БОЛЬМАР покорно сдает оружие. То же делают МАТРОСЫ.

ПАДЕНЬГИН:

- А теперь, матросики – на шхуну:
И на карбас погрузить треску нам.
Капитан ваш будет наш заложник. (Приставляет пистолет к виску БОЛЬМАРА).
Мы за вашу малую оплошность
Пулю кэпу в лоб – и рыбам скормим.
Делай дело – скоро и без споров.

               АКТ ВТОРОЙ

               Явление первое

Море. Впереди – берега полярного архипелага, позади – корабль. АНТИПИН, ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ, ЛЕВАЧЕВ-СЫН и СЕМЖИН идут по льду к берегу. ЛЕВАЧЕВЫ волокут сани.

АНТИПИН:

- Вот она, земля средь моря, Матка,
Что лежит разрезанной селёдкой
Иль трескою, запечённой в латке,
Лакомой, и сочной и соленой.
Мхи, лишайник – корочкой хрустящей,
Снег да льды подливкою сметанной.

СЕМЖИН (беспокойно):

- Лед плавучий в море не утащит
Наш корабль?

АНТИПИН (уверенно):

                - Едва ли.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (восторженно)

                - Мне мечталось
Побывать здесь, на краю России.
Полно спать на печке котофеем!

АНТИПИН:

- Мать с отцом помора Дорофея
Сына для великих дел растили.
Превзойдешь отца и многих прочих,
Кормщиков, в морской науке славных.

СЕМЖИН (тревожно):

- Вихрь крепчает, снег он мечет в очи.

АНТИПИН:

- А по мне пока что ветер слабый.
Здесь, на этих берегах безлюдных
Дикие олени ходят стадом.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Здесь ошкуй голодный бродит, лютый.
Берег сплошь покрыт морским салатом,
Крест-травой. Она неприхотлива –
Выживи на мерзлом берегу-то.
Травушка спасает от скорбута.
Водяные травы в час отлива
Отмели так густо покрывают,
Что сродни некошеному лугу.
Край земли, холодный темный угол.
Бури здесь великие бывают.
Остров холоден, суров и скуден.
Ничего, мы пищу здесь добудем.

СЕМЖИН:

- Плохо, что от братьев по артели
Оторвались мы, уйдя на север.
Помолюсь-ка я Пречистой Деве,
Николаю. (Крестится, бормочет молитву, затем всматривается в даль). Небеса зардели
Возле окоёма – быть ненастью.
Не случилось бы, друзья, несчастья.
Небосклон, гляди ты, алый, яркий…

АНТИПИН (сердито обрывая его):

- Не пугай товарищей, не каркай!

              Явление второе

Кабинет ГУБЕРНАТОРА. За столом, покрытым слоем бумаг, сидит ГУБЕРНАТОР, против него стоит ПОЛИЦМЕЙСТЕР с папкой.

ГУБЕРНАТОР (устало):

- Что еще? Разбой, грабеж, налёт?
Порт да без воров – лес без пернатых.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР (раскрывая папку, достает бумагу):

- Вы мне не поверите – пираты!
До чего лихой пошёл народ.
Жалуется датский капитан,
Рыболов, торговец Карл Больмар.

ГУБЕРНАТОР (мрачно):

- Злоумышленный народец пойман?

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- Я послал сыскных в рыбацкий стан.
Опросили, допросили всех,
Укрывателям грозя кутузкой.
Ни следа…

ГУБЕРНАТОР:

                - Как это все по-русски!
Не закинуть ли пошире сеть?

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- Опросили всех «бичей» в порту:
Мол, прохвост усатый, бородатый.
Бесполезно. Было с ним два татя,
Оба в масках. В мыле и в поту
Сыщики по городу снуют…
В океане большинство поморов
Промышляют. Есть один, который
Из артели вышел, явный плут.
Тот – не тот, с портретом-то не схож.
Был вчера задержан на причале.
Да не опознал его датчанин.
В кабаках еще с полсотни рож
Задержали, допросили – мало ли…
Но у всех пьянчужек было алиби.

ГУБЕРНАТОР (в сердцах лупит кулаком по столу):

- Вот беда, вот не было печали!
К черту всех – пираты ли, датчанин…

              Явление третье

ПАДЕНЬГИН, разложив на столе купюры, как пасьянс, любуется ими и поет:

- Эх, хрустящие деньги-денежки.
Бедовал без вас Саввы дедушка.
Горевал без вас Саввы батюшка.
Вы летаете, будто бабочки:
Магазин, базар да кредитный банк,
Да картежный клуб, да гуляй-кабак. (Хватает и подбрасывает купюры, ловит на лету).
Кто-то куш сорвал – да и в лавочку.
Но копить деньгу будет Саввочка.
Наполнять мошну – дело славное.
Жил бы дед – гордился бы Саввою!
Те кошель набьют, ну а те – мешки,
Сундуки да сейфы – всюду денежки.
Ассигнации – не клочки бумаги:
Вензеля, портреты, водяные знаки.
За подделку денег – срок на каторге.
Беден был мой род, теперь – богатые.
Спасибо, капитан-датчанин
За этот капитал начальный (Бережно складывает деньги пачкой).
Без денег жизнь – как шти без соли.

Стук в дверь.

- Входите!

Входят САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

                - Мы пришли за долей.

ПАДЕНЬГИН достает несколько купюр из пачки и сует сообщникам.

- Бери!

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

             - Так мало за работу?

ПАДЕНЬГИН (насмешливо):

- Да вы их все равно пропьете!

САНЬКА-ГУЛЕВАН (грозно надвигаясь):

- Ты, видно, уговор забыл?

ПАДЕНЬГИН:

- И что? Коли меня сдадите,
И мне Сибирь, и вам Сибирь,
Весь срок в остроге отсидите.

САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН разворачиваются и уходят.

ПАДЕНЬГИН:

- Куда вы? Есть вам работёнка.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Найми-ка глупого ребенка! (Хлопает дверью).

ПАДЕНЬГИН:

- Коль одолеют вас заботы,
Ко мне на брюхе приползёте!

              Явление четвертое

АНТИПИН, СЕМЖИН, ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ и ЛЕВАЧЕВ-СЫН. ЛЕВАЧЕВЫ тянут сани с тушей оленя.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Да, повезло. Вот это туша!
Трещит под нею волокуша.

АНТИПИН:

- Как ветер налетел вчера,
Бил по щекам и с ног сшибал, но
Помору нипочем ветра.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Морозный. Уши так щипал он,
И нос и щеки обжигал.
И шапку десять раз сшибал!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- В избушке промысловиков,
Найдя её, заночевали.
Хоть скудный да уютный кров.
Молитвы Господу читали.
В избушке той был трут, кресало,
Нашлись и хлеб, и соль, и сало,
И в леднике морошки бочка.
Выл сивер злой, но в стенах прочных
Всю ночь поморы провели.
Под утром свежий снег валил…

СЕМЖИН (крестясь двуперстно):

- А вот и берег…

АНТИПИН (хватаясь за голову):

                - Где же лед?

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (растерянно):

- Он в море вместе с кораблём
Был унесен свирепым вихрем…
На море паруса не видно.

СЕМЖИН:

- Пропал и образок Андрея,
Я прикрепил его на рею.
Ох, горе мне…

АНТИПИН:

                - Тут горе всем нам!
Ушли мы далеко на север,
И оторвались от своих.
Найдут нас, но найдут нескоро.
Унес корабль в Студено море
Свирепый, окаянный вихрь.

СЕМЖИН (указывая вдаль):

- Там крест. Его поставил тот,
Кто от морского возмущения
Терпел жестокое крушенье.
Но чудом спасся. Как итог
Своим страданьям и спасенью
Воздвиг он крест. Где крест – там север,
Точнее – северо-восток.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (глядя из-под руки):

- Искони крест маяком слыл
Для тех, кто в море заблудился,
И кто близ берега разбился
О камни. Из последних сил,
Греб мореход, на крест равняясь,
Крестом от смерти охраняясь.

АНТИПИН (печально):

- Без мореходцев коч – лохань.
Ну, что ж, пойдем назад, в избушку.
Не видно моря, но зато слыхать
Звон рынды или выстрел пушки.
На берегу ж огонь разжечь,
Собрав и высушив здесь плавник.

СЕМЖИН (ворчит):

- Командует, что твой исправник.
Чай, не на судне…

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

                - Не перечь.

Четверо поморов возвращаются к промысловой избушке.

           Явление пятое

Море. На судне – кормщик АНТУФЬЕВ и команда.

АНТУФЬЕВ:

- Нет от Антипина вестей,
Хотя пора уж возвратиться.
Мог в бурю их корабль разбиться,
И не собрать ни досок, ни костей.

ЛУДНИКОВ:

- Смотрите, там обломки чьи-то.
То не корабль – разбитое корыто.
Разбросаны на волнах доски.
Печален был удел матросский.
(Подтягивает багром обломок).
Тут надпись «Розовая чайка».
На берегу помянем чаркой
Дружинушку Антипина,
Что шла стезей погибельной!

ПОМОРЫ обнажают головы и осеняют себя крестным знамением.

УЕМЛЯНИН (веслом подгребает обломок):

- Смотрите – сломанная щегла,
Упруга и тонка, как стебли.
Обрывок паруса на ней
И образок (Вглядывается) Святой Андрей.
Ведь он небесный покровитель
У Семжина. Его обитель –
Теперь один из островков,
Что есть в раю для кержаков.

ЛУДНИКОВ:

- Зря, оторвавшись от артели,
Ушли на самый край земли,
Где Бог по морю расстелил
Бескрайних, вечных льдов постели.

АНТУФЬЕВ поет:

- Воды моря рассекая,
Ходит рыба косяками,
Там киты в пучине рыщут
А на дне морском кладбище:
Там повсюду как гробы
С мертвецами корабли.
Было: солнышко сияло,
Час настал – и ветер взвыл.
Грозный вал корабль разбил.
Боже, скольких море взяло!
Может быть, корабль в тумане
На каменья наскочил,
Брешь он в днище получил.
Всех погибших мы вспомянем…

ХОР ПОМОРОВ:

- Пусть над морем песня грянет.
Люд поморский всех вспомянет,
Кто ходил по голомяням,
Кто покоится на дне
В вечном сне…

            Явление шестое

Порт. АНГЕЛИНА АНТИПИНА и СТЕПАНИДА ЛЕВАЧЕВА спрашивают вернувшихся поморов о судьбе мужей и сына.

АНГЕЛИНА (тревожно):

- Вернулась «Розовая чайка»?
Ее средь многих кораблей
Не видно? Чай, не воробей:
Та «Чайка». (Замечает УЗКОГО):
Может быть, случайно
Отбилась от артели…

УЗКИЙ (снимая шапку):

                - Да!
Её судьба была печальна.
Не все вернулися суда.
Мы лишь обломки привезли
Из тех краев, где ветры злы.

АНГЕЛИНА (падая на руки УЗКОГО):

- О Боже…

УЗКИЙ:

                - Надо звать врача.

СТЕПАНИДА (подбегая к ШИРОКОМУ):

- Моих в порту ты не встречал?

ШИРОКИЙ:

- Мужайся! Водяная сила
Корабль навечно поглотила.

СТЕПАНИДА в голос ревет.

Появляется ЛУКЕРЬЯ СЕМЖИНА.

ЛУКЕРЬЯ (обращаясь к АНТУФЬЕВУ):

- Скажи мне, кормщик, где мой брат?

АНТУФЬЕВ (скорбно):

- Знай, царь морской его забрал.

ЛУКЕРЬЯ останавливается и долго стоит, словно окаменевшая, закрыв лицо руками.

             Явление седьмое

Остров. Год спустя. ОТЕЦ и СЫН ЛЕВАЧЕВЫ сидят на бревнышке у берега моря. По берегу бродит АНТИПИН.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- И черный день, и бела ночь
Прошли, зима, весна и лето,
Тоска по дому – в сердце нож.
Обидно, глупо и нелепо
На остров напустый попасть.
И лодья, и рыбачья снасть –
Все сгинуло в морской пучине.
Теперь в избушке, при лучине,
Под вои яростного ветра
Живем мы здесь. Вернемся, нет ли…
На берегу, среди песков
Тюленей жирных забиваем,
В холодной тундре добываем
Пушистых голубых песцов.
Уже не меньше двух пудов
У нас в избе песцовых шкурок.
Антипин завалил ошкуя.
Живем. Живем и ждем судов.

АНТИПИН (подходя к ЛЕВАЧЕВЫМ):

- Хворает Семжин. Зря не ест
Он крест-траву, кержак упертый.
Не православный, дескать, крест.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Нет, лучше быть живым, чем мертвым,
Здесь погребенным. Над тобой
Играет ветер крест-травой.
В сырую землю лег отпетым
Нет, не головщиком, а ветром.

АНТИПИН:

- Боюсь я: мрачен он и тих,
И из избы не вылезает
И на дощечке вырезает
Дни поминания святых.
Я угостить его хотел
Сырою олениной с кровью,
Сел на чурбак у изголовья.
Дышал он хрипло, как свистел.
И кровь сочилась меж зубов,
И бледен лоб, и злой румянец.
- Оставь, ведь я не сыроядец,
Не самоед! Твоих забот
Не надо мне. Зачем ты в пост
Суешь мне мясо – и сырое?

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Хоть слаб, а держится героем.

АНТИПИН:

- Но я задал ему вопрос:
Пускай ты Семжин, в вере тверд,
И в Бога веруешь не ложно.
Но уместил ты веру в ложке
И в плошке. Мы вернемся в порт
Когда-нибудь. А ты лежать
Останешься в могиле мрачной,
Суровый филиппон безбрачный.
И что с того, что ты кержак?
Я староверов многих знал,
Мужей достойных средь достойных,
Что не чурались и застолий,
Веселых песен и вина,
Что над посудой не тряслись –
Вдруг загрязнят мирские миску?
Все горькие слова и мысли
Я высказал. Он сплюнул слизь,
Кровавую. И в толстый кус
Вцепился шаткими зубами,
Но выплюнул: - Господи, избави… -
Пробормотал. – Спаси, Исус!

              Явление восьмое

ЛЕВАЧЕВЫ и АНТИПИН у входа в избушку. Навстречу выходит СЕМЖИН.

СЕМЖИН (горестно вскидывая руки):

- Я проклят, трижды проклят – вот!

ЛЕВАЧЕВЫ и АНТИПИН (хором):

- За что?

СЕМЖИН:

              - Испил оленьей крови!

АНТИПИН:

- Да хоть бараньей, хоть коровьей.
Поганит нас не то, что в рот
Мы вкладывает – что из уст
Проистекает словесами.

СЕМЖИН:

- От скверны душу я спасаю.
И вот – соблазн! Спаси, Исус!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Ну вот, опять свое заладил!

СЕМЖИН (шатаясь, спускается с крыльца):

- Пойду, нарву травы салаты.

АНТИПИН:

- А говорил, что, мол, не рву
Неправильную крест-траву!

               Явление девятое

Старики ТРЕСКИН и ПАЛТУСОВ сидят на лавочке и беседуют.

ТРЕСКИН (кряхтя):

- Разбогател, разжился Савва,
За год поднялся из грязи.

ПАЛТУСОВ (вздыхая):

- Старейшим кормщикам дерзит.

ТРЕСКИН:

- Прескверного молодчик нрава.

ПАЛТУСОВ:

- Прескверного... Зато богат!
Упитан, жирен стал, как лещик.
Он у портовых пьяниц вещи
С недавних пор берет в заклад.
Еще сивуху продает:
Её из бочек разливает
И самоедам поставляет.

ТРЕСКИН:

- А сам, подлец, её не пьёт!
Скупает Саввушка у них
Меха, морошку, оленину.
Вкруг парня вьются Оли, Нины,
Валявки местные.

ПАЛТУСОВ:

                - «Жених»!
Но сам к вдовице Ангелине
Он нынче подбивает клинья.

ТРЕСКИН:

- Я слышал, люди говорят,
Что краденое он скупает.

ПАЛТУСОВ:

- Зато как ходит, выступает –
Грудь колесом, красавец-франт!
Купцам – «гуд ивнинг» да «пардон»,
Как будто он гильдейским ровня
С его-то плутовской торговлей.
И в лавке у него – притон.
Там даже детки-малолетки
Играют в карты и рулетку,
Укравши деньги у папаши.

ТРЕСКИН:

- Он нынче ездит в экипаже,
А раньше все ходил пешком.
Теперь глядится петушком,
Хвост распушил – и «кукареку».

ПАЛТУСОВ:

- Так деньги правят человеком.
Еще вчера ты был нулем,
Сегодня ж ходишь королём.

                Явление десятое

Заведение ПАДЕНЬГИНА. Он сидит за столом и пересчитывает купюры. Рядом в угодливой позе изогнулся ПРИКАЗЧИК.

ПРИКАЗЧИК:

- Чего-с угодно будет, сударь?

ПАДЕНЬГИН (не поворачивая головы):

- Готовьте к отправленью судно
«Морской орёл». Пойдет на Канин.

ПРИКАЗЧИК (робко):

- Так он щелястый, протекает.
К тому же в газете есть прогноз –
Быть буре…

ПАДЕНЬГИН (жестко):

                - Зря в газеты нос
Суешь ты. «Ведомости» брешут.
На доме вывеска «Театръ»,
Внутри же склад, дрова хранят.

ПРИКАЗЧИК:

- Как шхуне плыть? Там в днище бреши!
Начнется буря, шторм, аврал…

ПАДЕНЬГИН:

- Так я ж его застраховал.

ПРИКАЗЧИК:

- Команда, люди там – не шутка!

ПАДЕНЬГИН (раздраженно):

- Там шлюпка есть. Спасутся в шлюпке.
Я вижу, ты перечить мастер.
Мой гнев, дурак, не распаляй,
А в порт беги да исполняй!

ПРИКАЗЧИК (в сторону):

- Ей-богу, горше нет напасти,
Чем купчик, хам и самодур.

ПАДЕНЬГИН (резко):

- Я что сказал? Немедля дуй,
Лети в портовую контору,
Довольно глупых разговоров!

ПРИКАЗЧИК уходит.

              Явление одиннадцатое

Заведение ПАДЕНЬГИНА. Входят САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН.

ПАДЕНЬГИН (раскинув руки, будто хочет обнять их):

- Наконец-то, я полдня прождал!
Засиделись в кабаке небось вы?

САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН отрицательно мотают головами.

Верные помощники тавоськи.

САНЬКА-ГУЛЕВАН (обиженно):

- Я не пил, я брата провожал
В Петербург.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

                - Ловил я камбалу,
Окуньков, язей в речном заливе.

ПАДЕНЬГИН (махнув рукой):

- Знаю вас… Ловили пену в пиве.
(Меняет радушный тон на строгий). Скоро в море, боле не балуй!
Предстоит везти ценнейший груз!

СЕНЬКА-КИЛОВАН (оживившись):

- То есть водку?

ПАДЕНЬГИН:

                - Угадал!

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

                - Кому же?

ПАДЕНЬГИН:

- Да уж ясно, не тебе на ужин,
Самоедам.

САНЬКА-ГУЛЕВАН (весело):

                - Трос в швартовый клюз!
Самоедам водка в самый раз!

ПАДЕНЬГИН:

- В бочках – спирт, разбавленный водою.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Там, наверное, на три запоя.
Житель тундры, он хлебнуть горазд.

ПАДЕНЬГИН (сурово):

- Поплывете на «Морском орле».
Но учтите, господа тавоськи:
Мною опечатаны все бочки
В трюме на торговом корабле.
Как придете в Чешскую губу,
На краю студеного Поморья,
Мой агент вас будет ждать в фактории.
Все проверит.

САНЬКА-ГУЛЕВАН (сквозь зубы):

                - Я видал в гробу…

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Тихо ты…

ПАДЕНЬГИН:

                - Потом Анфимов Тит
Настоящей водкой угостит!
Поняли?

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

              - Да что тут не понять!
В море-то когда «Орёл» выходит?

ПАДЕНЬГИН:

- Завтра же. Крестьянин Петр Володин
Спирт мне продал…

СЕНЬКА-КИЛОВАН (радостно):

                - Ну, дела – на ять!

САНЬКА-ГУЛЕВАН (озабоченно):
 
- Нет, постой. По всем приметам быть
Буре завтра или послезавтра.
Стар «Орёл»-то…

ПАДЕНЬГИН (с деланным испугом):

                - Да неужто, правда,
Будут волны бить и ветер выть?
Мне ме-те-ре-олог – он учён! –
Говорил: приметы – бабьи сказки.
Мы сидели как-то с ним на Пасху,
За вином и сладким куличом.
Он сказал мне, что морской народ
Сам себе, в приметы веря, врёт!

САНЬКА-ГУЛЕВАН (недоверчиво):

- Боязно мне все же.

ПАДЕНЬГИН:

                - Не боись!
Ну, а если море разгулялось,
Не страшна морским бродягам ярость
Волн и вихрей. Так что затаись
В бухточке уютной, пережди
Злую непогоду. Век живи –
Век учись! Я щедро заплачу!
Вам любая мачта по плечу!
Даже Северный далекий полюс
Мореходам разве что по пояс.
Ну, а если ты немножко пьян,
По колено море-окиян. (Широко улыбается и наполняет три чарки из графина).

Все трое выпивают за успех общего дела. САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН, довольные, уходят.

ПАДЕНЬГИН:

- Таким поставишь сороковку –
Полезут и в огонь, и в воду.
Идите в море, обормоты.
Корабль – на дно, а мне – страховка.

              Явление двенадцатое

Бурное море. На корабле изрядно пьяные САНЬКА-ГУЛЕВАН и СЕНЬКА-КИЛОВАН. Вой ветра, грохот волн.

СЕНЬКА-КИЛОВАН (шатаясь, идет по палубе):

- Качка… мать ее… и все сильней.
Море неспокойно…

САНЬКА-ГУЛЕВАН (пьяным голосом):

                - Это водка…

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- А в снастях-то сивер воет волком.

САНЬКА-ГУЛЕВАН (с трудом держится за штурвал):

- А, бывало, я ловил сельдей…

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- На закуску, что ли?

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

                - На продажу…

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Мы бочонок спишем как пропажу.
Волны смыли, дескать… унесло.

САНЬКА-ГУЛЕВАН (резко крутанув штурвал):

- Вычтут с нас.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

                - Нет, с Паденьгина Саввы.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Шторм крепчает… парус бы убрать!

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Да беда с командою матросской –
Дрыхнут, черти, нализавшись в доску,
Хуже нас с тобою…

САНЬКА-ГУЛЕВАН (выпускает штурвал из рук и падает):

                - Божья Мать!
Вот это вал – так вал!
Как ударил в борт, так я упал.

Внезапно свет гаснет, сцена погружается во тьму. Слышны только свист ветра, отчаянные крики, грохот валов, треск корабельного корпуса. Свет загорается вновь.

               Явление тринадцатое

Море. По его поверхности разбросаны обломки корабля. За сломанную мачту цепляется САНЬКА-ГУЛЕВАН, рядом барахтается СЕНЬКА-КИЛОВАН, ухватившись за бревно.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Холодна водичка, просто жуть!
Мы, боюсь, так долго не протянем.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Так в Студеном море, чай, не в бане.

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Путь морской для нас… последний путь.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Не накаркай!

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

                - Остальные где?

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Как и мы, известно где – в воде!

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

- Не видать… Скорее, под водой.
А вот бочонок… тот, полупустой. (Гребет к бочонку).
Мы же половину осушили
Всей командой… видно, поспешили.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Ты про что опять?

САНЬКА-ГУЛЕВАН:

                - Дружок, поверь мне:
В рай не пустят пьяных да похмельных.

СЕНЬКА-КИЛОВАН:

- Так и так для нас в раю не место.
Питухов не любит Царь Небесный.
Разве что нас примет царь морской.

САНЬКА-ГУЛЕВАН (внезапно приподнимается, вытягивается, напряженно вглядывается из-под руки вдаль):

- По морю корабль плывет (Машет рукой). Постой!

Появляется британский капитан ДЖОНСОН. Он стоит на капитанском мостике и смотрит в бинокль. К нему подходит ПОМОЩНИК КАПИТАНА.

ПОМОЩНИК КАПИТАНА:

- Люди, сэр. Они взывают к нам!

КАПИТАН ДЖОНСОН:

- Вижу сам, что это не дельфины.
Русские? Голландцы? Шведы? Финны?

ПОМОЩНИК капитана:

- Русские. Везли какой-то хлам
К диким самоедам. В шторм попали.

КАПИТАН ДЖОНСОН (усмехаясь):

- Пусть взывают к Богу, пусть с попами
О спасеньи душ своих толкуют.
В порт спешу. До них ли мне сейчас?
Там, на небе (Воздымает указательный палец вверх.) ангелы ликуют,
Ждут давно их. (ПОМОЩНИКУ). Глянь-ка на компас.

СЕНЬКА-КИЛОВАН вопит:

- Господи, спасите!

КАПИТАН ДЖОНСОН:

                - Бог спасьёт,
Как по-русски это говорьится!
С неба наземь ангел словно рьитсарь
За людьми, за души их сойдет.
У меня для вас одьин вопрос:
Есть ли деньги в море на провоз?

СЕНЬКА-КИЛОВАН (упавшим голосом):

- Нет их…

КАПИТАН ДЖОНСОН (разводит руками):

                - Нет? На нет и нет суда.
Кто возить бесплатно на судах?

ПОМОЩНИК КАПИТАНА подходит:

- Кто они?

КАПИТАН ДЖОНСОН:

                - Портовые «бичи»!
Пусть идут на дно как кирпичи.

               Явление четырнадцатое

Улица. По ней идет АНГЕЛИНА, ее нагоняет ПАДЕНЬГИН.

ПАДЕНЬГИН:

- Ангелина!

АНГЕЛИНА (останавливаясь и поворачиваясь):

                - Савва? Напугал…

ПАДЕНЬГИН (с нарочитым изумлением):

- Неужели я настолько страшен?

АНГЕЛИНА:

- Ты же пьян!

ПАДЕНЬГИН:

                - Да, пьян, поскольку траур.
Налетел на шхуну ураган.
Всей команде он принес погибель.

АНГЕЛИНА (зло):

- А тебе принес страховку – прибыль!

ПАДЕНЬГИН (притворно всхлипывая):

- Что страховка? Жаль моих людей,
Истинных поморских мореходов.
Будь поэтом я, сложил бы оды
О водителях морских ладей.
Ладно, не о том сказать решил.
Я, наверно, вправду лишка выпил…
Не вернулся Фёдор твой Антипин,
Сгинул в море. Муж твой славно шил
Корабли, на них ходил на Грумант,
На Вайгач, Колгуев…

АНГЕЛИНА:

                - Он не умер!
Не погиб!

ПАДЕНЬГИН:

                - Увы, увы, увы…
В море были найдены обломки…

АНГЕЛИНА (яростно):

- Что мне твои подлые уловки!
При живом-то муже…

ПАДЕНЬГИН:

                - У вдовы
Может разве быть супруг живой?
Море тебя сделало вдовой.
Уж два года никаких вестей –
Лишь обломки жалкие снастей.
Знать, разбил корабль коварный лёд
В голомянных водах, остов треснул…

АНГЕЛИНА:

- Бабушка моя с войны турецкой
Ждала мужа тридцать один год.
Дождалась, пускай с одной ногой
Он вернулся – и больным, и старым,
Но вернулся! Верила недаром,
Что придёт домой ее герой.
Тридцать лет он в рабстве был восточном.
Женихов она прогнала прочь…

ПАДЕНЬГИН:
                - Но
Выпадает лишь один из ста
Тысяч шанс, как говорят в Европах.
Ты ж не греческая Пенелопа.
Боже мой, святая простота!
Вышла девка замуж за вдовца,
Что годится ей взамен отца! (Смеется).

АНГЕЛИНА (с вызовом):

- Да, представь! Вдовца с двумя детьми!
Матушку сиротам заменила!

ПАДЕНЬГИН:

- Так тебя семейством заманил он?
Всякое случается с людьми…

АНГЕЛИНА:

- Кормщик знатный, славный корабел!

ПАДЕНЬГИН (язвительно):

- Как увидел, так и оробел!
А теперь пропал во тьме морской,
Рыбинам отправился на корм он,
Камбале, треске и пинагорам.
Я же – вот: удалый и баской!
Преуспел в коммерции весьма.

АНГЕЛИНА (дерзко):

- Помни, что удачливым и наглым
Не всегда вкушать румяных яблок –
Вдруг придет тюрьма или сума? (Убегает).

ПАДЕНЬГИН:

- Ну что же – рано ль, поздно ль уломаю.
Для ней дорога под венец прямая.
Кто был я прежде? Жалкий рыболов,
Насквозь пропахший пикшею и сельдью.
Не ведал знатных  пиршеств и балов.
А ныне жизнь – богатство да веселье.
Плевал на вашу чертову артель!
(Кричит), Извозчик, эй! Вези меня в бордель!
Отказывает мне в любви вдовица.
Но есть любовь за деньги. В путь, к девицам!

               Явление пятнадцатое

На берегу моря поморки АНГЕЛИНА АНТИПИНА, СТЕПАНИДА ЛЕВАЧЕВА и ЛУКЕРЬЯ СЕМЖИНА поют, зазывая ветер.

АНГЕЛИНА:

- Подари, Север,
Кораблям ветер.
Надувай парус,
Где твоя ярость?
Ветер да солнышко,
Да белы волнышки,
Сполохов зарево –
В море хозяева.
Задувай, сиверко,
Снова и снова.
Не быть детям сирыми,
А жене вдовой.

СТЕПАНИДА:

- Чтобы муж вернулся,
Чтобы сын жив был.
Ветер выл, дул все,
Мошкару выдул.
Да родных, ближних
Не вернул в дом он.
Волны брег лижут,
Чаек крик-гомон.

ЛУКЕРЬЯ:

- Прилетай, ветер,
Говори, радуй,
Принеси вести
О моем брате.

ВСЕ ТРОЕ ХОРОМ:

- По небу синему
Стаи туч кочами.
Прилети, сиверко,
К сыну и дочери,
К брату любезному,
К жонке да матери.
Своды небесные,
Мох пестрой скатертью,
Лед твердью зыбкою,
Остров-пристанище,
Снег из туч сыплется,
На лету тающий.

АНГЕЛИНА:

- Всколыхни сивер
Волны и воздух.
Крепок, как бивень,
Корабля остов.
Не страшны бури,
Черные тучи.
На мысу гурий
Да зверей туши.

СТЕПАНИДА:

- Огонек светит
В старой избушке.
И висят сети
Там на просушке.
Снег-крупа режет
До крови кожу.
Изгони нежить,
Помоги, Боже.

ЛУКЕРЬЯ:

- Облетят ивы
Ветви упруги.
Воротись, сивер
На свои круги.
Грудь расправь, вихорь,
Погоняй судно…

АНГЕЛИНА (указывая вдаль):

- Там вдали… видно
Парусник будто?

ЛУКЕРЬЯ (вглядываясь):

- Нет, не парусный корабль –
Туча синяя ползёт,
Вырастает, как гора,
Заполняя горизонт.
Налетит сиверко –
Дерева вывернет.
Тьма – хоть глаз выколи.
Зря, видать, кликали.

СТЕПАНИДА (горячо):

- Нет, не зря гуляет сивер
На просторах ледяных,
Где кончается Россия –
Он домой вернет родных.
Наметет зимой сугробы,
Бьет в окно, стучится в дверь.
Берег напустый, суровый –
Там гуляет он теперь.
И трещит, скрипит изба…

ЛУКЕРЬЯ (крестится двумя перстами):

- От напасти их избавь,
От жесткой непогоды
Николай, святой Угодник.
Мрак и холод, вьюги вьются.
Помоги домой вернуться!

АНГЕЛИНА (поет):

- В инее угол,
В печке огонь.
Будь, сивер, другом,
А не врагом.
Снежные хлопья,
Облаков клочья.
Мерзлая тундра –
Тяжко и трудно.

ВСЕ ТРОЕ ХОРОМ:

- По небу синему
Стаи туч кочами.
Прилети, сиверко,
К сыну и дочери,
К брату любезному,
К жонке да матери.
Своды небесные,
Мох пестрой скатертью,
Лед твердью зыбкою,
Остров-пристанище,
Снег из туч сыплется,
На лету тающий.

              Явление шестнадцатое

Промысловая избушка. АНТИПИН чинит капкан-самолов, ЛЕВАЧЕВЫ готовят рыболовные снасти. На постели из шкур лежит и стонет  тяжело больной СЕМЖИН.

АНТИПИН (печально):

- Уж третий год пошел с тех пор, как мы
Отрезаны от мира окияном.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Все лето, осень я ходил на мыс,
Где жег костры, а ветер окаянный
Тушил огонь.

АНТИПИН:

                - А я из-за песков,
Закаменевших от морозов адских,
Не раз добытых приносил песцов.
И вновь пойду за ними в тундру, братцы.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Я бил тюленей, добывая жир,
Я сделал луки. Из оленьих жил
Свивал для них тугие тетивы.
Собрал два стога ложечной травы.

СЕМЖИН (хрипло):

- Морошки я моченой
Насобирал с бочонок…
Да что с того! Вдали от берегов,
Столетьями обжитых, населённых,
Умру без отпущения грехов.
Я не увижу вновь травы зелёной,
До будущей весны не дотяну.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (берет миску и протягивает СЕМЖИНУ).

- Возьми и съешь похлебку кровяну –
И выживешь.

СЕМЖИН:

                - Сырое мясо в пост
Кровавое? Се не велел Христос!
Друзья, я вырезал недаром
Из дерева месяцеслов,
Нашедши старое весло… (Дотягивается до стола, берет деревянный календарь).

АНТИПИН:

- И вот лежишь, сжигаем жаром,
Дрожа, как листик на ветру.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Поешь, Андрей…

АНТИПИН (безнадежно махнув рукой):

                - Напрасный труд.
Он вырезал на деревяшке
Все празднества и все посты,
Дни поминания святых.
Да не накормят в тундре святцы!

СЕМЖИН (отложив календарь):

- Я прожил здесь два долгих года.
Крепка у Семжиных порода!

АНТИПИН:

- Да не о том теперь забота.
Не добредешь и до порога.

СЕМЖИН:

- Всему виной она – цинга:
Едва живой, гниет нога.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Так выпей крови, дядь Андрей,
Оленьей, съешь сырого мяса.
Не доползешь ведь до дверей…

СЕМЖИН (зло):

- И этот малый точит лясы.
Пусть на ногах едва держусь,
Но веры правой придержусь! (Вздымает вверх два перста).

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Зажжет зима огонь сполох.
Над нашей жалкою избушкой.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- А мне все снится мама, плюшки,
Творог, и пес, что ловит блох.
Черна, как ночь, печная вьюшка…

АНТИПИН (внезапно вскакивает):

- Андрей! Хрипит! Совсем он плох.

ЛЕВАЧЕВЫ тоже вскакивают и склоняются над умирающим СЕМЖИНЫМ.
 
СЕМЖИН:

- Прощайте все! Я кровь не пил,
Я пост держал, я Бога чтил! (Рука с двуперстным знамением бессильно падает).

АНТИПИН (печально):

- Отходит друг-помор, отходит.
Когда-то славный зверобой,
В морской отчаянной охоте
Первейший удалец, герой.
Среди артельщиков прославлен,
Морской водицей просолён.
А нынче плотью всей ослаб он,
Хоть духом крепок и силен.
Когда б из миски кровь испил,
То, может быть, набрался сил.

СЕМЖИН (слабеющим голосом):

- Все это – суть искус и грех.
Вы б отнесли меня на брег,
Чтоб мог я с морем попрощаться.
Оно – и горюшко, и счастье.

              Явление семнадцатое

Берег моря. СЕМЖИН лежит в гробу.  АНТИПИН и ЛЕВАЧЕВЫ долбят мерзлую землю.

АНТИПИН (тяжко вздыхая):

- Земля, землица… До чего тверда!
За тыщи лет промёрзла, омертвела.
Прочнее камня! Сколько же труда
Нам предстоит, чтоб погрести здесь тело!
Сколочен гроб, воздвигнут будет крест
Над скромною могилой старовера.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Долбим мы землю, словно в ступе пест
Толчет водицу. Небо стало серым,
Вот-вот повалит снег.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

                - Так поспешим
И праведное дело завершим!

АНТИПИН:

- Да, поспешим! Пока что не покрыл
Усопшего Андрея белый иней.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (задрав голову, указывает на птицу в небе):

- Глядите, чайка! Пара белых крыл
И розовая грудь.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

                - К земле Гусиной
Летит душа Андрея-кержака
В поморский рай, в блаженные чертоги.
Стеклянный город средь гор высоких
Стоит там невдали от бережка.
Для всех живых священный град незрим,
Лишь колокольный звон звучит над ним.
Над ним сиянье как святой венец.
Таков пресветлый город Леденец.
Мне сказывал о нем Кузьма Петров,
Бывалый мореходец, знатный бахарь.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Смотри-ка, папа: вот летит перо,
Что, пролетая, обронила птаха (Ловит перо на лету).

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (подходит и рассматривает перо):
.
 - Когда роняет розовая чайка
Свое перо – оно предвестник счастья.

АНТИПИН (продолжая долбить землю):

 - Вы слышите? Как необычен стук,
Окаменевшее бревно иль камень? (Останавливается, заглядывает в вырытую могилу),
Не может быть, но там лежит сундук.
Но кто его в глубокой спрятал яме?

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (тоже заглядывает в могилу):

- Большой сундук. Там, не иначе, клад.
Его зарыл, быть может, древний викинг?
Иль аглицкий отчаянный пират?
Кто сунется еще на берег дикий.
В земле, наверно, злато закопал,
Каменья, серебро… а сам пропал.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Поднимем его дружно. Раз-два-три. (Трое с трудом поднимают сундук).

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

Замок заржавлен. Дерни, отвори!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Сперва Андрея надо закопать,
А после уж вскрывать сундук тяжелый.
Пустыня ледяная, берег голый
И старый клад. (Смотрит на сундук). Замок бы расковать…
Внутри, под крышкой что-то дребезжит.
Пусть полежит чуток, не убежит.
Потом, в избе, мы тот сундук взломаем,
И что внутри, мы тотчас разузнаем.

               Явление восемнадцатое

АНТИПИН и ЛЕВАЧЕВЫ сидят в избе. ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ вскрывает сундук.

- Вот, наконец, поддался, окаянный.
Сейчас увидим, что лежит внутри.
(Заглядывает в сундук). Ах, боже мой, глаза, друзья, протри!
Тут кольца, перстни, камни… брулияны…

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (заглядывая в сундук):

- Бриллианты, папа. Как слеза кристалл!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (недоверчиво):

- Откуда знаешь?

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

                - В книжках прочитал.
(Перебирает камни в руках). Рубин вот красный, синий – знать сапфир.
Так объяснял мне Соломон Шапир.
Я в лавке был… так, ради интереса.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Глазами камни ел и тешил беса.
А здесь, зимою, в ледяном аду
Не обменять сапфиры на еду.
Пусть в сундуке лежит ненужный груз.
(Вздыхает). Как добавлял Андрей: спаси, Исус.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- Зато домой богатыми вернемся!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- А, может статься, не вернемся вовсе.

АНТИПИН:

- Артельщики, молчим! Кончай хандрить
Себя во льдах живыми хоронить.
Из-под земли на голову богатство!
Нам камни эти ой как пригодятся!

               Явление девятнадцатое

АНГЕЛИНА и ЛУКЕРЬЯ идут по улице.

ЛУКЕРЬЯ (печально):

- Не говорила я: в конце седмицы,
Я пробудилась позже, чем всегда.
Гляжу: в окно стучится мне синица
Настойчиво. Я поняла – беда!
Погиб Андрей – и братняя душа.
Знак подала…

АНГЕЛИНА:

                - Все это сказки, бредни…

ЛУКЕРЬЯ:

- Да, может быть, но был мне знак намедни.

ПАДЕНЬГИН преграждает путь:

- Как в войске говорят: короче шаг!
Не аг-но-ри-руй, подожди, постой…

ЛУКЕРЬЯ:

- Поди отсюда.

ПАДЕНЬГИН:

                - Не с тобой – с вдовой
Я говорить хочу!

АНГЕЛИНА (возмущенно):

- Я не вдова!

Появляется КОВЫЛЕНКО.

КОВЫЛЕНКО:

                - Оставь ее в покое.

ПАДЕНЬГИН:

- А, вот и тот, кто власти непокорен.
Зовешь народец к бунту, к топору-с.
Я до тебя, политик, доберусь!
Ведешь ты речи супротив царя-то,
Не подданный его, а враг заклятый! (Махнув безнадежно рукой, уходит).

КОВЫЛЕНКО:

- Позвольте, бабоньки, вас провожу?

АНГЕЛИНА (с деланным возмущением):

- Поморских жонок так не обзывают.
Здесь «бабы» - то, чем сваи забивают.

КОВЫЛЕНКО (виновато):

- Покорно извинить меня прошу.
(АНГЕЛИНЕ) Замучил, вас, наверно, этот хлопец?
Плывет по жизни без ветрил и сопец.

ЛУКЕРЬЯ:

- Да, без сопца, как говорят поморы.

КОВЫЛЕНКО:

- Ах, виноват, я не знаток говори.

Все трое уходят.

               Акт третий

               Явление первое

Город горит. Тревожно звенят колокола. Горожане спасают добро, суетятся ПОЖАРНЫЕ.

ЛУДНИКОВ (бежит с узлом в руках):

- Огнем охвачен наш старинный город.
За домом дом съедает злой огонь.
Занялся рынок, пламя рвется в порт,
Над суетой гремит набатный звон.

ЩЕЛИН (подбегая к нему):

- Кругом пожар. Неведома причина.
Быть может, кто-то в доме у себя
Уснул, но потушить забыл лучину.

ЛУДНИКОВ:

- Как сам-то?

ЩЕЛИН:

                - Спас жену и всех ребят.

УСТАВЩИК бежит навстречу с котомкой книг под мышкой.

ЛУДНИКОВ:

- Приветствую, поморский уставщик!
Куда бежишь ты с полною котомкой?

УСТАВЩИК:

- Спасаю из моленной кипу книг:
«Молитвенник», «Псалтырь»…

ЩЕЛИН:

                - А как же дом-то?

УСТАВЩИК:

- Да, может статься, что сгорит мой дом.
По воле Божьей новый наживем!

Появляется УЕМЛЯНИН с мешком.

УЕМЛЯНИН:

- Спешу, друзья, от пота я промок
И на бегу замерз.

ЩЕЛИН:

                - Простыть недолго!

УЕМЛЯНИН:

- Зато сумел спасти муки мешок.
А сын Алёшка вынес книжек полку.
Чудак-зуёк, полез в горящий дом.
И полку взял, и вынес полный кузов:
А там словарь – такой толстенный том
И приключения Робинзона Крузо.

Появляется УЗКИЙ:

УЗКИЙ:

- Спасал иконы дядя мой Потап,
Хоть обгорела на ладонях кожа,
Но целы образа! Дочурка кошку,
И двух котят, и старого кота
Облезлого в корзине унесла.
Тащила за хвосты из-под стола.
Отчаянно царапались котейки.
А братец в погреб, где бутыль «злодейки»
Укрыта под рогожей у корыта.
Себя забыл, сивуха не забыта.
Огурчиков из кадки зачерпнул.
И жив, смеется. Я с досады пнул
Бездельника – ведь обгореть он мог.
А Елисей смеется, обормот.

Появляется ШИРОКИЙ.

ШИРОКИЙ (озираясь):

- Пожарных трое. Остальные где?

УЗКИЙ:

- Где-где? Они в Купецкой слободе.
Городовые тож: беречь-стеречь
Добро, чтобы никто не мог спереть
Господские вещицы под шумок.

ШИРОКИЙ:

- До слободы огонь едва ль дорвется.

АНТУФЬЕВ командует:

- Зачерпывайте воду из колодца.
Скорее, дружно заполняйте бочки,
Передавайте ведра по цепочке.

Мимо проносится, бренча колокольцами, пожарная повозка.

ШИРОКИЙ:

- Вот наконец-то! Слышал, знать, Господь
Молитвы наши. Стой! Зачем же мимо?

ПОЖАРНЫЙ:

- Лечу до каланчи – менять брандспойт,
Он неисправен.

УЗКИЙ:

                - Задохнусь от дыма.
Гляди-ка, у Варакиных чердак
Занялся. И повсюду кавардак:
То нет водицы, то обоз застрянет…
От дома Левачевых гарью тянет!

                Явление второе

Кабинет ГУБЕРНАТОРА. АРХИТЕКТОР разложил на столе план губернского города и водит по нему указкой.

АРХИТЕКТОР (бойким, уверенным голосом):

- Чтоб я делал, если б не пожар,
Что слизал три городских квартала.

ГУБЕРНАТОР (вздыхая):

- Нам только пожаров не хватало.
Он и рад… Ну, что же, продолжай.

АРХИТЕКТОР (тыча указкой):

- В этом месте, где стоял сей дом,
Хорошо большой фонтан устроить.
Рыбы, нереиды, Посейдон,
Образы мифических героев.
Там, где переулок был кривой,
Пропилеи встанут…

ГУБЕРНАТОР:

                - Что пропили?

АРХИТЕКТОР:

- Пропилеи! И газон с травой,
Аккуратно стриженой. Без пыли,
Вдрызг разбитых, ломаных мостков
Деревянных, зарослей бурьяна,
Я добавлю парочку мазков
К сей картине. Где была поляна,
Пустырёк, разбить удобно парк,
С фонарями, чтоб осенней ночью,
Свет их разрывал промозглый мрак.
С кованой оградой вдоль обочин.

ГУБЕРНАТОР (нетерпеливо перебивает):

- Это ли задача на сей год?
Пострадал наш город пожара!
А ему – извольте – Посейдон,
Нереиды!

АРХИТЕКТОР:

                - Было здесь кружало,
Да сгорело. Выстроим взамен
Здание купеческого клуба.
Высадим акации вдоль стен,
А при входе – две большие клумбы.

ГУБЕРНАТОР:

- Черт возьми! Остался без жилья,
Наш народ, а в это время я
Слышу про аллеи, пропилеи…
К черту все нелепые затеи!
(Тычет в карту пальцем). Где для обывателей дома?
Погорельцам – посох и сума?!

АРХИТЕКТОР (равнодушным тоном):

- Всем известно, частные строенья
Строятся на частные же деньги.

               Явление четвертое

Кабинет ГУБЕРНАТОРА. Перед ним – ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА и КУПЦЫ.

ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА:

- Именитые купцы,
Граду нашему отцы,
Всем известные магнаты,
Истинные меценаты.
Божьи храмы, и приюты,
Да по праздникам салюты.
Сим купцам не привыкать
Горожанам помогать.

КУПЦЫ раскланиваются.

ГУБЕРНАТОР:

- Пострадали горожане
На ужаснейшем пожаре.
И для помощи нужна
Им купецкая мошна.
Раскошельтесь, не скупитесь,
Малой долей поступитесь
От накопленных богатств.
Щедрым людям Бог воздаст.
Что ж, начнем. К примеру, с Вас (Кивает НЕМЕЦКОМУ КУПЦУ).

НЕМЕЦКИЙ КУПЕЦ:

- Я бы деньги людям даль,
Только сам я пострадаль.
Погорела лесопилька,
Только стены да стропила
От пожара уцелель.
Все сгорель, сосна унд ель.
Я в убитке. Смерть, погибель!
Лутше сами помогите
Мне деньгами из казны…

МОСКОВСКИЙ КУПЕЦ:

- Я приехАл из МАсквы.
ПАдмАсковные вез ситцы,
НАшА древняя стАлицА
Сей прАдукцией гАрдА.
Все сгАрело – вот бедА!
ВместА склАдА – пепелище,
Угли, чернАя пылищА.

ПОМОРСКИЙ КУПЕЦ:

- Я – купец, тОргОвец рыбОй,
У ПОмОрОв сельдь скупал.
Где теперь былая прибыль?
Я пОчти как нищий стал.
ПрахОм все – и сельдь, и пикша,
И треска, и кОмбОла,
ЧтО сгрузили с кОрабля.
Я к тОкОму не привыкший.
Не пОмОжет даже чудО.
Лучше б выделили ссуду.

ГУБЕРНАТОР (в сторону):

- Строят храмы и приюты.
Да на помощь не придут к вам,
Коль случилася беда.
(Обращаясь к КУПЦАМ). Что ж, простите, господа.
Возвращайтесь в дом торговый,
Поспешайте к дележу.
Вы, купцы, народ толковый…
Хватит! Боле не держу!

ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА и КУПЦЫ, кланяясь, уходят. ГУБЕРНАТОР безнадежно машет рукой им вслед.

              Явление пятое

Улица. Толпа народа. На фасаде особняка вывеска «Поморскiй кредитъ». На крыльце – ПАДЕНЬГИН, рядом – ПРИКАЗЧИК.

ПАДЕНЬГИН кричит в рупор:

- Извиняй за беспокойство
Славный северный народ.
Я даю на обустройство
На полгодика вперед.
Суммы велики порато. (Выдерживает паузу).
Разумеется, с возвратом.
А с просрочивших – увы,
Тридцать процентов лихвы.

ТОЛПА шумит.

ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ:

- Боже, это же грабёж!

ПАДЕНЬГИН:

- Так уйди, коль не берёшь!

АНТУФЬЕВ (гневно):

- Нет креста на тебе, Савва!

ПАДЕНЬГИН (невозмутимо):

- Коли процент не по нраву,
Так и деньги не бери.

ЩЕЛИН:

- Слушай, Савва, не дури!
Знаю: твой безбожный процент
Все равно ведь будет пропит,
Да истрачен на валявок.

ПАДЕНЬГИН:

- На него настрою лавок,
В них – товар колониальный,
Что из стран привозят дальних.
Буду кофий продавать!

ЛУДНИКОВ – ЩЕЛИНУ:

- Что ж, кредит придется взять.

ЩЕЛИН:

- Чтоб с лихвою отдавать?
По рукам себя связать
Непосильным этим долгом?

ПАДЕНЬГИН – ЩЕЛИНУ:

- Эй, помор, что смотришь волком?
Ты бери, коли дают
Иль беги, не то побьют. (Смеется).

АНГЕЛИНА:

- Вот ведь чертов проходимец,
Окаянный лихоимец!

СТЕПАНИДА (грустно):

- Где еще сыскать деньжат?
Погубил наш дом пожар.

АНГЕЛИНА:

- Наш-то дом слегка задет,
Да проник огонь в подклет.
Уничтожил все запасы…

ПАДЕНЬГИН:

- Ну, смелее, братцы, в кассу.
(Указывает пальцем в толпу). Пострадал вот от огня-то
Бородатый уставщик.

УСТАВЩИК (двуперстно крестясь):

- Ты поморцам враг заклятый,
Лихоимец-ростовщик!

ПАДЕНЬГИН:

- Ну, как знаешь…
Банки есть, еще казна есть.
Только для простолюдина
Недоступны средства те.
А надежда тает льдиной
В вешней тепленькой воде…
Я могу ведь передумать.

ПРИКАЗЧИК:

- Выдаем больше суммы!

ПОМОРЫ и ПОМОРКИ нехотя бредут к крыльцу.

ФАЙЗУЛЛА (протискиваясь сквозь толпу):

- Пострадал моя торговля:
Магазин среди зимы
Весь сгорелся: стены, кровля…
Можно деньги мне взаймы?

ПАДЕНЬГИН:

- Выдам деньги без обмана.
Но с тебя как с басурмана
Сорок процентов возьму.

ФАЙЗУЛЛА (горько вздыхая):

- Пережить бы мне зиму…

АНТУФЬЕВ:

- Что ж, поморы, в зубы к волку,
В пасть ошкую, в петлю долга.
А иначе, христиане,
До весны мы не дотянем.

Ювелир СОЛОМОН (пробегая мимо):

- Разве ж можно грабить так?
Обирает русских русский!
У меня в местечке Слуцке
Ростовщик живет Исаак,
Хитрый, алчный, хищный, жадный
И, конечно, плут изрядный,
Потрошитель кошельков.
Но и этот наживала,
Кровопивец с длинным жалом
Так не грабит земляков!

              Явление шестое

На берегу стоят АНТИПИН и ЛЕВАЧЕВЫ. ЛЕВАЧЕВ-СЫН всматривается в даль моря.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (радостно):

- Папа, вижу парус вдалеке!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- То гора, наверно, ледяная.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- То корабль спешит, я это знаю!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- У тебя всегда на языке
То «корабль», то «шхуна», то «корвет».
А, глядишь, течение и ветр
Носят льдины на море весеннем.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (ликующим голосом):

- Там кораблик, папа – нам спасенье!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Так беги, сынок, зажги костер!

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (на бегу):

- Там, на мачте, реет флаг с крестом
Иноземным.

АНТИПИН:

                - К берегу спешит,
В нашу бухту путь его лежит.

              Явление седьмое

Капитан ЙЁНСЕН сходит на берег. АНТИПИН и ЛЕВАЧЕВЫ бегут навстречу.

ЙЁНСЕН (с легким акцентом):

- На безлюдном, диком берегу
Странно видеть русских мореходов.

АНТИПИН:

- Прожили мы здесь четыре года.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Три «с полтиной». Говорят, врагу
Участи такой не пожелаешь.
Каждый день живешь… нет, выживаешь.
Мох, песок да камень под тобой.
Над тобою – Бог.

ЙЕНСЕН:

                - Я – китобой,
Вся команда набрана в Тронхейме
Я везу китовый жир и ус,
Словно воин драгоценный груз
У врага захваченных трофеев.
Место есть на шхуне для спасенных
Русских мореходов-робинзонов.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (указывает на сундук):

- Мы готовы щедро заплатить,
Чтобы в порт родной на вашей шхуне…

ЙЕНСЕН (возмущенно):

- Заплатить? Оставьте эти штуки!
С потерпевших плату брать мне – стыд!
Что бы ни держал в себе сундук…

АНТИПИН:

- Ну, хотя бы шкур песцовых тюк? (Поднимает связку шкурок).

ЙЕНСЕН (отрицательно мотая головой):

- Мореходы северные – братья.
А за помощь брату брат не платит,
Брат у брата деньги не берет.
Так и должен жить морской народ.
Всех прошу покорно к нам на борт.

АНТИПИН (пожимая руку капитану):

- Ну, спаси вас Бог, норвеги-братцы!

ЙЕНСЕН:

- Моряки любых держав и наций,
Друг за друга каждый встать готов:
Буря, шторм, отчаянный аврал,
Кораблекрушенье среди льдов.
Курс меняет мой корабль «Нарвал».
В русский порт!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (указывая на крест):

                - Один из двух крестов
(Тот, что ближе) – здесь поморец Семжин.
Поклонись, он жизнь недаром прожил,
Наш товарищ, знатный зверобой.

ЙЕНСЕН (снимая фуражку):

- Видно, русский был морской герой.
(Внимательно всматривается в крест). Тут четыре буквы в центре вверх…

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

- «Спи спокойно, Семжин-старовер».
Резаны четыре буквы «слово»
Мною, Дорофеем Левачевым.

АНТИПИН и ЛЕВАЧЕВЫ всходят по трапу на корабль вслед за ЙЕНСЕНОМ.

ЙЕНСЕН поет. МАТРОСЫ подхватывают.

- По морям летел «Нарвал»,
И форштевень волны рвал
Как морского зверя рог.
В страшных бурях выжить смог.
На волнах «Нарвал» плясал,
Дикий шквал его бросал
Между яростных валов,
В гривах пенистых голов.
Шхуну нес лихой норд-ост,
Наполняя паруса.
Смел, находчив и непрост
Китобой и рыболов.
В синем море за кормой
Очертания борозд
Как в полях за бороной.
Моряков храни, Христос!
Боцман, всех свистать наверх!

АНТИПИН – ЛЕВАЧЕВУ-ОТЦУ:

- Вот спасибо! Спас норвег!

             Явление восьмое

ПАДЕНЬГИН стоит в порту:

- Широка река, над нею тишь,
Только крики чаек бело-сизых.

Появляется АНГЕЛИНА.

Ангелина, ты куда летишь?
Срок уплаты долга уже близок.

АНГЕЛИНА (гневно):

- Вот опять он, жадный мироед.

ПАДЕНЬГИН (обиженно):

- Сразу брань, ни «здравствуй», ни «привет»!
Я ж, коль захочу, спишу твой долг…

АНГЕЛИНА останавливается в недоумении.

При одном-единственном условьи:
На любовь ответишь ты любовью.

АНГЕЛИНА:

- Сущий бес, не человек, а волк!
Получай по левой и по правой! (Подходит к ПАДЕНЬГИНУ и отвешивает ему пощечины).
На тебя, наглец, найду управу!
Затаскаю, чёрта, по судам!

ПАДЕНЬГИН (потирая побитые щеки):

- Я видал и не таких мадам!
Курица, а пыжится как пава!
Жалуйся хоть самому царю.
Все вернешь с лихвою! Разорю!
Мне плевать, что ты не богатейка.
Все отдашь, уплатишь – до копейки!
А потом… хоть с нищенской сумой
По миру, на паперть всей семьей,
Замерзать и мокнуть на скамейке.

Разгневанная АНГЕЛИНА и раздосадованный ПАДЕНЬГИН уходят каждый своим путем.

             Явление девятое

ПАДЕНЬГИН в своей конторе. Рядом – ПРИКАЗЧИК.

ПАДЕНЬГИН (издевательским тоном):

- Как делишки нынче у артели?
Возвращать долги подходит срок.

ПРИКАЗЧИК (угодливым тоном):

- Шума много, много канители.

ПАДЕНЬГИН:

- Знать, кредит артельщикам не впрок.
Пропили?

ПРИКАЗЧИК:

                - Нет, строятся жилища,
Где вчера чернели пепелища.

ПАДЕНЬГИН:

- Все равно, увязли ведь в долгах,
Словно зверь в охотничьих силках.

ПРИКАЗЧИК:

- Все пропали, ведь у всех платеж
От безденежья просрочен. Впрочем,
Есть средь них один.

ПАДЕНЬГИН (оживившись):

                - О ком плетешь?

ПРИКАЗЧИК:

- Кормщик инородец Гришка Кочев.
Говорил он, что у них, пермян,
Не в чести лукавство и обман.
Буду бедовать и голодать,
Только б деньги вовремя отдать.
Он с последним грошиком расстался,
Все отдал – и по миру скитальцем.

ПАДЕНЬГИН (ехидно):

- Да, «герой»… Но лично мне с артели,
Если честно, не нужны рубли.
Отдавайте Савве корабли,
Лучшие места для рыбной ловли,
Все свои избушки на тонях,
Все паи, все доли на меня
Перепишете – и мы в расчете.

ПРИКАЗЧИК:

- Незавидна доля рыбаков.
Сызмальства они в морской работе.

ПАДЕНЬГИН:

- Что ж, найму их всех… как батраков. (Смеется).

ПРИКАЗЧИК тоже хихикает. Неожиданно появляется КУДЬМОЗЕРОВ.

ПАДЕНЬГИН (грозно):

- Кто ко мне явился без доклада?
(Сменяет тон на ласковый). Это ты, старинный мой дружок?
Проходи! (ПРИКАЗЧИКУ). А ты – марш за порог.
Твоего присутствия не надо!

ПРИКАЗЧИК уходит.

              Явление десятое

ПАДЕНЬГИН и КУДЬМОЗЕРОВ беседуют.

ПАДЕНЬГИН:

- Как припомнишь-то, Кузьма,
Жаркой выдалась зима:
Разгулявшийся пожар
Множество домов пожрал.

КУДЬМОЗЕРОВ:

- А Купецка слобода –
В ней никто не пострадал.

ПАДЕНЬГИН:

- Так живет в ней немчура,
Русским людям не чета.
Я построю особняк –
Как на роже им синяк.
В три высоких этажа
К чести русских горожан.

КУДЬМОЗЕРОВ:

- Знаешь наш чиновный люд:
Разрешенья не дадут.
Кабы был ты Брандт иль Пец,
Первой гильдии купец,
Да хоть Сидор Кочанов,
Из почетных чтоб чинов
И в коммерции – герой.
Вот тогда дворец и строй!
А таким непросто стать.

ПАДЕНЬГИН (растерянно):

- Что ж мне делать?

КУДЬМОЗЕРОВ (невозмутимо):

                - Денег дать.
Все решит большая мзда.
Здесь без взятки – никуда.
Взятка любит тишь и гладь.
Аккуратно надо дать,
Без чужих ушей и глаз.

ПАДЕНЬГИН:

- Мой приказчик-то и даст.

КУДЬМОЗЕРОВ:

- Брось ты, Савва, ерунду.
Я к начальнику пойду.
Вроде по своим делам,
Между дел конвертик дам.
Благодарен будет тот,
Кто бумаге ход дает.
Не пройдет, поверь, и год,
Как дворец построишь – вот!
Власть исполнит твой каприз.

ПАДЕНЬГИН (радостно):

- По рукам! Плачу за риск!

Бьют по рукам. ПАДЕНЬГИН достает из бумажника пачку купюр, протягивает КУДЬМОЗЕРОВУ. Потом, словно спохватившись, вынимает из нее несколько купюр, кладет обратно, остальные протягивает другу.

ПАДЕНЬГИН:

- Завтра мне поступит прибыль
От перепродажи рыбы.
Из тех денег будет мзда.
Куш при встрече передам.

                Явление одиннадцатое

Кабинет ГУБЕРНАТОРА. Перед ним ссыльный КОВЫЛЕНКО.

ГУБЕРНАТОР:

- Ваша ссылка – сколько лет всего?

КОВЫЛЕНКО:

- Ровно пять суд в Киеве отмерил.
Год остался мне, ваше Прево…

ГУБЕРНАТОР:

- Можно без чинов. И я на Север
Тоже как бы сослан. Прежде правил
Я богатым черноземным краем.
Взбунтовался крепостной народ.
Должен был в уезд без промедленья
Я войска послать для подавленья,
Да промедлил. Результат он – вот. (Обводит руками кабинет).
Послужной мой список перечеркнут.
Оказался в ссылке я. Почетной.

КОВЫЛЕНКО (иронично):

- Что ж, удел наместничий непрост…

ГУБЕРНАТОР:

- Говорить начистоту здесь не с кем.
Например, о сём: в уезде Энском
За казённый счёт возводят мост…

КОВЫЛЕНКО (иронично):

- Говорят в народе: нет моста!
Выросли исправника хоромы,
Славный дом, картинка из альбома.
Истинная, братцы, красота!

ГУБЕРНАТОР (недоуменно):

- Быть не может! Я питаюсь ложью,
Я враньё чинуш хлебаю ложкой?

КОВЫЛЕНКО:

- Получается, что вышло так:
Нет, увы, ни денег, ни моста.

ГУБЕРНАТОР:

- А скажите, как живет народ?

КОВЫЛЕНКО (вздыхая):

- Если честно – тяжко. Обиралы –
Жулики-купчишки, чинодралы,
Кто лихву, кто мзду с людей дерёт.
Мироеды грабят трескоедов,
Мужика вгоняют в кабалу,
Словно в сеть треску и камбалу.
Мзду берут в служебных кабинетах.

ГУБЕРНАТОР (вскидывая руки):

- Безобразие! Позор!! Скандал!!!
Почему же я о том не знал?!

                Явление одиннадцатое

ГУБЕРНАТОР расхаживает в кабинете, распевая:

- Трудно губернатору, тяжко губернатору.
Кто всех больше шишек получает свыше?
Обо всем в губернии отчитаться надобно.
Что ни день, в заботах, так что еле дышит.
И моря ледовые, и леса таежные,
Мужики бедовые и места острожные,
Все налоги, подати с подданного добыты.
Недоимки взысканы и печати тиснуты.
Пристани ладейные, тони рыболовные,
Частные владения, суды уголовные,
Смолокурни, пастбища, цеха лесопильные,
Маяки да кладбища, фабрики с коптильнями,
Обыски с арестами – я за все ответствую.
И министр дел внутренних ждет доклад в час утренний.
А доносы в Питер-град пташками пернатыми.
Трудно губернатору, тяжко губернатору.
 
                Акт четвертый
               
                Явление первое

АНГЕЛИНА в доме у СТЕПАНИДЫ. Входит ЩЕЛИН.

ЩЕЛИН:

- Мне друг сказал: он видел у причала
Стоит корабль, норвежский китобой.

СТЕПАНИДА:

- Колесный пароход с большой трубой?

ЩЕЛИН:

- Нет, парусник. Зовут его «Нарвалом».
Три мужика-помора на борту;
До самых глаз заросших бородою
Стоят степенных мореходов двое.

АНГЕЛИНА и СТЕПАНИДА в один голос:

- Вернулись наши?

ЩЕЛИН:

                - Как глухарь в бору
Один из них прохаживался важно.
Другой – как мишка: грузен, косолап.
Все торопил, чтобы спустили трап.
И в самоедской малице был каждый.

СТЕПАНИДА:

- А третий?

ЩЕЛИН:

                - Третий – выросший зуёк,
С короткою бородкой и бойкою походкой.

СТЕПАНИДА (вскакивая):

- Не может быть! То Дорофей, сынок!

ЩЕЛИН:

- Спешил мой друг, и плохо рассмотрел,
Они иль нет. Окликнуть не посмел.

АНГЕЛИНА:

- Они иль нет? Но их, ушедших к Северу
И сгинувших во льдах ведь было четверо?

ЩЕЛИН:

- Четвертый – старовер-поморец Семжин?
Нет, не видал…

СТЕПАНИДА:

                - Скорее в порт. Идем же!


                Явление второе

Порт. На причале – АНТИПИН и ЛЕВАЧЕВЫ.

АНТИПИН:

- Гляди, Данила, нас не узнают,
Хоть земляки на пристани снуют.
Вот Уемлянин мимо нас промчался,
А Лудников, завидел – и замялся,
Но не признал и мимо прошагал.
Нет, чтобы подошел и поспрошал:
- Откуда? Кто такие, что за люди,
Стоят, торчат, что карбас твой на луде?

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Узнать нас трудно: каждый ведь оброс
Как эти пирсы водяной травою
Нестриженой густою бородою.
И по одежке видно – не матрос.

Появляются АНГЕЛИНА, СТЕПАНИДА и ЩЕЛИН,

АНГЕЛИНА (радостно):

- Я вижу шхуну! Так и есть – «Нарвал».
Все правильно, дружок твой не наврал.

СТЕПАНИДА (отчаянно кричит):

- А вот они – Данил и Дорофей,
И Федор: два орла и воробей!

АНГЕЛИНА:

- Там он!

АНГЕЛИНА и СТЕПАНИДА бегут к поморам, за ними устремляется ЩЕЛИН.

ЩЕЛИН:

               - За вами я не поспеваю,
Хотя не стар и резво поспешаю.
Артельщики вернулись, Боже мой!
Данила, Федор, Дорофей живой!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- О Боже!

ЛЕВАЧЕВ-СЫН:

                - Здравствуй, мама!

АНТИПИН:

                - Ангелина!

ЩЕЛИН:

- Ей-богу, каторжане с Сахалина!
Их бороды, подобия лопат,
Спускаются едва ли не до пят.

СТЕПАНИДА заключает в объятия мужа и сына.  АНГЕЛИНА бросается на шею мужу.

АНГЕЛИНА:

- Вернулся, наконец-то! Жив, родимый!
Не потонул, не раздавили льдины,
Не съел ошкуй, не унесла цинга,
Не лег недвижно в белые снега.

АНТИПИН (обнимая Ангелину):

- У вас-то как?

АНГЕЛИНА:

                - Пожар у нас случился,
От свечки ли, окурка иль лучины
Он вспыхнул. Поглотил огонь конюшню,
Спалил амбар, занялся и подклет,
Сгорел сарай. Саней, телеги нет…
На новостройку много денег нужно.
Вот и залезли к Савве в кабалу.
Тот сыт и пьян, танцует на балу,
Ссужает деньги в рост. Лихва лиха.
Как расплатиться?

АНТИПИН:

                - Я привез меха.
Не хватит – золото из сундука (показывает на сундук).

АНГЕЛИНА:

- Чтоб подавился Савва-сатана!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ - СТЕПАНИДЕ:

- Как здесь дела?

СТЕПАНИДА (печально вздыхая):

                - Так водится всегда,
Что ходят парой радость и беда.
Я у сестры живу. Мы погорели.
То полбеды. Беда – что пол-артели
Попали к Савве жадному в долги.
Расплаты срок – в начале той недели.

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (долго молчит, потрясенный, затем показывает на сундук):

- Заплатим все – и серебром, и златом,
И за самих себя, и за других!
А там посмотрим – чья грядет расплата…

СТЕПАНИДА (гладит сына по голове):

- Смотри-ка Дорофейка как подрос.

ЛЕВАЧЕВ-СЫН (притворно сердито, убирая материну руку со лба):

- Не «Дорофейка» - Дорофей Данилыч!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- А Семжин-старовер лежит в могиле.
Надеюсь, принял в рай его Христос.

Внезапно появляется ЛУКЕРЬЯ.

ЛУКЕРЬЯ (радостно):

- Вернулись. Наконец-то. Где Андрей,
Мой брат, охотник на морских зверей?

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ (скорбно снимает шапку):

- Увы, не дожил он. В землице мёрзлой
На острове лежит, и смотрят звёзды
На староверческий печальный крест.
Прости, девица, за худую весть.

ЛУКЕРЬЯ, закрыв лицо руками, убегает.

                Явление третье

ПАДЕНЬГИН в своей конторе. Рядом – ПРИКАЗЧИК.

ПРИКАЗЧИК:

- Я передал конверт, не распечатав,
Кузьме. Он мзду твою в карман запрятал,
Чтобы столоначальнику отнесть.
Он, правда, вскрыть хотел и сосчитать,
Те деньги.

ПАДЕНЬГИН (с усмешкой):

                - По повадкам виден тать!
Ты проводил его до самых мест
Присутственных?

ПРИКАЗЧИК (тоже с усмешкой):

                - Как вора под конвоем!

ПАДЕНЬГИН:

- К начальственным ворам. Там вор на воре.
Дела другие нас с тобой зовут.
Решил открыть я тайную курильню.
Дабы восточную дурман-траву
Курил дурак. Взлетала как на крыльях
Его душонка, ощутив душок.
Еще аптекарь белый порошок
Мне продал. Коль нюхнешь его разок,
Жить без него не сможешь, как без зелья
Питух отпетый – таково похмелье!
Легко нажиться на людских грехах,
Дворец построить и ходить в мехах,
Плясать и петь, как пташка, беззаботно.
А дураки пусть дохнут под забором.

                Явление четвертое.

ХОР ЧИНОВНИКОВ:

- Вот с жужжанием весёлым
Устремились в улей пчёлы,
Слышишь ровный, мерный гуд?
Пчёлки взяточки несут!
Так летите, пчёлки, пулей,
В наш уютный, крепкий улей.
Взятки гладки, взятки сладки,
Кормят трутней ваши взятки.
Тот же улей – государство,
Люди нам приносят дар свой,
Подношения несут.
В этом – нашей службы суть.
В государстве нет узды
Укротить мздоимство трутней.
Украшенье серых будней
Полученье жирной мзды.
Взятка горы может двигать,
Взятка делу ход даёт.
Авантюра, риск, интрига,
Драма, фарс и анекдот.
Если мздою не подмажешь,
Не поедет экипаж.
Покидают пчёлки пажить…
Прилетай, кормилец наш!
Если б не местоименья
Ты в гимназии учил,
А науку мздоименья,
Скоро стал бы важный чин.
Не бывать карману пусту.
Взятка – хитрое искусство.
Мы до сладкой взятки падки.
Слаще мёда будут взятки.
Что годами не решалось,
Мзду приняв, в три дня решим.
Не игрушка, брат, не шалость,
А отрада для души.
Дали-взяли, снова дали.
И за руку не поймали.
А иначе ты виновный,
Государственный чиновник
Так добавь за риск проценту.
Своей службе знаем цену.
Не зарвись, бери по чину.
Взятку взял – и прочь кручина.

                Явление пятое

Губернские присутственные места. Кабинет СТОЛОНАЧАЛЬНИКА. КУДЬМОЗЕРОВ перед СТОЛОНАЧАЛЬНИКОМ.

СТОЛОНАЧАЛЬНИК (важно):

- Нелегкий вы поставили вопрос,
Решить его и медленно, и сложно.

КУДЬМОЗЕРОВ:

- Об этом знает Савва. Я принес (Достает из потайного кармана конверт, кладет на стол).

СТОЛОНАЧАЛЬНИК (радостно):

- Ну, коли так, решить, пожалуй, можно.
Барашек ваш… заклеенный в бумажку,
В конверт… То – жертва, агнец на алтарь
Отечества. Решим все без промашки. (Рассматривает конверт).
Вот только против русский государь (Указывает на портрет за спиной).
 
КУДЬМОЗЕРОВ:

- Высоко Бог, а государь далёко.

                Явление шестое

Двери резко распахиваются, в кабинет входит ГУБЕРНАТОР с ПОЛИЦМЕЙСТЕРОМ и двумя ГОРОДОВЫМИ.

ГУБЕРНАТОР (грозно):
- Зато есть государственное око!

СТОЛОНАЧАЛЬНИК и КУДЬМОЗЕРОВ вскакивают с места, суетливо кланяются, конверт падает на стол.

- Что здесь увидел я? Как муж рогатый,
Вернувшись, застаёт жену свою
С любовником, застал и губернатор
Как взятку подчиненному дают!
Среди стола лежит конверт столь пухлый
«Подарок» не для жирных, потных рук ли?

СТОЛОНАЧАЛЬНИК (заикаясь):

- Го-го-го-господин гу-губернатор.
Мне сей проситель в карты задолжал.

ГУБЕРНАТОР:

- Гляди-ка, греховодник задрожал,
А выглядел орлом среди пернатых!

СТОЛОНАЧАЛЬНИК:

- В ку-ку-купецком клубе шла игра,
В ко-ко-ко-ко-коммерческом собраньи.
Ку-ку-кузьма мне проиграл два ра…

ГУБЕРНАТОР:

- Вы продолжайте, я тут весь вниманье!
(Обращаясь к ПОЛИЦМЕЙСТЕРУ). Пусть следователь навестит тот клуб,
Опросит всех, запишет показанья.
Кто проиграл, когда, кому и сколько!
И завтра утром доложить извольте.
Столоначальник мой хитер, но глуп.
Он складно врать не научился даже.
Обоих взять немедленно под стражу!

ГОРОДОВЫЕ выполняют приказание.

На взяточников я найду управу!
Мздоимец – волк, волков страшит облава.

                Явление седьмое

Контора ПАДЕНЬГИНА. Собрались ПОМОРЫ, ждут хозяина.

ПАДЕНЬГИН (входя, бормочет):

- Хоть лето близко, нынче хмарь и пасмурь.
Из-за того и разыгрался насморк.
(Шарит по карманам). И, как назло, на месте нет платка.
Ну, коли нет, на то сгодится галстук,
Меж ними разница невелика (Сморкается в галстук).
Артельщики кругом, чего стесняться?
Эй, что ж не слышно хруста ассигнаций?
И где монеток мелодичный звон?

АНТУФЬЕВ (в сторону):

- Глумится над народом, фармазон!

ПАДЕНЬГИН – АНТУФЬЕВУ:

- Артельщик знатный наш помор Антуфьев.
Чего расселся тут на мягком пуфе?
На братчинах ты закоперщик славный,
На промыслах морских являл ты храбрость.
Что, денег нет? Так отдавай мне карбас.
С тобой ведь говорили мы недавно.
(ШИРОКОМУ). А ты, известный мореход Широкий,
Чего молчишь? Пришли уплаты сроки.
Я вам, артельщикам пошел навстречу
И день расплаты сдвинул на три дня.
В ответ – молчание или брехня.
Печаль на лицах и поникли плечи?
У Щелина, к примеру, есть склад рыбы,
Его пожар не тронул, пощадил.
Ждешь ангелов, что принесли дары бы,
Господней манны привкус ощутил?
Коль денег нет, отдайте мне свои,
Ребятушки, артельные паи.

ПОМОРЫ начинают шуметь.

От вас, друзья, уплаты долга ждать,
Как благочестья от воров и блудников.
Вот, например, помор Григорий Лудников
Свой личный пай желает мне отдать?

ЛУДНИКОВ (возмущенно):

- К тебе-то кровопивцу в кабалу?
Уж пусть на дно, кормить там камбалу.

ПАДЕНЬГИН:

- Известно всем: долг красен платежом.
У должника удел всегда тяжел.

Появляются АНТИПИН и ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ.

А это кто там прётся с сундуком?

АНТИПИН:

- А это я, с тобой давно знаком.

ПАДЕНЬГИН (с ужасом):

- Не может быть! Восстал из моря Фёдор!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ - ПОМОРАМ:

- Был дождь с утра, а нынче снова вёдро.
Мы все в долгах, да кто не без греха.
Сундук сокровищ здесь, а вот – меха (Потрясает связкой мехов).

АНТИПИН открывает сундук.

ПАДЕНЬГИН (кидаясь к сундуку):

- Вот это да! Вот счастье привалило.
Сюда б сейчас еврея-ювелира,
Чтобы проверил. Может статься, здесь
Лежат не самоцветы, а стекляшки,
А злато самоварное. Бог весть…
Качаюсь я, как кукла-неваляшка,
Как в шторм рыбак. Уж так я потрясен,
Мне кажется, что это только сон.

АНТИПИН:

- Щипай себя за руку, охламон!
Не сон оно!

ШИРОКИЙ:

                - Счас будет Соломон!

ШИРОКИЙ и УЗКИЙ уходят за ювелиром.

                Явление восьмое

ШИРОКИЙ и УЗКИЙ ведут под руки СОЛОМОНА, держащего в руках весы.

СОЛОМОН:

- Куда таки-ведете? Боже ж мой!
Я отдыхал. Сегодня день субботний.

УЗКИЙ:

- Ты за труды свои получишь сотню.
Каменьями.

СОЛОМОН:

                - Две сотни!
(Увидев АНТИПИНА, всплескивает руками). Он живой?

АНТИПИН:

- Живой, живой, живее не бывает.

СОЛОМОН:

- И Левачев?! Вон головой кивает…
(Увидев сундук, останавливается, как вкопанный). Вот это да! Мой дед Израиль Пейсин
От радости запел бы громко песню!
(Перебирает в руках камни). Не может быть! Рубин, а вот сапфиры.
Покойный дядюшка Давид Шапиро,
Увидев то, от радости сплясал!

УЗКИЙ (нетерпеливо):

- Ты взвешивай…

СОЛОМОН:

                - Вот счастье Бог послал.
Когда бы видел это брат мой Хаим…

УЕМЛЯНИН:

- Понятно дело. А как быть с мехами?
Позвать сюда из лавки скорняка?

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Сей мех, как огород без сорняка,
Хоть одного, без малого изъяна.
Проверь-ка, Савва!

ПАДЕНЬГИН:

                - Я от счастья пьяный!
Каменья, золото, пушистый мех.

АНТУФЬЕВ:

- Все оценить и разверстать на всех.
Надеюсь, этого богатства хватит,
И всяк помор свой долг ему уплатит.

СОЛОМОН (восхищенно):

- Мехов увесистая кипа!
Аж дыбом лысина пол кипой!

                Явление девятое

ПАДЕНЬГИН стоит над кучей золота и камней и кипой мехов, разложенными на столе, СОЛОМОН взвешивает последние камушки. ПОМОРЫ молча наблюдают.

СОЛОМОН (потрясенно):

- Все настоящее, фальшивых нет!

АНТИПИН:

- Я погляжу: еще светло в окне.

АНТУФЬЕВ:

- Ночь белая, ведь лето на носу.

ПАДЕНЬГИН:

- Как это все домой я понесу?
Извозчика позвать? Народец тот еще:
Тюк по башке – и плакали сокровища,
А ты, едва живой, лежишь в канаве.

АНТИПИН:

- Вручаю долю Ангелины Савве!
На, подавись! (Берет у СОЛОМОНА камни и швыряет ПАДЕНЬГИНУ в лицо).

ПАДЕНЬГИН:

                - Как смеешь?! Хам, плебей!

АНТИПИН замахивается на него.

Я замолчу, а ты в лицо не бей! (Закрывает лицо руками).
Как я в Купецкий клуб – и с синяком,
Сидеть за картами и коньяком?

АНТИПИН:

- Скажи: столкнулась харя с косяком!
(Опускает кулак и презрительно сплевывает на пол).

ПАДЕНЬГИН начинает суетливо подбирать рассыпанные камушки и совать в карманы.

ЛУДНИКОВ:

- Ну, вот и все. Вздохнули с облегченьем.

УЕМЛЯНИН:

- От жадности, увы, нет излеченья.
Богаче стал – ан тот же плут и фат.

ПАДЕНЬГИН (перебирая в руках украшения):

- Вот это ж надо ж, привалил мне фарт!
Знать скоро я полгорода скуплю

АНТИПИН (ехидно):

- Эй, миллионщик, вытри-ка соплю!

ПАДЕНЬГИН, встрепенувшись, утирает нос рукавом пиджака.

СОЛОМОН:

- Я перевел в рубли караты,
Все очень честно оценил.
Три этих самоцвета – плата
За труд мой. Этот – в цвет чернил,
А тот – лазурней небосклона,
А рядом – изумруд зеленый,
В червонной золотой оправе.

АНТУФЬЕВ (смеясь):

- Бери, не все ж злодею Савве.               

Распахивается дверь, появляется ПОЛИЦМЕЙСТЕР с ГОРОДОВЫМИ.

ПАДЕНЬГИН (изумленно):

- Пошто без стука, будто воры,
В мою врываетесь контору?

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- Вы – Савва Паденьгин? (ПАДЕНЬГИН кивает.) Мне должно
В конторе обыск произвесть.
О том бумага. (Достает из папки бумагу). И арест!

ПАДЕНЬГИН (ошеломленно):

- Позвольте уточнить: кого же?
Вот этих? (Обводит рукой ПОМОРОВ). Все ж вернули долг.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- Нет – вас, любезный мой дружок!

ПАДЕНЬГИН (упавшим голосом):

 - За что?

ПОЛИЦМЕЙСТЕР (достает вторую бумагу и зачитывает):

                - Мошенство, лихоимство,
Казенные для личных нужд
Присвоил деньги…

ПАДЕНЬГИН (возвышая голос):

                - Нет, за то, что чужд
Был перед вашей властью подхалимства!

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- За шхуну датскую (пиратство!),
За потопленье корабля
С командой…

ПАДЕНЬГИН:

                - Это все – «ля-ля».
Мне головная боль, ему – злорадство.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- И подкупить хотел, злодей,
Он государственных людей.

ПАДЕНЬГИН (с жаром):

- Неправда, это все Кузьма!
Где он?

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

             - Губернская тюрьма.
Дал показанья ваш сообщник.

ПАДЕНЬГИН:

- Ну, подкузьмил Кузьма!

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

                - Сапожник,
С которым спор из-за штиблет
Возник у вас.

АНТУФЬЕВ – УЕМЛЯНИНУ:

                - Вот мироед!

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- На вас пожаловался: бил, мол,
«Плебеем» обзывал и «быдлом»,
Убить грозился – тож статья.

ПАДЕНЬГИН:

- Сапожник – редкая свинья!
Он сам ругался как сапожник.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- Молчать и слушать! Подытожим…
Тут дальше все по мелочам,
Что стыдно и смотреть очам,
Вроде перепродажи кожи
Недоброкачественной.

ПАДЕНЬГИН:

                - Боже!
Скажите, что же мне грозит?

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

- Что, сколько – царский суд решит.
По совокупности статей.
Сибирь, остроги и этапы.

ПАДЕНЬГИН (кричит):

- Вы – угнетатели, сатрапы!

АНТУФЬЕВ – ЩЕЛИНУ:

- Слов нахватался, грамотей!

ПАДЕНЬГИН:

- Да я защитника найму,
Чтоб оправдали!

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

                - Ваше право.
(ГОРОДОВЫМ). Препроводить его в тюрьму
(Указывает на сокровища и меха). На вещи арестанта Саввы
Немедля наложить арест!

Двое ГОРОДОВЫХ уводят ПАДЕНЬГИНА, двое других становятся у стола с вещами.

ПАДЕНЬГИН на ходу бормочет:

- Когда бы знал, когда б посмел…
Ах, если б вовремя успел
Бежать – хоть во французский Брест
На корабле, хоть в Копенгаген,
В печи спалить свом бумаги
И этим упредить арест,
Я б не попал в тюремный замок,
А в обществе господ и дамов
Торчал сейчас как гордый перст!

                Явление десятое

На берегу реки стоят ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ со СТЕПАНИДОЙ и АНТИПИН с АНГЕЛИНОЙ.

СТЕПАНИДА – мужу:

- Сперва досталось злато Савве,
А нынче отойдет казне.
На дальнем острове, во сне
Ты не видал такого, право:
К ногам сокровища легли,
Ты ими долго любовался.
Домой вернулся – вот коварство:
В чужие руки утекли!

ЛЕВАЧЕВ-ОТЕЦ:

- Каменья в пищу не пойдут,
А злато не согреет в холод.
Но я сберег медвежью полость,
Точнее, две. Они вот тут. (Указывает на небольшой тюк).
Те шкуры Дорофей добыл
И нам с тобою подарил!

АНГЕЛИНА – мужу (печально):

- Так все ушло, что привезли
С зимовки ты и твой приятель.

АНТИПИН:

- Да нет, я кое-что припрятал,
Два перстня. (Достает их из кармана). Душу взвесели,
Надень один из них! Позволь… (Протягивает жене перстень).

АНГЕЛИНА (тщетно пытается надеть его):

- Мешает чертова мозоль!

АНТИПИН (возится со своим перстнем):

- И у меня он как назло
Не налезает на мозоль!

АНГЕЛИНА:

- Никак! А, может быть, отдать
Их на постройку новой церкви
(Сгорела старая)? Пожертвуй
Их завтра, чтобы благодать
Сошла на наш старинный город
И племя гордое поморов.

АНТИПИН:

- Вот это правильная мысль!
Пойдем, любимая, на мыс,
На коем город наш построен,
Как карбас сшит, как кабат скроен.

                Явление одиннадцатое

Тюремный замок. В камеру входит ПАДЕНЬГИН, где сидят КАРМАННИК и КОНОКРАД.

ПАДЕНЬГИН:

- Здорово, братцы!

КОНОКРАД (сквозь зубы):

                - Черт те брат…
Ты кто таков? Я – конокрад,
А это – мастер по карманам. (КАРМАННИК кивает).

ПАДЕНЬГИН (с пафосом):

- Я – пострадавший за народ,
Был чем-то вроде атамана.

КОНОКРАД – КАРМАННИКУ:

- Так даже прокурор не врёт,
Как этот парень.

ПАДЕНЬГИН:

                - Я заступник
Народу!

КОНОКРАД:

              - Жулик, хитрый купчик.

ПАДЕНЬГИН:

- Да, что с того, что был купцом?
Я из народа. Знаю нужды
Его и беды. Я оружьем
Грозил треклятым богачам
И царским слугам-палачам.
Я на борьбу хотел отдать
Брильянты – как они сияли!
Но их при обыске изъяли.

КОНОКРАД - КАРМАННИКУ:

- Ну и горазд купчишка врать!

КАРМАННИК (вскакивая с нар):

- Твоя судьба и мне близка:
Я кошельки богатых тырил.

КОНОКРАД:

- В трактире денежки транжирил.

КАРМАННИК (запальчиво):

- Зато не грабил мужика.
Я – твой товарищ по несчастью.
Одной судьбы, одной мы масти! (Жмет руку ПАДЕНЬГИНУ).
Я тоже из народу вытек.
«Политик» ты – и я «политик»,

КОНОКРАД:

- Ты от погони не утек
И получил за кражи срок.

КАРМАННИК:

- Я за свободу с давних пор!

КОНОКРАД:

- А я меж вас обычный вор…

                Явление двенадцатое

ПОМОРЫ устраивают пир. Гости: ГУБЕРНАТОР, ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА, ПОЛИЦМЕЙСТЕР, приглашен и КОВЫЛЕНКО.

АНТУФЬЕВ поет:

- Кабы вся страна жила
По артельному уставу,
Честным труженикам – слава.
А воров, таких, как Савва,
Ссылка, каторга ждала.

ГУБЕРНАТОР поет:

- Если б русский наш народ,
Жил уставом, как поморы,
Смуты, мятежи, раздоры
В прошлом.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР:

                - Меньше нам забот!

КОВЫЛЕНКО поет:

- Если Родина – артель,
Как одна община будто,
Кто бы звал Россию к бунту?
Смысла нету в том, поверь.
Может быть, нужны кому-то
Фаланстеры и коммуны.
Но у русских на устах
Свой уклад и свой устав.

Появляется ФАЙЗУЛЛА, неся блюдо с фруктами.

АНТУФЬЕВ:

- Нам приносит Файзулла
Сливы, дыни для стола.

Появляется СОЛОМОН с рыбой.

А за ним, как поглядишь,
Соломон с трескою фиш.

ФАЙЗУЛЛА и СОЛОМОН в один голос:

- Если б жили испокону
По артельному закону
Все народы без вражды…

КОВЫЛЕНКО:

- Прочь ушли из лексикона
«Басурмане» и «жиды».

АНТУФЬЕВ:

- Жить уставом не порато
Лишь ворам скоробогатым.

ГУБЕРНАТОР:

- И чинам, берущим взятки.
Им – тюремные порядки!

АНТУФЬЕВ (выходя вперед, торжественно):

- Тот, кто бороздит море,
Вступает в союз со счастьем!
Ему принадлежит мир,
И он жнёт не сея.
Ибо море есть поле надежды.

ГУБЕРНАТОР, АНТУФЬЕВ и КОВЫЛЕНКО чокаются.

ЗАНАВЕС