Три пути на Полный текст - 50 глав

http://www.stihi.ru/avtor/arcadyp
ТРИ ПУТИ «НА» Full text, 2018

"Едет Илья Муромец по степи, вдруг видит - камень стоит,
а на нем написано : направо пойдешь - получишь,
налево пойдешь - получишь, прямо пойдешь - тоже получишь...
Стоит Илья, в задумчивости голову чешет.
Вдруг голос сверху:
- Ты давай решай быстрее, а то прямо здесь получишь!"
(из народного фольклора)


Глава 1. Вступление
Красный егерь сидел в темнице и что-то задумчиво точил. Темница была сложена из желтого песка, и дующий из Сахары ветер порой выдувал засохший песок, приходилось досыпать песок в стены и трамбовать его, заботливо поливая водой, но все равно хватало не больше чем на день. Потом стены снова начинали разваливаться, даже век назад умели это делать, а теперь не умеют, подумал кто-то.
- Алла ай ай, – послышался заунывный звук, который услышал кто-то снаружи, гнусаво сплюнул и вышел полюбоваться на лужицы крови, которые начали выступать из-под стен. Кто-то подошёл ближе к стенам и заглянул в импровизированные окна; красный егерь, который снаружи казался черным, взял две головы за волосы и задумчиво протянул их к бойнице, ощерив при этом пасть.
Кто-то поглядел, еще раз сплюнул красный бетель, - почему у красного егеря почти нет зубов? – подумалось ему, но он задавил в себе эту мысль, повернулся и пошёл, скрипя песком под сапогами. Кто-то ведь должен всё это делать. Почему они? – Вот там воюют, воюют уже тысячи лет. А может быть, и миллионы. А они должны сидеть в этой вонючей темнице, смотреть в бойницы и подстреливать всех, кто появится на горизонте. Ну если у тех, конечно, нет красной шапки. А если шапка издалека покажется красной?
А на самом деле она, скажем, другого цвета. Синяя, зелёная.
Красный егерь даже забыл, как на самом деле его зовут. Рахмат? Рашид? Ахмет?
Вдалеке показался чёрный всадник. Из точки он становился расплывачатым черным солнцем, потом пыльной бурей в темных тонах и наконец предстал перед взглядом егеря, задумчиво жарившим на костре перед темницей чьё-то мясо.
Кто-то отошёл и стал наблюдать и записывать.
- Приветствую тебя, красный мясник,  - сказал всадник.
- Ну что ж, садись, раз приехал, чёрная зараза, - процедил сквозь зубы егерь.
- Для тебя есть дела. Но это не здесь. Десять веков спустя одна ситуация требует разрешения.
- Только не в будущее, ты же знаешь – мне нельзя там появляться, мы уже в 20м натворили дел.
- Да так будет всегда, - рассмеялся черный всадник. – Что это за еда у тебя? Дай попробовать!
Красный егерь отшвырнул шампур в сторону, и секунды мужчины задумчиво смотрели, как мясо покрывает песок.
Ветер свистел, а песок хрустел на зубах.
- Ладно, а что я получу в награду? – спросил красный егерь. – Так-то мне и здесь неплохо, с неверными почти покончили.
- Власть. Неограниченную власть. Которую ты не сможешь получить здесь. Сейчас слишком рано, не время, - сказал черный всадник. – Ты будешь подчиняться только мне.
- А гарантии?
- Вот лист с результатами, которые ждут от тебя. Вот моя верительная грамота. Ты же знаешь мою печать.
- Допустим. Почему я?
- Потому что ты самый кровожадный, - рассмеялся чёрный всадник. – А выживают всегда именно они. Это закон цивилизации. Все это херня, о прогрессе и мире. И потом, должны же мы освободить планету от этих двуногих уродцев, хоть на время. У меня уже динозавры заждались своей очереди.
Красный егерь опять сплюнул свой бетель под ноги, и хлопнул по холке коня. – Поехали !
- Вот это другой разговор, - заметил чёрный всадник, подсадил коня и тут же пришпорил его. Через пять минут они уже летели по зелёным пространствам.
- А как меня будут звать? – задыхаясь от скачки, прокричал егерь.
- А это как хочешь, - ответил всадник, и его голос ударил гулким басом в пространство, слово в сковороду.
- Ахмат? Ахмет? Рамзай? .. Пожалуй, я стану для них Рамзаем !..
- Такой уже был в 1940, - заметил всадник. – Измени хоть пару букв. А то мы еще, чего доброго, перепутаем тебя в нашей картотеке.
И он еще раз пришпорил коня, который скрылся за горизонтом.


Глава 2. Мальчик
- Бабушка, а что такое смерть ? – спросил мальчик.
- А это, сынок, когда ты ничего не чувствуешь, ни видишь, и не можешь двигаться.
- Совсем-совсем?
- Да, совсем.
- А ты тоже когда-нибудь умрешь?
- Наверное, даже скоро.
- Я не хочу, чтобы ты умирала ! И кошку нашу я люблю. И деда. И маму.
- А папу ты помнишь?
- Не совсем. Помню, два раза водил меня на соревнования. Ты же знаешь, мама не хочет этого.
- Да, - вздохнула бабушка. – Папа оказался совсем не таким, как мы ожидали.
- Почему?
 - Ну… ты ещё маленький. Вырастешь – мама тебе объяснит.
- Я уже совсем не маленький ! Мне пять лет.
- Тебе ещё жить да жить. А на эту тему с детьми не говорят.
- Но почему?  Я хотел бы видеть папу чаще !
- Пока это не получится. Поговори об этом с мамой.
Бабушка отвернулась, делая вид, что вяжет. Внук некоторое время поиграл в саду; домик был двухэтажный, и никого рядом не было. Соседи уехали на дачу.
- Бабушка! А бывает так, что никого не любишь?
- Конечно, бывает, сынок.
- А это почему?
- Ну, есть такие люди. Правда, их мало. Они тоже любят кого-то, но чаще всего себя.
- Их правда мало?
- Правда. Я таких почти не знаю. В детстве мы и дверей не запирали, все приходили к нам в гости, а девочки признавались … ах нет, что это я говорю.
- Что, бабушка?
- Я говорю, что все любили друг друга, и даже соседи.
- Я не люблю наших соседей! У них собака громко лает по вечерам перед сном.
- Они хорошие люди, а собаку завели, потому что одинокие. Скучно им.
- А как это – одинокие?
- Так, нет никого у них, кроме собаки. Дети уехали.
- И я уеду, когда буду взрослый?
- Конечно, женишься и уедешь.
- Но я не хочу забывать тебя, бабушка!
- Ты и не забудешь. А может, и не вспомнишь.
- Конечно, вспомню! Я никуда-никуда не уеду. (Внук бросился к бабушке и обнял её).
- Да тише, клубок спутаешь. – Она мягко отстранилась. – Будет у тебя хорошая жена, ты и вообще всех забудешь.
- Бабушка, а как это – жена?
- Все когда-нибудь об этом узнают. Ты тоже со временем узнаешь.
- А сейчас я пойду спать !
- Иди. Вечер заканчивается. Всем бы таких внуков. Как куклёнок ! И спать не надо укладывать.
Бабушка бормочет что-то и выходит из сада. За ней отправляется в спальню мальчик.


Глава 3. Мама
- Мужчин всегда надо выбирать,  -сказала мама.
- А как их выбирать? – спросила я.
- Ну смотреть, чтоб сам ухоженный был, видный, представительный. Чтобы деньги водились.
 - Как папа?
- Нет, папа не такой. Не понимаю, что я вообще в нем нашла. Ты же видишь – мы почти каждый вечер ссоримся.
- Потому что он не представительный?
- Да, и денег от него фиг дождёшься. Поэтому я и говорю: учись, пока я жива.
(Входит папа, сантиметров на 5 ростом ниже мамы).
- Сегодня был трудный день, надо прилечь, выпить может…
- У тебя каждый день трудный. Ты и сам трудный. А бутылку не трогай, ещё дочку алкоголичкой сделаешь.
- Да какое там! На заводе проблемы. Нам зарплату урезать хотят.
- Вот и пойдешь вон со своей зарплатой.
- Мама, я пойду в свою комнату, играть.
(Ещё некоторое время из-за двери приглушенно раздаются крики).
- Это домик. В домике – герой. Герой с другой планеты, и зовут его скайуокер.
Мама скоро купит мне компьютер, и я буду играть. Много и долго.
А потом надо идти на работу, но на какую? Вот папе с работой не повезло.
А мама говорит, что ей не повезло с папой.
Я буду думать обо всём этом, когда поиграю. А играть я буду…
Играть я буду лет до 20. Или  нет ! Даже больше.
Надо бы приоткрыть дверь и сделать чай с молоком. Я очень люблю чай.
Но мама мне его редко делает. Говорит – «не королева, пойди сама и сделай».
Я делаю, и маме тоже. Но я думаю, иногда она может быть доброй.
Мне сказали, что папа скоро умрёт. Девочки во дворе. Что у него вредное производство и он дышит пылью. Врач сказал ему уезжать, а то он долго не проживёт.
Я не знаю, люблю ли я папу. Я об этом тоже потом подумаю. Я люблю Скайуокера. Он настоящий герой.


Глава 4.  Трое
Третий поднялся и заметил, как настороженно блеснули глазки того, кто посадил его на диван. – Присядьте, товарищ, - нетерпеливо сказал стоявший перед ними. – Сейчас вас 25, а должно остаться только три. Первый, второй и третий. Я предлагал сделать одиннадцать, ну это суеверие такое, как футбольная команда. Но у нас не будет по 77 охранников на каждого. А ещё ведь нужны повара,  адъютанты, по две Кабановых на единицу руководства, хренова туча жён, да и бронированных мерседесов столько не получится, иначе металла на авиастроение не хватит.
- Мальчики, садитесь ! – захлопал он в ладоши.  – Сейчас перед вами выступит товарищ Львов! Он покажет новые веяния моды. Ну это там где брюки превращаются, - сказал он, кривляясь, и удалился за занавес.
Двадцать пять одинаковых лиц уставились в черный проём, из которого появился сначала товарищ Львов, минут пять показывавший разнообразные трусы, следом последовала музыкальная пауза с певицей Анной, певцом Стивеном и их общим другом Трясогузкиным.  Следом начался обед, во время которого выбыли семнадцатый и двадцать четвертый кандидаты.
- Ну что же вы, мальчики! – интимно сказал ведущий вечера. Я же предупреждал, что в блюдах может содержаться тухлячок. Для этого их надо сначала разглядеть на свет – если отсвечивает синькой, значит тухлячок сделал своё дело. Но два наших товарища, по всей видимости, не учили уроков!
Ещё два претендента выбыли во время поединка айкидо, а пятерых заклевал механический лебедь при совместном полёте. Семь человек на выдержали дружеской встречи с товарищами по КРИБС. Один нарушил технику безопасности и был застрелен вражески настроенным кандидатом Бойцовым, двоих переехал макет танка во время репетиции парада Поражения в правах и лишения девственности.
Наконец осталось трое самых стойких, которые должны были пройти финальное испытание Контранетом, удалённо назначив президентами Марса, Юпитера и Венеры троих дружественных товарищей. Вытерев пот со лба, ведущий наконец признал испытание пройденным.
- Благодаря этим назначениям, аудитория нашей многополярности составила уже тридцать два миллиарда инопланетных упырей! – многозначительно заметил он. – Аплодисменты, товарищи ! – Несколько десятков приглашенных островитян из ближайших джунглей радостно взвыли. – А теперь раздача невозвратных слонов и строительство дружественных шатров ! – Островитяне, воинственно махая копьями, с восторгом ринулись домой, предвкушая новенькие вигвамы.
Оставшись один, ведущий устало стёр грим с лица. 
– И так каждый день, - пожаловался он кому-то невидимому. Сегодня трое этих, завтра будем выбирать новую мировую религию. Она, конечно, будет старой, но надо же как-то регулировать численность еретиков.  Самое печальное, что разрешение нужно будет подписывать у этих, - он махнул рукой в сторону новоизбранных. – Но иначе никак, а то я совсем потеряю ориентацию, а с ней и работу. – Ведущий замолчал и таинственно растаял в пространстве.


Глава 5. Бог и Дарвин
- Я не верю в Бога, - сказал мужик, и руки его чуть дрожали. – А почему я должен в него верить? – обиженно добавил, и усы его отсвечивали в чуть дрожащем пламени костра. – Людям что ни делай, они все в говно превратят. Добро делай, злом покажут. Зло делай, осмеют. Разве бог мог такое сделать?
Была у меня прабабка, из крепостных, по архивам, дубасили её так, что чуть богу душу не отдала. В шестнадцать лет замуж выдали за церковника местного. Дед по другой линии наоборот, был архиепископ, так его народ пожёг в тридцатых вместе с храмом. И что мне остаётся, - сплёвывает. – В какую сторону не пойди, всё равно убьют. Верь – убьют, и не верь – убьют.  – Я сам пятьдесят лет на государство ишачил, а теперь без гроша останусь. Не положено, говорят, тебе пособие, не в том государстве ты родился, и не настолько инвалид.
Жену при родах в больницу везли – не довезли, три часа по кочкам из деревни ехали. И остался я один теперь, а что мне делать?  Говорите – нельзя так жить. А как ещё жить мне?  У меня ничего нет. Пробовал я опять жену завести – так одна спилась, а сейчас здесь только сумасшедшие остались, да бабки 90-летние три штуки, а я один тут и старый уже. Так жизнь и прошла. Внуков не нажил, а ребенок один, да и того я не вижу, детей нет у него. Брезгует он со мной видеться.
…И слово было у бога, и слово было бог. На второй день сделал он деревья и кусты. Так говорят. Стоят они, шумят, уже десятки тысяч лет. Кусты есть – а справедливости нету. Не сделал. Забыл.
На третий день сделал он планеты. И рыбы вышли из воды, потеряли хвосты и чешую, ну и дальше всё было по Дарвину, только бог слегка обиделся.
Дальше они превратились в обезьян, и бог обиделся ещё сильнее, и на четвертый день он создал Вооружённые силы, чтобы обезьяны убивали друг друга.
На пятый день обиженный Дарвином бог создал Генштаб и артиллерию, чтобы люди умели убивать ещё лучше.
На шестой день бог создал того самого мужика, у которого всё напрекосяк, а вместе с ним философа Кьеркегора. И так они разговаривали до бесконечности, а когда кончается бесконечность?  Тогда, когда начинаются бог и Дарвин.
Впрочем, нет – границы бесконечности, как известно, очерчены нашим мудрым путём на. И как один умрём, в борьбе за это, уже больше сотни лет. Один умрёт от рук царей, другой от рук богатырей, а третьего сгноят в психушке; четвертого – укроют мушки.


Глава 6. Проба пера
Ну ты же понимаешь, поцык, шо мы можем всё. Базара нет. Два контейнера туда – четыре оттуда. Да, Саня. Да не проблема, Виктор Михайлович разрешил. Подъедешь к базе и заберёшь! Какой Руслан, кто сказал, что он будет мешать?  Ну если будет мешать – позвонишь мне и разберёмся, какие проблемы, на. Руслан вообще не из ихних. Да погоди, я сейчас маршрутке еду, свою в ремонт поставил, там какие-то шрусы подлатать надо, херусы. Я не знаю, я в этом не разбираюсь. Лёня сделает, Лёня сказал – сделает. Завтра ездить буду, а то я ему яйца откручу.
Про Исламхана не забудь. Ну ты же знаешь, сам Малютка говорил. Это серьезные люди, с ними шутить не получится. Базара нет. Отдашь – и встретимся завтра. Ну на прежнем месте, ты понял где. Чёрт, и телефон менять надо, всё шо-то хрипит, шмердит.
Нехорошо вообще пацанов кидать, ты сам-то где был месяц, а? Небось у проституток своих ошивался, хе. А говорит – дела он делал. Институт. Да какой у тебя институт, нахер, знаю я тебя. А …
Молчание.
- Ну если крышу надо сделать через них, то алё, норм. Всё понял я. А там кто? Замдекана говоришь? Может и ему контейнер подогнать?  Не надо пока, присмотришься? Ну ок, присматривайся. Если шо, я при делах, ну ты понял. Базара нет, договоримся.
Мне ещё в порт надо заехать, там бухлишко кое-кому скинуть ну и с ребятами перетереть. Проба пера, так сказать. Там какие-то новые появились, боюсь, чтобы проблем не было.
Ну я понял всё. Сегодня всё решим. А ты шо вечером делаешь-то, а? Может, завалимся к Валюхе? Ну ты помнишь, такая чикса, в баре работает. Ну на 80кг. Люблю я таких, шоподелать.
Молчание.
А чёрт, какая-то елда на бэхе чуть в нас сзади не вхерачилась. Покупают таким папики всякие, я понимаю… так тряхнуло, чуть телефон не проглотил. Походу пора завязывать. Лёне позвоню сегодня ещё раз, пусть ускоряет процесс. Ладно, Саня, пойду я нафиг, пока яйца не оторвало в маршрутке этой. Выходить мне, и тебе удачи тоже, не хворай, увидимся, всё чики-пуки будет. Ну я сказал.


Глава 7. Старые письма
Здравствуй, дорогая. Пишу, почти не надеясь, что это письмо дойдет до тебя. Но вдруг я ошибаюсь?
Там, где я нахожусь, всё ещё лето. Продают каштаны, и солнце вечером дрожит над горизонтом в густом мареве. Как ты там? Я каждый день думаю о вас, каждую минуту, каждую секунду.
Ты же понимаешь, что я не доброй воле оказался здесь. Там, на теплоходе, я думал, что все мы вернёмся, и я как обычно, приласкаю тебя и Сашеньку. Но не судьба.
Я не знаю, увидимся ли мы когда-то ещё. Постарайся подать прошение, чтобы вас выпустили, вот мой новый адрес. Приезжайте, мы как-нибудь проживём здесь. Невыносимо жить здесь одному, не видя вас.
Здесь я начинаю бояться за свою жизнь, видя случаи, которые происходят вокруг. Но больше всего я боюсь не за себя, а за вас, ведь я снаружи этого круга, а вы – внутри.
Ты знаешь, что я никогда не желал ничего плохого для своей страны. Но люди, которые сейчас управляют массами, не видят в этой стране таких, как я. Ими овладело алчное стремление к власти, слепая жажда уничтожить всё святое, - всё, чем так дорожили мы.
Мои мысли и открытия, может быть, никому не нужны. Но я верю, что настанет час, и вся эта толпа образумится. Ведь невозможно же так существовать – по десять человек в клетке, со злобой в сердце. С желанием уничтожить всех, кто думает, мыслит, чувствует не так, как они.
Я понимаю всё, что происходит, что евгенически и по происхождению мы – люди совсем другого сорта для них. Мы выпустили джинна из бутылки, и всё это готовилось довольно долго. Не мне тебе говорить о том, сколько было сочувствующих судьбам народа. И когда народ наконец проснулся – оказалось, что у него звериное лицо.
Но я не хочу верить, что всё это творит народ, дорогая моя. Я убиваю в себе эти мысли, в то время как мои мысли убивают меня. Не может же случиться такому, чтобы все в этом мире были одинаковы, и думали одинаково, или поступали одинаково. Или вообще не думали бы, а ждали, когда за них решит партия или власть. И только набивали бы свои желудки, квартиры и комнаты в коммунальных общежитиях. Или воевали с себе подобными, уничтожая всякое инакомыслие.
Поступая так, они уничтожают всякую возможность, всякий шанс движение вперёд. Ибо мы, ученые, - да какие уже теперь ученые! – всегда думали и полагали, что истина поверяется во время дискуссии, во время общего обсуждения, где почти в каждой идее есть хоть крупица золота, полезная для всех. Но то, что происходит на моей родине сейчас, не даёт никакой возможности дискуссии. Нас убивают, уничтожают, высылают. И мне становится страшно, когда я вижу, что в массах людей карающей руки – большинство, а думающих – почти не осталось. Это означает, что в будущем не будет у нас развития.
Мне больно об этом думать, дорогая моя. Но больнее всего мне думать о семье. Я буду ждать сколько хватит моих сил, что вы с Сашенькой наконец приедете. Если ты получишь это письмо, пожалуйста, попытайся передать ответ обратно через наших друзей, если кто-то из них ещё остался в стране и на свободе.
Всегда твой
Виктор


Глава 8. Тухлячок
Умный доктор сидел и что-то сосредоточенно капал в пробирку. Стёкла его очков поблёскивали при неверном свете свечи. Доброглазый тихонько подкрался сзади и схватил его за бока.
- А-а-а! – испуганно взвыл доктор и коричневая струя вещества ударила на пол.
- Что это ты тут делаешь? – вкрадчиво спросил доброглазый.
- Не видишь, что ли?  Испытываю партию нашего, народного чая. Всё как ты просил !
- А что это за чай? Дай попробовать что ли. Это ты хорошо придумал. Чай! – захохотал доброглазый и подумал, что это, пожалуй, должно сработать.
- Нельзя пока. В нем три компонента: вытяжка из гороха, чечевицы и трисульфато-натриевого гидрокортизона.
- Это нахера такое?
- Универсальная вещь! Сейчас объясню. Его очень вкусно пить из чашки по вечерам. Но если выпить больше одной чашки – можно отправиться на тот свет. В то же время если употреблять его в микродозах или пускать по вене, это вызывает страшный прилив сил.
- Есть только один побочный эффект, - поморщился доктор.
- Какой?
- Стойкий приапизм.
- Это ещё что за херня?
- Ну понимаешь, если его выпить, то примерно неделю потом член стоит и не падает.
- А у женщин?
- У женщин не знаю. Наверное стоит всё что можно.
Доброглазый взял чашку в руку и поморщился.
- Фу. А что это он так воняет у тебя?
- Шоподелать. Чечевица порой еще и не так пахнет.
- Ну тогда обозначим твою смесь кодовым словом  «тухлячок». – Доброглазый улыбнулся и вытащил из-за пазухи телефон. – Здорово, Первый ! Тут наш лепила офигительную штуку придумал. Да, как раз для улучшения отношений и прочее. Хочешь – зайди попробуй, только много не пей.
- Дай-ка я отолью у тебя немного твоей бурды, - проворчал доброглазый, заканчивая разговор. – Надо дать на испытания нашему орденоносному бегуну Иващенко.
Через час доброглазый появился в зрительном зале.
- Иващенко! – прокричал он рослому двухметровому бегуну с усами. – Пойди сюда! Выпей-ка вот этой херни, сынок!
- Что это? – брезгливо поморщился атлет. –Фууу, вонь какая!
- Ничего, зато командиром будешь! – засмеялся доброглазый. – Чай это. Через неделю расскажешь об эффекте.
Через неделю он снова зашёл в зал.
- Как дела?
- Всё отлично! – бодро рапортовал ставший заметно более мускулистым Иващенко. – Бью рекорды! Только вот …
- Что ещё за «только вот»? Говори!
Тот помялся, огляделся по сторонам и тихонько сказал:
- Во время бега все барьеры цепляю, товарищ начальник! Сил уже нет! А барьеры если падают – то на ноги! Все ноги уже отдавил!
- Чёрт, это плохо, - задумался доброглазый. – Ты вот что, Иващенко. Молодец. Всё правильно делаешь, только надо сказать министру спорта, чтобы он бегунам с препятствиями эту штуку не давал. Ну, и занести чай в реестр лекарственных средств.
- В какой раздел, товарищ начальник?
- Какой-какой. Афродизиаки, естественно. Ну ладно, не твоего ума дело. Иди уже с богом …


Глава 9. Зачёт
- Нельзя так писать! – орал декан на съежившуюся Юлю. – Что значит «депутат Гогенцоллерн заявил – пусть все остальные подавятся cвоим прогрессом и техническим превосходством»?  Надо писать – «депутат Гогенцоллерн ответил на злобные происки вражеских оккупантов» ! Вот как надо!  Чему только учились весь первый курс !
- И нельзя писать – «журналист Куздо прокричал в здании парламента – жёлтые, идите в жопу! Надо говорить – журналист Куздо ответил на подлые происки и выпады жёлтых!» Теперь понятно?
- Понятно, товарищ декан, -  дрожа, пролепетала Юля.
-То-то, - проворчал декан. Смотри дальше: что ты напишешь, если вражеский футболист продемонстрировал трибунам cвой флаг?
- Н-н-уу… наверное так и напишу.
- Неправильно! Двойку по предмету в зачетку хочешь??  Надо писать: «вражеский футболист повернулся и продемонстрировал трибунам свою раскрашенную в цвета вражеского флага жопу, на которой было написано: смерть оккупантам!»
- Учим вас, учим, - раскраснелся декан. – А выходят только разные несознательные элементы. Из тысячи только сто подают какие-то надежды и могут попасть в приличные СМИ. Ну-ка расскажи мне: какие заголовки должны быть на первых полосах популярных изданий?
- Н-н-у, например, - «Наша медицина достигла выдающихся успехов в лечении СПИДа и продлила жизнь больных на 20 лет»?
- Что мне с тобой делать, Горохова, - с тоской процедил декан, скрестив у глаз решётку из пальцев. – Смотри. Заголовки должны быть такие: «Новая звезда кино разделась для журнала Гобой, 85 фотографий». «Перестрелка двух дружественных группировок закончилась госпитализацией десяти человек, ещё пять направлены в морг». «Поезд потерпел крушение в Хренландии, десять вагонов сошли с рельсов». «Депутат Редько рассказал, когда распадётся Хренландия».
- А почему?
- Почему? Да ты проспала,  что ли весь первый курс? Они должны нас бояться! А если не боятся, следовательно, не уважают! А если не уважают, то могут что-нибудь сотворить!
- Я не знаю… Я своего папу, например, уважаю, но не боюсь…
- Так это твой папа! Он полный придурок! – заорал вышедший из себя декан. – А это мы! Ты разницу чуешь? … Горохова, я тебе сейчас не просто двойку поставлю, я тебя исключу нахрен, по идейным соображениям !  Может, ты ещё отрицаешь положительную роль товарища Сталина и Ивана Грозного в истории?
- Я не знаю. Я не была… Меня тогда ещё не было.
- Так, может, ты и брешистов оправдываешь? …  А эти их значки!  А эта их вульгарность!
- Я не знаю… но моя подруга, по переписке, говорила, что многие из них были невинными ребятами, которые ничего не понимали. Их просто заставили делать так … И они до сих пор раскаиваются за это.
Лицо декана посерело, а глаза сузились. Он тихонько оглянулся – не слушает ли их кто – и прошипел:
- Так, Горохова, давай зачетку и иди, ставлю три. Но если ты ещё раз кому-то что-то подобное скажешь, клянусь – я тебя не только из института выгоню, тебя вообще больше никогда родной папа не увидит. Это ты мне можешь такое говорить. А на улице где-нибудь подобное скажешь или в Контранете – тебя быстро наши доблестные ребята вразумят. Орлы отца, друзья народа. Так что… забирай зачётку и вали … кто тебя только вразумил пойти на факультет журналистики? – горько сказал декан.
- Я могла пойти на режиссерский факультет. Но там нужно снимать фильмы о победах наших доблестных спортивных команд, иначе вуз не закончишь. Или о работе спецслужб. Или разборках мафии. А я не хотела.
- Ах ты горе, горе луковое, - задумчиво покачал головой декан. – И что тебе не шлось, например, в повара. Как Вале из клуба. Сейчас бы встречались с тобой по другому поводу. Выпили бы, закусили. А может, ты идейная, Горохова, а?
- Я домой хочу. К папе. И в Контранет к подругам.
- Ну забирай и вали… - с этими словами декан захлопнул зачетку, и сутулясь пошёл куда-то вдаль. Спина его сладко вздрагивала от воспоминаний о Вале.


Глава 10. Импортозамещение
- Паша, я тут ведро с говном опрокинул!
- Что за ведро?
- Да там, на дороге стояло! Когда мы с Матвеичем замороженных муравьедов несли …
- Федюнчик, это не говно!  Это, между прочим, новейший директорской разработки усилитель вкуса! Че делать-то… Бери тряпку, собирай, в бак выжимай сразу, пока там фарш вертится.
Дневная смена мясокомбината шла полным ходом.
- Принимай груз! – заорал пришедший из третьего цеха мужик.
- Что это? – брезгливо поморщился Паша, тыкая пальцем в груз.
- Петухи механической обвалки, ощипанные. Как заказывали. Для первого сорта.
- А почему воняет?
- Так ведь жара вчера была, а холодильник испортился. Подстанция электричество отключала за долги Малюте.
- Придется в докторскую класть ! Третьего сорта. Чтоб вас там разорвало, в вашем холодильнике, - в сердцах сказал Паша.
- Да не переживай так, - ласково, положив руку на плечо, сказал подошедший Матвеич. – Помню я, в сорок втором в Ленинграде клей ели. И это съедим.
- Так ведь есть-то не ты будешь, - усмехнулся Паша. – Как можно есть то, что производишь. Это твоя падчерица есть будет. Из Николаева, - и он озорно хохотнул, подтолкнув Матвеича локтем.
- Шутники, блин. Ладно, пойду, там муравьеды протухнут, - добродушно сказал Матвеич.
- Стой, жиган! Как их директор сказал на этикетке обозвать?
- Говядиной высшего сорта, как обычно. В деликатесную пойдёт.
- Вот блин. Совсем уж народ обманываем.
- Да народ чего, - засмеялся Матвеич. – Народ, он всё снесёт.
- Голову тебе снесёт, - пробурчал Паша.
- Слышал я , на соседнем комбинате вообще каучук в сырки льют, вместо молока, - продолжал Матвеич. – И ничего ж. Все живы.
- Откуда знаешь, что живы?
- Малец один при мне этот сырок покупал. Надкусил и не сдох вроде, - расплылся в улыбке Матвеич.
- Ладно, пошли работать. Днём вместо обеда планёрка намечается. Вчера говорили. Будем разрабатывать народный хамон.
- Чего-чего?
- Хамон!
- Это че за субстанция такая?
- Это, Матвеич, муравьеды пополам с ослиным жиром. Так директор сказал. Импортозамещение!
- Чего-чего?
- Через плечо, мой старый друг! Купи уже себе наушники, они же – слуховой аппарат.
- А-а! Ладно!
В это время в цеху появился Федюнчик.
- Воду опять отключили! – крикнул он. – А там мышиный фарш в центрифуге вертится, для эконом-сортов!
- Блюхер мухер, - поморщился Паша. – Опять в центрифугу ссать. – Матвеич! – крикнул он отошедшему старику. – Только не забудь потом уменьшить содержание соли !
- Ась? – осведомился глуховатый Матвеич. – Ладно! Сыпану так, что мало не покажется.
- Чего-чего, а соли у нас хватает, - с облегчением сказал он, сел на ступеньку, свернул самокрутку и с наслаждением закурил.


Глава 11. Этюд с мальчиком N2
Мальчику 10 лет. Всё тот же сад возле дома.
- Бабушка, я хочу привести друга!
- А что за друг?  Он хороший мальчик? Как ты с ним познакомился?
- Так в классе же! Мы сидим за одной партой.
- И как зовут твоего друга?
- Антон.
- А как ты решил, что он тебе друг? Что хорошего он сделал для тебя?
- Ничего не сделал. Но мы иногда вместе в футбол играем на уроке физкультуры.
- Думаю, тебе пока лучше заводить друзей внутри нашего двора. Что за родители у этого Антона?
- Я не знаю, бабушка ! Я спрошу.
- Спроси, пожалуйста.
- Бабушка ! И мне еще одна девочка в классе нравится.
- Господи помилуй! Какая девочка?
- Галей её зовут. И я хочу сходить к её дому и посмотреть где она живёт. Здесь недалеко.
- Не смей выходить один из района, слышишь?  Ну хочешь, я тебя провожу. Это опасно! Ты можешь попасть под машину.
- Здесь же почти никто не ездит, бабушка.
- Ничего, всё равно мы пойдём вместе. И ещё … мне дворничиха сказала, что ты школу прогуливаешь. Она видела, как вчера вместо первого урока ты пошёл в кинотеатр!
- Бабушка… Но урок был такой неинтересный. Ты просишь дворничиху следить за мной?
 - А что мне ещё остаётся делать, если ты плохо себя ведёшь и не слушаешься?
- Я больше не буду!
- Ладно, приводи своего Антона, накормим его как следует, посмотрим, кто это такой. Что же у него всё-таки за родители? 
- Я обязательно спрошу. Завтра же.
- И к Гале твоей пойдём.
- Нет, бабушка, я что-то … расхотел. Я думаю, мы в следующий раз пойдем.
- Ну вот, видишь! Что бы ты делал без бабушки! И вот ещё – звонил школьный географ – жалуется, что ты невнимателен на уроках. Пришлось это объяснить тем, что по утрам ты иногда себя плохо чувствуешь. Я попросила не вызывать тебя к доске на первом уроке.
- Нет, бабушка! Я хорошо себя чувствую! Почему ты так сказала? Одноклассники начнут дразнить меня, если узнают!
- Ну, если это будет, ты всегда можешь сказать мне, мы сходим в школу вместе и я поговорю с ними.
- Хорошо, бабушка… Скажи, а почему мама всегда так мало говорит? В день и два слова от неё не добьёшься!
- Мама много работает. И ещё, она хорошо воспитана, и не позволяет себе много рассуждать за столом. Это же я её воспитывала.
- Понятно, бабушка! Я пойду поиграю в мяч!
- Не больше часа, пожалуйста. И будь осторожен: ты можешь разбить себе коленки!
(Мальчик уходит).
- Я всегда повторяла об осторожности своим детям, - вздыхает бабушка.



Глава 12. Человек, которому больше всех надо
В каждом веке живут люди, которым больше всех надо.
Чудаки, упыри, невозможные придурки, у которых шило в жопе и непонятно что в голове.
Вот, например, в 18 веке жил один чудак, барин, по имени Феофилакт. Начал чудить он после битвы с туретчиной, когда главой повредился. А именно, приехал он в своё поместье, да освободил всех крепостных, человек триста, от поденной работы.
Ну, тут мужики пошли пить на радостях, а когда напились, пришли обратно, а барин спит.
- Эк, какой чудный барин у нас, - сказали мужики, продолжили пить и сожгли пару сараев.
Проснулся барин и наказал мужиков, заставив строить новые сараи.
- Вот сволочь! – сказали мужики, собрались да и посадили барина на кол.
А ещё один, веком спустя, крылья придумал. И летал с колокольни. Один раз руку сломал, второй раз голову расшиб. На третий раз убился совсем.
Похоронили его и забыли, а потом за ним второй. И третий.  Ополоумели совсем, потом где-то старые чертежи отыскали, итальянские. И полетели-таки, только их сельский староста все равно в острог посадил. Чтобы другим дуракам неповадно было.
И в наше время встречаются разные чудаки. Вместо того, чтобы наслаждаться солнцем, на бэхе с бибикой ездить, ходить в спортзал или с девушками в кафе, - думают они о судьбах человечества и подобной херне.
А что о нем думать? Человечество всё само решит. Живут в нём предводители, которые устраивают всякое разное. В основном они устраивают войны. Кто-то придумывает базисы, надстройки, третьи пути. Но заканчивается всё обычно всё равно войной.
А те, которым больше всех надо - открывают атомы. Создают искусственное золото. Пишут вечные произведения. Идут на север и, геройски погибая, присоединяют к своим странам разные материки.
Не было такого, чтобы в каком-нибудь веке кого-нибудь из них кол не посадили.
И вот те, кто задумал войну, берут таких людей, которым больше всех надо, душат за шею и говорят:
- Придумай, придумай же новое открытие, чтобы мы выиграли!
И те, делать нечего, придумывают. А если не хотят – то уезжают куда-нибудь и пишут там романы о прогрессе и ненасилии.
Но тогда о них меньше помнят. Подумаешь, ещё один писака. А тут взял, и помог уничтожить половину человечества.
А почему? А потому что ему было, как всегда, больше всех надо.
Таким был и наш герой, заграничный мужик Иван Вжопупьян. Взял он и придумал страшную бомбу. Ночью осенило.
Присвоили Ивану учёные степени. И с тех пор каждый дурак может использовать бомбу, чтобы замочить умных.
Пил с ним однажды лауреат шнобелевской премии, плакал и говорил:
- Дурак ты, Иван! Мы, люди которым больше всех надо, для того и созданы, чтобы создавая оружие и прогресс,  не давать всё это крепостным, дебилам и всяким макакам. Оружие должно служить для того, чтобы мы, умные, уничтожали дураков!
Но Иван не слушал. Ввиду доброты своей и немного жадности, раздал он свои открытия всем. Дураки и крепостные выиграли кучу войн, потому что их было много и с оружием. И поэтому в наше время каждый имеет своё право, оружие, выгребную яму дома, пару книг в качестве подпорки для кровати, кубик вермишели «Мумба-юмба», раздолбанный уазик 73-го года выпуска и соперничает с умными в освоении земного шара.
По сути своей, добрые они, слабые и одинокие - люди, которым больше всех надо. Вот в чём проблема.


Глава 13. Домоуправление
Жил-был человек, который хотел, чтобы у его дома была река, люди гуляли, да парк небольшой.
Но пришли строители, и в 25 сантиметрах от его окна возвели ещё 10 таких же домов.
Обиделся человек и пошел в домоуправление.
- Эй, мана-мана, слюший, чего злишься, – сказал ему начальник домоуправления товарищ Эркин. – Мой папа в яранга жил, в тундра. А папа его папа у костра сидел, шкурами грелся.
А потом пришли, однако, люди в погонах и поселили их всех в коммунальный квартира. По десять человек. Потом им рассказали, как им всем хорошо живется, при новой власти.
А потом враг пришел, разрушил коммунальный квартира и папа умер. Потом родился я. Ждал тридцать лет, и дали мне комнату в городе. Переехал я сюда к вам.
А ты, мана-мана, в городе живешь, у тебя из крана вода идёт. Ну и что, что желтая. Желтый цвет солнца. Отопление печное. И недоволен ещё всем. Да если б у мой папа квартира был, как у тебя, он бы тебя попа целовал!
-Что же, вы, суки, понастроили, - говорил человек. – Мне обещали совсем другое. Мне обещали парк, лес и реку. И машины под окном пердят! Парковку тоже не сделали.
- Эх, дарагой товарищ, - вздохнул Эркин. – Не ездил ты на санях. А вот я ездил мно-о-го, в детстве. Сядешь, бывало, в сани, запряжешь пару гнедых… и скачешь через вес лес! Веселье! «Остыло небо, и земля остыла, но я мороза не баюс!» - запел он.
- Какой машина?  Скажи спасибо, что у тебя шистерка есть. Ездит же? Лучше чем лошадь. Быстрее. А пердит – это преходящее, - продолжил товарищ Эркин. – Давай заявку, я тэбэ заявку на парковку оформлю. Через Контранет. Лет через десять получишь парковку свою.
- У вас Контранет работает? – удивился человек.
- Канэчно работает. Смотри, вот тетя Глаша заявку понесла. Через два дня тетя Аня ещё в Контранет впишет – вот и заявка твоя готова.
- Что же вы за черти такие … у вас лесов и буреломов восемдьесят процентов страны, и больше нет нихера. Пустое пространство! А вы дома в полуметре друг от друга строите, стоэтажные.
- Э, дарагой, - хитро засмяелся Эркин. – Это специально так придумали. Народ должен в каллективе жить. Иначе человек один как палка становится. Помнишь анекдот про веник?  Переломать палка легко, а веник не сломаешь. Так-то. Так что ты - веник, привыкай. И я – веник.
Поэтому и камуналки вам строили, и дома рядом, по сто этажей, - улыбнулся светлым лицом Эркин. – Мир-дрюжба. Соседей повидаешь зато.
- Да я и так их целый день вижу ! И слышу! Долбают по голове каждый день, ремонты идут! А после заселения уже пять лет прошло! Когда это запретят?
- Нет, дарагой. Своих соседей надо знать. Мы ж тебе не Хренландия какая-то. Приходишь, приносишь выпить, закусить. Говоришь: «мана-мана, родной! Зачэм молотком стучать? Положи дрэль на место, пойдем закусим, я тебе тут чай принёс».  Так мой тётя в кишлаке до сих пор делает!
- Да тут не кишлак! – заорал человек. – Тут муниципальное образование район Подсосенский ! А в соседнем микрорайоне развалюхи, бараки деревянные,  уже 70 лет стоят, того гляди, развалятся! Алкаши там, бомжи селятся. Семьи многодетные, старухи.  Из-за этого соседства о нашем районе дурная слава. Вы что с ними делать собираетесь?
- Э, погоди, товарищ! Может они скоро сгорят, так мы на их месте ещё что-нибудь построим, - сказал Эркин, и глазки его заблестели. – А нет, так расселим их лет через двадцать. Пока дэнег нет на стройку у гасударства.
- Да пошёл …ты, - пробормотал человек, с изумлением таращась на Эркина. Тот был похож на золотую статую довольного, светлого Будды. Сложив руки, изваяние сказало:
- Ваше время закончилось, товарищ! Кто там слэдующий, по талончику?
- И талончики у вас тоже сломались, - злобно сказал человек, хлопнул дверью кабинета и пошёл домой.



Глава 14. Права женщин и относительных темнокожих
- Значит так, пиши, - задумчиво протянула она и подтянула ремень на гимнастёрке. – Права товарищей должны быть соблюдены. С тех пор, как к нам приехали основатели двуязычной партии другого цвета, их права попираются. – Она возмущённо засопела. – нет, это не пиши. И аптеку у папеньки отняли, - задумчиво глядя куда-то поверх окон, сказала она.  – Это тоже не пиши. Пиши так: философия возмущённого индивидуализма. Доколе белые рабы будут отнимать у нас, граждан мира, собственность, и попирать права? – Она вспомнила, как в их дом проникли два вонючих матроса со штыками, и её грудь возмущённо задрожала. – Необходимо создать орган, защищающий нас от посягательств всякого рода! И товарищей двуязычной партии.
Колымага остановилась, кони взбрыкнули, и Ольга отъехала. В тумане фонарей Невского она представляла себя Айседорой Дункан, только вот шарфа не было. – Ату его! – Скорей! – возмущённо закричала она вознице, и тот хлестнул, и кони понеслись куда-то к Венере. Млечный пусть был голубым, и рассеянный свет освещал права женщин, белоэмигрантов и чёрненьких кастрюль.
И тут сон упал, упал на землю, и со звоном разбился. Звон натужно поднялся над зеленой травой, в голову ударило, напоминая инсульт, и она продиктовала –
- Значит так, пиши! – все люди должны быть индивидуалистами. Потому что если ты коллективист, ты по определению тварь, как те матросы, что у папеньки аптеку забрали. – Произнесла она, задумчиво глядя в окно.
- А вот если ты индивидуалист, тебя никто не ограбит. И никто не придёт к тебе домой, чтобы … - тут она чуть задумалась, видимо, вспомнив соседского мальчика, пришедшего однажды к ней домой, чтобы признаться в любви. Дрожь отвращения пронзила её.
- Пиши дальше . Миром должны править деньги и расчёт. Также нам нужно жалеть панд, женщин и относительных темнокожих.
- А почему панд? – взвилась виртуальная машинистка.
- Потому что из них некому выдавливать кал при рождении – всхлипнула говорящая.
Эхом возник женский хор, дразня её словами: - а мы и так уже, а мы и так уже, мы хитростью имеем всех века ! А если дать нам власть, а если дать нам власть, то уничтожим мы мир мужика !
- Пиши дальше! – миром должны руководить только умные люди, поскольку мир сейчас – это диктатура посредственностей!
Умные люди в количестве двух человек вышли из-за горизонта, сняли шляпы и поклонились. В это же время на горизонте возник хор относительных темнокожих и мужественно спел: - мы за гуманизм! Пусть умрёт расизм! Не учились мы в школах мы! Но нам не носить сумы! Будем всё изобретать! Ваших женщин освежать!
Тут говорящая наконец поняла, что инсульт её окончательно настиг, но мир уже был на грани очарования белизной написанного героиней. Хрустальный мир индивидуалистов, сидящих дома, хикки, фриков, капиталистов с белозубой улыбкой, женщин и относительных темнокожих, - мир, где нет места бородатым сусликам и который захотел разрушить наш третий путь «на».


Глава 15. Кубик
Алаверды Ахмедович сидел за большим столом и подбрасывал кубик.
«Купить или заплатить, купить или заплатить, купить или заплатить» - думал он. Если выпадет от одного до трех, значит – купить. А от четырёх до шести, то …
- Шалом, Алаверды Ахмедович! – смиренно сложил руки вошедший. – У меня хорошие новости!
- А, Моисей тебя дери! – огрызнулся Алаверды, роняя из рук кубик. – Стучать надо, вдруг я тут занят чем-нибудь важным … Ну что там у тебя?
- Теймураз нам больше не помешает.
- Ах, ты скотина! – заливисто расхохотался грузный Алаверды и хлопнул вошедшего по спине. – Что ж ты сразу не сказал ! Тут и кубик подбрасывать не нужно! И платить не нужно!
И он изящным, насколько можно было, движением спрятал кубик в ящик стола.
- Бог велик, - опять молитвенно сложил руки вошедший. – И помощью его мы улучшаем дела наши. У меня еще одна хорошая новость, Алаверды Ахмедович: вышел новый список хопс, так вы там на 250-м месте.
И вошедший театрально закатил глаза.
- Да ну его нахрен, этот хопс, - пренебрежительно сказал Алаверды Ахмедович. – Я вот тут всё думаю, чем бы увеличить популярность у народа. А то ведь не знают, а если знают – то ругают. Да, Соломон?
Названным Соломоном почтительно поклонился, ожидая продолжения.
- Я вот тут подумал, а не купить ли мне народную команду? Чем я хуже других! Другие могут, а я почему-то нет, не будь я Алаверды? – и он рассерженно хлопнул себя по ляжке. – Только тут надо патриотизм соблюсти.
- Какая там у нас команда самая народная, Соломон?
- Не знаю, Алаверды Ахмедович. Я выясню. Раньше, у нас, это был «Лимонадник», - почтительно ответствовал названный Соломоном. – А какая здесь – узнаю к вечеру. Узнаю и доложу.
- Вот и доложи … И спроси у гяуров – что хотят за неё. Или кого.
- А руководитель я поставлю этого… племянника Первого, - продолжал Алеверды Ахмедович, потирая руку о ляжку. – Надо же его куда-то девать. На Теймураза его не пошлёшь, ни на что другое не годен. А отказаться не выйдет.
- Хорошо придумали, Алаверды Ахмедович! – подобострастно сказал Соломон.
- Ну ладно. Новости закончились, теперь и отдохнуть можно. Кстати, как там наш новый лимонад?  Течёт?
- Течёт, Алаверды Ахмедович ! Наполняется. Только на него сразу претендентов куча. На него, оказывается, бумаги были подписаны на иноверческую контору, да, подписывал еще тот, который до Первого был.
- Бумаги выкинь. Иноверцам объясни, чтоб уматывали, тут наша территория.
- А ещё Амиран. Говорит, вместе дела делали, теперь я тоже хачу.
- Амиран? С ним поговори, скажи, что договоримся. Но если больше захочет, то будет как с Теймуразом. Понял?
- Понял, Алаверды Ахмедович.
- И доброглазому позвони. Скажи, чтобы санкционировал покупку будущую.
- Всё сделаю.
- А к вечеру готовь сани. Полетим погуляем. Красоты матушки-реки посмотрим, - рассмеялся Алаверды Ахмедович. – Как это там у нас поётся «Издалека д-оолго! Течет река …»
- У них, Алаверды Ахмедович.
- Вот за это я тебе не люблю, Соломон. Я сказал, у нас! Значит, у нас ! – с силой пристукнул рукой о стол Алаверды. – Ладно, ступай.
- Бог велик. Храни вас Бог, Алаверды Ахмедович.
- Хорош причитать тут. Скоро у нас всё будет вообще замечательно, Соломон! А может, хопс купить?  Ладно, обдумаю позже, - развалясь на белоснежном диване, сказал Алаверды. – У нас ещё всё впереди!



Глава 16. Шоу "Голос"
- Товарищ, - сказал доброглазый. – Вы же хотите, чтобы ваш институт сохранял свою работоспособность?
- Конечно, хочу, - пискнул серенький Валентин Валентинович.
- Поэтому мы будем устраивать здесь шоу «Голос». По вечерам. Ничего особенного. Будем выбирать там особенно талантливых людей. Потом ваши люди будут считать баллы и выбирать лучших певцов.
«А тут ещё этот приём на работу» - тоскливо подумал Валентин Валентинович. Но, вспомнив времена сорокалетней давности, он тихонько вздохнул и вошёл в кабинет. В конце концов, ему не привыкать. Да и дача, полученная им в прежние времена, уже пообносилась.
 Возле кабинета его уже ждал очередной соискатель места.
- Здравствуйте, голубчик, - тихонько промолвил Валентин Валентинович. – Заходите, пожалуйста. Вы петь умеете?
- Как так, петь, Валентин Валентинович – растерялся вошедший и ещё раз посмотрел на табличку на двери, - не ошибся ли он кабинетом. – Зачем? Вы же тут занимаетесь наукой, социологией. Не умею я петь.
- А придётся. Мы тут посовещались и решили внести в учебники, что одним из главных умений населения является умение петь.
- Вы так думаете?  Надо же! – протянул вошедший. - Ну что ж, умение так умение. Я попробую.
- По-о-оле! Светлое по-о-оле! – затянул он было басом, но тут же сорвался на дискант и закашлялся.
- Ну вот видите, голубчик, - сказал Валентин Валентинович. – Вам ещё нужно подучиться. Приходите, пожалуй, через годик. Тогда и поговорим с вами о науке, - и он проводил растерянного блондина до выхода из кабинета.
Вечером в зале института состоялось первое шоу. Доброглазый лично привёл выпуск свежих людей в погонах; многие из них говорили с акцентом. В зале сидели и трое новоизбранных. Доброглазый проследовал к ним в вип-ложу.
- Лично поручусь за каждого! – прошептал он всем троим. – Столько пудов соли вместе съели!
В это время выступил первый конкурсант. Он спел «Сулико».
- Браво, - зааплодировал Валентин Валентинович с помощниками. – Высший балл. 146 из 100. Вы назначаетесь руководить сельским хозяйством! Поздравляю!
- Как вы думаете, что главное в сельском хозяйстве? – интимно выплыла из темноты зала длинноногая полуголая журналистка.
- Искать и найти врагов! – гордо заявил конкурсант, поправил погоны и щёлкнул шпорами.
Вторым вступал толстенький без бороды. Он спел «Знайте, каким он парнем был». Искать и найти врагов оказалось и его главной задачей.
- Ещё один талант! – раздались бурные аплодисменты арбитров. – Вы назначаетесь руководить космической отраслью!
Концерт продолжался. Спевший «Цветёт черёмуха к похолоданию» был назначен руководителем метеоцентра, «Трус не играет в хоккей» - министром спорта. «И на Марсе будут яблони цвести» получил должность министра науки.
Вышел сводный хор песни и пляски, исполнивший «Всё выше, и выше, и выше». Эти были назначены индивидуальным полком пилотов по обслуживанию высшего руководства.
- Летать-то вы умеете? – спрашивал доброглазый. – Ничего, научим. Главное, уметь найти врагов! Хотя ввашем самолёте их почти не будет, но не нужно терять бдительность! – похлопал он по плечу главного солиста хора.
- Дормидонтовна! – оторвавшись от телевизора и раздавив пальцем таракана на старых обоях, прохрипела в окно соседке Силантьевна. – Смотри, второй час уже поют! А какие голоса, заслушаишьси-и! .. Сичас наверное будут главного выбирать.
- Дак главного на той неделе выбрали.
- Да на этого, дура!.. А того, который под ним. Ну, заместителя, значит.
И точно, на сцену зала вышел кандидат на должность заместителя. Это был не в погонах, маленького роста и почему-то с портфелем. Он спел «Люблю глаза твои, мой друг», - романс на стихи Тютчева.
Трое в вип-ложе прослезились, дал слабину и доброглазый.
- Ребята, когда придет срок, его надо запомнить и поблагодарить, - с чувством сказал он.
Трое согласно кивнули. 
Шоу продолжалось. Дормидонтовна с Силантьевной в неровном свете старого «Рекорда» грызли семечки и что-то шептали.



Глава 17. Реинкарнация
История тщательно наблюдала за тем, как сын крепостной Фома Фомин рубил дрова для закрытой бани боярыни, а потом его били плетьми. Воя волком в 1737 году и зализывая раны, он надеялся освободиться и через 140 почти лет освободился, став надомным Иваном Перцевым. Денег у него, впрочем, всё так же не было. Деньги были у тех, кто сочувствовал ему, Ивану Перцеву, становился народовольцем и приравнивал Ивана к пострадавшим, чьё нарушение прав приравнивалось к нарушению прав панд, женщин и относительных чернокожих. «Страной должны управлять крепостные!» - говорили такие люди. А главой их был известный народоволец князь Толстый. Зажегши свечу, в холщовых штанах писал он роман о судьбе народовольцев, после чему ему изменяла жена его, у которой прав с рождения было более чем достаточно. Князь Толстый рыдал и писал второй роман о судьбе революции.
Наконец крепостные вняли призыву и свергли ненавистных мучителей, с ними и народовольцев, а поскольку у них в крови было кого-то свергать, и ничего другого они не знали, то они ещё немножко посвергали самих себя, признав половину крепостных кулаками. А еще четверть пособниками кулаков и сраной интеллигенции. Остальная четверть крепостных писала доносы на оставшихся на свободе непроверенных крепостных.
Бывший надомный Иван Перцев, ставший в новой реинкарнации Кузьмой Блохой, поступившим на службу патриотической артиллерии, мучил в застенках недобитых народовольцев, сражавшихся за его, Кузьмы, счастье, по заветам Жорж Санд и той самой женщины в гимнастёрке, защищавшей права женщин, панд и относительных чернокожих.
-  Аа, здравствуйте, товарищ Вогау, сегодня у нас по программе клизма в рот, - приветливо улыбаясь, бывалоча, говорил он вошедшему. После чего оба раскланивались, и процедура немедленно начиналась. После таких волеизлияний товарищ Вогау, правда, иногда ненадолго исчезал, но вскоре заново воплощался в образе испуганной женщины с шляпе с пером, левую руку которой проворачивали в мясорубке.
Спустя некоторое время остатки народовольцев, переместившихся в другие страны, стали понимать, что что-то тут не так. И хотя они были склонны по генетике своей совсем не к истреблению, а вовсе даже к чтению и написанию книг, по наущению князя Толстого, а также разведению цветов и созданию новых сортов асфальта – объявили они крепостным войну, обидевшись на несправедливое отношение. В войне полегло очень много крепостных, и гораздо меньше народовольцев, но крепостные-таки взяли количеством, и им разрешалось теперь мочить мир по всему миру и уничтожать остатки народовольцев.
Поскольку народовольцы-таки были людьми неглупыми и изобретательными, они изо всех сил старались поддерживать права женщин, панд и расплодившихся крепостных разных цветов кожи, которых к 25 веку на планете стало совсем уж много, правда, половина из них уничтожила друг друга раньше, чем можно было подумать. Иногда казалось что народовольцы даже стали побеждать и планета расцвела, это явление называлось «миром и прогрессом».
Но вот наконец пришла святая троица людей, которые мрачно наблюдали за тем, как панды, женщины и относительные темнокожие попирают права бородатых сусликов. Требовалась новая революция и ломание рук товарищу Вогау. – Компе трэше, дорогие товарищи, - говорили трое людей с одинаковым лицом. – Ла патриа а ла муэртэ. После чего отряды посылаемых ими крепостных героически умирали в лесах, и им присваивали ордена и клали под красную стену, бывшую когда-то белой.
Однако народовольцы не успокаивались и продолжали навязывать всем своё сраное видение мира, в котором товарищ Вогау и женщина в шляпе с пером оставались, можно сказать, живы и нетронуты.
- Пидорасы, - глядя на это видение мира, говорили крепостные, и гримаса отвращения пробегала по лицам их. – Ну разве не пидорасы? – Фрики, психи, и прочие дебилы, обосновавшиеся где-то на западной окраине планеты. Разве могли они соперничать с величием и мощью крепостного движения, уничтожившего, к тому времени, уже полмира, в том числе две трети самих себя?
- Разве можно нам было помогать приходить к власти? Разве можно было поддерживать права крепостных, женщин и панд? Ну вот и не волнуйтесь теперь. Мы, крепостные панды женского пола – власть не отдадим. – Говаривали бывало крепостные. Воскресший Кузьма Блоха, ныне с модным псевдонимом Черный Байкер, добивал в подвалах всяких Контранет-писак, вышедших из стен 16-й психбольницы.
Визги слышались отовсюду, но трое мудрых правителей мудро усмехались. Смеркалось. Солнце садилось над планетой так быстро, что пора было ложиться спать, а завтра надо выходить в очередной поход против недобитых народовольцев, так что спать всегда надо ложиться пораньше.


Глава 18 - Путешествие по вселенной товарища Голотятько
Двое с удивлением рассматривали человека странной наружности, лежащего на поверхности планеты.
- А это что у него такое? – спросил один, с любопытством указывая на палку в руках.
- Жезл. Это жезл, - тихонько подумал Голотятько и попытался высвободиться. Он не был ни к чему привязан, как, бывало, в кровати с женой, но подняться почему-то не мог.
- Просто сила притяжения выше, чем у вас на планете, - как бы послышался ему голос одного. – Да, мы умеем читать мысли. И отвечать тебе прямо в мозг.
«Плохая способность», - подумал Голотятько. – «Хорошо, что такой нет у моего начальника».
- А как же мне встать? – разлепил он, наконец, губы.
- А зачем тебе вставать? – лежи, - промолвил опять всё тот же из незнакомцев. Второй всё больше молчал.
- Неужели на Земле не намахался? – полюбопытствовал он. – Это всё наш правитель, Панкратион Второй. Он ещё маленький. Шутки ради загадал он желание, что ежели кто на соседней планете взмахнёт палкой пятьсот тысяч раз, так и окажется здесь.
- А что же со мной будет? – забеспокоился лежащий.
- Консервы, Голотятько, - протянул снова первый незнакомец. – Шучу. Будешь дирижировать королевским оркестром. Там махать много нужно.
Голотятько попытался встать, но не смог и снова свалился. После двух попыток он начал медленно ползти на четвереньках в сторону от незнакомцев.
- Ребята, верните меня обратно, - просил при этом он. – У меня жена дома, хорошая. Хоть и любит БДСМ. Я вам буду половину месячных штрафов отдавать. Скажу начальнику, чтоб он больше не запирал невиновных в участке …
- Пятерки твои тут нафиг никому не нужны, - сказал наконец второй. – Смотри, как тут дела делаются.
С этими словами он силой мысли перекинул Голотятько в какое-то оживлённое место. Там светило солнце, ездят какие-то машины без колёс и королевский оркестр у трона, в полном составе, готовился к церемонии.
- Пойди сюда, Голотятько, - сказал ему какой-то мальчик с трона, и бедный милиционер понял, что это и есть Панкратион Второй. Так как подойти Голотятько всё ещё не мог, он быстро подполз и лизнул руку правителю. – Фу, - поморщился Панкратион. – Значит так, быстро вставляйте дирижерскую палку ему в зад и пусть руководит.
Голотятько пытался было сопротивляться, но двое схвативших его быстро проделали вышеозначенную процедуру. Тут открылся большой занавес и все увидели огромную толпу, собравшуюся внизу, у площадки с троном, находившейся, как оказалось, на горе.
- Тряси задом, дурак, - сказал кто-то ему и Голотятько безумно затряс, а оркестр заиграл красивую мелодию. Исходя из раздавшихся в конце бурных аплодисментов, милиционер понял, что сделал всё правильно. Жена бы его одобрила.
Так продолжалось два часа, потом концерт закончился, а Голотятько упал без сил. К нему подошли и осторожно вынули дирижерскую палочку. Голотятько лежал и думал, что сейчас он наконец проснётся, но вместо этого у нему снова подошёл Панкратион Второй.
- Да, много ты намахал,  - задумчиво сказал он.  – Когда вернешься из путешествия, всех людей найди, деньги верни обратно. А которых не найдешь, бедным раздай. А сейчас у тебя ещё пара экскурсионных остановок.
Панкратион изобразил руками круг, и всё смешалось в голове у Голотятько, глаза закрылись сами собой. Он куда-то летел. Открыв глаза, он увидел кругом песок, но подняться он опять не мог. К нему опять подходили двое, но уже другие.
- А вот и такси, - радостно заорал один из них. – Только ты извини, чатлов у нас нет. – Ну-ка  давай,… к президентскому люку. Сегодня у нас инаугурация.
 С этими словами оба сели на Голотятько сверху, и один пришпорил его ногами. Голотятько хрюкнул как свинья, поднялся на четвереньки, и загребая конечностями песок, повёз пассажиров прочь. В глазах его горел неугасимый зелёный огонёк.


Глава 19. Три пути
- Товарищи ученики, - устало произнес учитель. У него была уже пятая пара за сегодня. – Кто мне скажет, что такое три пути развития государства в современном мире?
Поднялось несколько рук.
- Ну давай, Горохова, говори, - сказал учитель.  – Смелее, Юля.
- Первый путь – это капитализм, - бойко затараторила девочка. – Свободные рынки, экономика  с минимальным контролем государства. Законы максимально ориентированы на обеспечение свободы рынка, но вместе с тем соблюдение юридических и экономических прав населения. При этом равенство слоёв населения находится под вопросом.
- Так. Хорошо. Давай дальше.
- Второй путь – это социализм, - продолжала Горохова. – Это когда соблюдается относительное равенство всех слоёв населения, включая пожилых и малоимущих, экономика в большей или меньшей степени контролируется государством, но делаются исключения для рыночных структур, в зависимости от степени политической демократии в государстве.
- Так. А что такое третий путь?
- Третий путь, - потупилась Горохова, - это когда крепостные и макаки пытаются построить капитализм или социализм, но у них получается только выбрать главаря шайки и перестрелять друг друга …
Аудитория грохнула.
- Что-о-о? – заревел  учитель. – Садись, кол! – И он промокнул вмиг намокшие глаза носовым платком.
- Но так папа говорит, - сказала Горохова и рухнула на стул. Кажется, она собиралась плакать.
- Вызови папу в институт завтра, нам необходимо с ним побеседовать, - сказал учитель. И подождав, пока смех в аудитории стихнет окончательно, продолжал:
 - Третий путь, товарищи, - это сочетание капитализма и социализма. В зависимости от развития государства, в его политической или экономической структуре наблюдаются элементы и того, и другого пути развития. Таким путём идёт множество крупных развивающихся государств, в их числе Китай, Индия. Таким путём идём и мы, товарищи…
Тут учитель облегчённо вздохнул, услышав звонок, - последняя пара закончилась.  Звонок подавил вновь возникшие было смешки, и аудитория ринулась к выходу.
– Запишите домашнее задание! – крикнул учитель. – «Предпосылки и этапы развития Третьего пути в развивающихся странах»!
«Надо бы сходить к декану», - думал он, Но сил оставалось сходить только за селёдкой в магазин.
У подъезда его встретил лысый стокилограммовый сосед.
- Слышь, ты чего свой запор поставил на моё место, - прогнусавил он. – А ну быро убрал. И чтоб я его больше там не видел. У тебя есть место в глубине – туда и ставь.
И сосед поиграл бицепсами.
Учитель взглянул на соседа снизу вверх и понуро побрёл переставлять машину.


Глава 20. Шахристан
- А тут, значит, темнокожие будут и иметь их во все места, - усмехнулся он, и добрые глаза вдруг стали серьёзными. – Так мы и повысим рождаемость.
Первый закусил карандаш и хмыкнул. Пожалуй, это могло сработать. Отправлять малышей на север, пухленьких, щекастых, правда с бородами. И не наших взглядов. Но какая разница? Какая разница-то, скажите?
- А напишу-ка я об этом роман – сказал человек с добрыми глазами, и они вдруг посерели. – Об изнасиловании белой девушки темнокожими бандитами, а потом мы это ещё и на телевидение пустим!
Первый закусил второй карандаш и тихонько подумал.
Но человек с добрыми глазами не услышал мысли, и продолжал – а если у них член размером с копейку, то что же делать. И водку они жрут. И … о ваучерах всяких рассказывают. И по телевизору дрянь смотрят, любовные истории.
- А у нас в Шахристане не так, - мечтательно продолжил он, и глаза его замаслились.  – Идёшь по улице – и если какая-то шавка на тебя не так посмотрела – сразу нож в живот! – Он засмеялся и саркастически изобразил, как это – нож в живот.
Первый подумал, не привлечь ли третьего к этой операции, но сразу отбросил мысль и продолжал кусать карандаши.
Обертка от шоколадной конфеты упала на пол и человек с добрыми глазами продолжал:
- Скажи, а разве они делают не то же самое, а?  Они же привлекают темнокожих, чтобы те трахали их женщин! И так с глубины веков. Потому что народ вырождается. – Он презрительно усмехнулся, и бородка заходила ходуном.
- Все слишком  добренькие у нас стали, вот что! Не могут надрать яйца каким-то некрофилам. Образованные, понимаешь. Сраная интеллигенция! Об этом ещё 70 лет назад говорили. Ну, кепку снял и сказал кто-то. Я слышал.
- 70 лет назад, 70 лет назад тебя не было, - тихонько пробормотал первый, продолжая кусать карандаш.
- И да, им же ещё платить надо, - не слыша его, продолжал человек с добрыми глазами. – А как платить? Ну, чтобы было всё хорошо и чисто, и без ножей в живот. Ну, ты же понимаешь. – И глаза его посерели. – Вот и откроем все двери, поступим, так сказать, по образу и подобию !... А потом, когда ребята подрастут, можем их и ко всяким образованным отправить !  - и он хитро прищурился.
Первый хихикнул, и ему почудилось, что на голове человека с добрыми глазами сидит кепка. – Да это же гениально! – подумал он, но его опять никто не услышал.
- А потом, если  надо, и с твоей бабой разберемся! – захохотал доброглазый и хлопнул Первого по синему пиджаку. Пиджак при этом слегка треснул по шву, но Первому ничего не оставалось, как улыбнуться.
Идея с бабой Первому понравилась. Правда, позже он планировал поручить это Второму, но может, и так получится. Даст бог. – Подумал первый и скосил глаза в окно на недавно отстроенный крест.
- Ну видишь, как всё интересно! – блестя глазами, сказал человек. – А теперь я пойду писать роман, не терпится. Представлю, как всё это будет. – С этими словами он ушёл, а Первый сухими губами нащупал пробку у графина, вынул её, и дрожащими пальцами  окропил себя водой. Потом он вспомнил, что хотел пить. Но пить уже не хотелось. Всё равно он протёр ободок графина носовым платком, неслышно поднялся и вышел, неслышно закрыв за собой дверь. Комната наконец-то опустела, и только одинокая летучая мышь билась за окном, пытаясь поймать одинокого паука в неверном свете фонаря.


Глава 21. Невыразительные глаза товарища Малютки.
Невыразительные глаза Малютки посерели. – Ну ты знаешь, что делать, да. – залепетал он. Щечки его стали чуть розовыми, а нос отчего-то припух. -_Дай, дай, дай, - плясало в глазах. – Ацы, мацы, серые мундиры разбирают бухгалтерию в кабинете наверху. А если девушка Вера зайдёт, жирная и потная – вообще беда.  Скулить только останется, и Щахриджанов не поможет. Или Щахриджанова нет уже? – он представил белый Гелендваген, спускающийся по брусчатке от Красных ворот, и ему стало нехорошо.
Белая секретарша, сверкая белой кофтой и сосками в ней, прошла с подносом и серебряным кофейником. Какого, спрашивается, она здесь разгуливает? Напортачит только. Она портачит, вы портачите, мы портачим. Ах, отчего же Малютке так сладко и хочется какао? – или валокордина? – нет, валокордина в какао. Или послушать местное радио. Двадцать пять лет назад в старое здание провели радиоточку. Он, уставившись бессмысленным взглядом в стену, нашёл её. И стоило-то пять рублей. Но это было ещё до того, как он арендовал это здание. Кто ж знал, что двадцать лет спустя он получит своё ООО и квоты на вылов ценных пород рыб?  И икорка водится периодически в холодильнике. – Дай, дай, ну дай же, - простонал он мысленно, но тут второй голос сказал – Не дам. Он обернулся. Он думал, что уже идут, и холодный пот слегка оросил майку, которую он привык надевать под белую рубашку. – Ах, где же Щахриджанов? – тоскливо подумал он.
В это время в комнату вошел доброглазый. Малютка просветел лицом.
- Привет, привет, - прогнусил он. – извини, кефира ничего нет, ходят тут всякие разные, понимаешь …
- Ничего, - лучезарно улыбнулся доброглазый, и комната осветилась добрым светом. – Это мои. Не обращай внимания. А помнишь, как мы в Париже, в университете, двадцать лет назад ? ..
И оба захохотали.
- Же не манж па сис жур! – радостно загорланил Малютка. – Экзистенциальная философия !
И разошедшись, запустил графином в небьющееся окно которое радостно гукнуло, приветствуя своего создателя.
- Ну ты вот что, не очень-то буянь, - резко становясь серьёзным, сказал доброглазый. – А то можно закончить, как Щахриджанов. Пока мером будешь.
- Мером? – спросил моментальной посеревший Малютка. – А что Щахриджанов? – добавил он совсем уж робко.
Доброглазый рассмеялся и щёлкнул мера по лбу.
- Всё тебе интересно! Ну, радуйся, что мы друзьями были … в Париже, - добавил он жёстко. – Дружба дружбой, а служба службой, - захохотал он и дематериализовался.
Малютка приходил в себя две минуты, вытер пот со лба, и тут заметил на столе папку, на которой явственно выступила надпись: «Мер». Взяв папку, он стал обмахиваться ею.
В это время вошла секретарша, сверкая сосками из-под кофты.
-Маша ! – рявкнул Малютка. – Ну-ка предложи кофе товарищам наверху. И веди их сюда, я бы сказал, у меня есть для них нечто интересное. Ты готова к интересному? – подмигнул Малютка.
- Всегда готова, товарищ мер, – радостно отрапортовала белая.
-То-то, - удовлетворённо хмыкнул Малютка и потянулся к телефону. Набрав пару цифр, он услышал знакомый голос с акцентом.
- Васо, мне опять нужен камень, - проговорил он. – Чёрный, с отливом. Что написать? Потом скажу, узнаю у жены. Начни пока с буквы «Щ».


Глава 22. Фабрика звёзд
- Б..ть, сука, - взвизгнул товарищ Черданцев. – Ви что, не понимаете?  - Нервно теребя пуговицу, вскричал он.  – Если нас опознают, то нам всем хана ! Крышка !
Сидящий в кресле медленно усмехнулся. – Третий ничего не делает, не подумав, - сказал он. – Если бы у нас были шансы проиграть, мы бы не стали и начинать это дело. Но шансов проиграть у нас нет, поскольку о проигрыше всё равно никто не узнает.
- Гениально! – взвизгнул Черданцев и побежал куда-то в кабинет. – Алексеев ! Алексеев! Ви заплатили товарищу Маслову, чтобы он собрал людей?  Люди уже написали то, что нужно?
 - Пишут, товарищ Черданцев, - сказал кто-то из глубины зала. – О том же, что вы сказали. О бульдозерах и комбайнёрах. О том, как хорошо в стране советской жить.
- Укроп, укроп – взвизгнул Черданцев. – Об укропе пусть напишут! – И … ви дали им осваивать фотошоп?  Товарищ Райхельгауз говорил, что никто из них не знает фотошопа!
 - Кто же изобразит зловещую улыбку на лицах и штанах проигравшего капитализма?  - спросил он, нервно теребя пуговицу, которая наконец оторвалась. – Я понимаю, что все мы бездарности, но со всеми нами что-то надо делать ! Вот мы все и при делах !
Последнее Черданцев проорал в окно, и две идущие внизу женщины испуганно отшатнулись. – Если будет прицел, значит будет и знамя ! – громко запел Черданцев. – Если друг не успел, значит враг между нами ! – придумал он рифму на ходу.
Потом им овладела тоскливая злоба, и он сел на краешек кресла. Прикурив сигару, он задумался. Ведь все мы делаем одно великое дело, да?  И всем нам потом дадут ордена. Все люди должны заниматься каким-то делами. Капиталисты изобретают лодки, чтобы летать на Луну. Волки, как известно, на Луну воют. Кузнечики ломают копчик, свалившись со стебля мать-и-мачехи. А он и Райхельгауз призваны осваивать пространства интернета, писать замечательные тексты, одёргивать неправильно думающих и получать за это деньги. Благодаря которым в пятницу они снова смогут пойти в клуб. А в клубе… Валя.
Ужасный дым коптился за стенами клуба. Минус 40 градусов, почти как в Якутске, злобно подумал Черданцев. И неожиданно, со всей дури, треснул Райхельгауза кулаком по спине. – Валя, ты что?  - захохотал тот, и привиделось, что у него разверзлась огромная пасть. Которая дышала морозом.
Валя весила 85 килограмм и напоминала вагину с зубами, но это ничего. Она работала на третьей линии. Плюгавенький ансамбль пытался петь что-то про Верасы. – Что будем заказывать? – проорал в ухо Черданцев через два часа, когда Райхельгауз стал напомниать Никулина. – Может, дичь?
Но Райхельгауз уже не слышал, он спал. Раздухарился ансамбль на сцене, прыгая так, что ломались доски обкомовских ящиков из-под водки. – Пойдём? – мигнула Валя злосчастно и в пять минут вовлекла Черданцева в общественный туалет. Который оказался женским, но это ничего.
Синий Райхельгауз сполз под стол и там блевал. Счастливо улыбаясь, Черданцев в понедельник вышел на работу, было чуть теплее – минус 39. Замечательная вывеска искрилась на стене кривого особняка – который Черданцев очень любил – «Институт научных исследований ООО». На этом запись обрывалась. Внизу стены кто-то тоскливо приписал «уй!», а ещё несколько букв было стёрто.
- Итак, товарищи, приступим, - радостно потирая руки, сказал Черданцев, - сегодня у нас на очереди несколько сайтов с оборванцами и один с голодранцами. И один с укропом. Укроп надо пропиарить, товарищи. Слышите. Непременно пропиарить! А потом обосрать. Чтобы у всех сложилось мнение, что укроп гамно и его нельзя есть. Такая у нас задача на сегодня.
Валя почти не пострадала. Когда Черданцев подумал о ней, она тихо легла на диван, выпив две таблетки сумамеда. – Авось обойдется, - подумала она, но внизу что-то стучало. Как, впрочем, и сердце. Жар пылал в её груди, и влюблённая, она представляла товарища Черданцева лучшим человеком во всём мире! Лучше даже кухонного повара. А ведь в том 195 см и 80 кг, а ещё усы. – Валя сладострастно дрогнула и пошла читать в интернете про укроп.


Глава 23. Бухгалтерия
- Смотри, как надо, - сказала Нина новенькой. – Делаешь проводку. Потом ещё одну. Потом оформляешь акционерное общество. Регистрируешь его на Занзибаре, для этого звонишь Тане.
- Таня же на обед ушла, - сказала новенькая.
- Ничего, через час придёт. Регистрируешь не на имя Первого. Смотри, тут список, на кого можно регистрировать. Двести пятьдесят человек. Все на прицеле, если что, - криво усмехнулась Нина.
- Так, регистрирую, а дальше?
- Дальше переводишь деньги со старого акционерного общества на новое. Якобы за оказанные услуги.
- Хорошо. Это всё?
- Нет. Через неделю звонишь Неле на Мадагаскар. Через неё открываешь десяток акционерных обществ. И деньги с Занзибара раскидываешь по ним, тоже за оказанные услуги.
- Гениально! – просияла новенькая.
- И так каждую неделю. Советуешься со мной, пока руку не набьёшь.
- Потом, у нас бывают особые задания, - сказала Нина. – Например, надо перевести деньги какому-то конгрессмену. Или министру. Или спортивному чиновнику.
Берешь тоже акционерное общество и делаешь проводку. От акционерного общества на Мадагаскаре. По документам оно вообще на иностранных граждан числится, которых ты заводишь вот сюда, - показала она окошечко в программе.
- Новое общество регистрируешь вот на этих людей, - указала Нина. – Вот список тех, на кого можно регистрировать в этом случае. Это другой список. Смотри, не перепутай, - задвигала она бумагами на столе.
- И вот третий список, - сказала она. – Этим ты делаешь акционерные общества в любой стране мира. Ну, пока мы это можем. Это за услуги по помощи в выборах, поддержке нашей официальной позиции, оплата фабрике звёзд за рубежом и так далее. Нашим средствам информации. Чтобы это всё сделать, звонишь Люде, она тебе поможет.
- Такие дела, - задумчиво сказала Нина. – Оплата, естественно, не на них, а на благотворительный фонд. Ты умеешь делать благотворительные фонды? Смотри, берешь, например, товарища Петра Нильсена и оформляешь благотоворительный фонд … Ой, Светка, - вдруг вспомнила она. – А ты рентген сегодня проходила?
- Нет ещё.
- Нужно в первой половине дня. А во второй – детектор лжи. Не забудь. И когда товарищ Васнецов придёт вечером, скажи, что ты уже всё сделала на сегодня и я тебя отпускаю.
- Я хотела в кино пойти со знакомым.
- Какое кино со знакомым! Ты же договор подписывала!  А завтра найдут тебя в лесу в чемодане. А скорее всего, вообще никогда не найдут! Света, ты такой херни не говори, - перепугалась Нина. – Наберут же новеньких!
- Ладно, пошли обедать, - вдруг подобрела она. – Поешь, может поумнеешь. Сегодня в столовой морс и булочки с маком.


Глава 24. Магнитофонная запись номер 222
Ах, как это было больно. Как страшно и низко. Ну, вы, наверное, многие проходили через это. Они становились в ряд, в ряд, запирали нас в тёмной комнате, вытягивали руки в виде прицела и начинали плевать. Мы выходили оплеванные. Тогда я начал заниматься айкидо. Но после первого удара у меня развилась паховая грыжа. Я не мог заниматься дальше, и тихонько сидел на последней парте с таким же отверженным как и я, постоянно подвергаясь насмешкам.
В пятом классе помню девочку с маслянистыми глазами и черными волосами, которая сказала учителю черчения, что я – дурак и еврей. И что я к ней пристаю. А я всего лишь поднял ей юбку. В то время мои одноклассники делали и не так.
Учитель черчения поднял глаза и сказал:
- А ты сама-то кто?
Она опустила глаза, а я запомнил этот случай и с тех пор никогда не забывал, как это хорошо – иметь своего учителя черчения.
Я закончил восемь классов и поступил ещё в одну школу. Там было много учителей. Одним я ходил за хлебом, а некоторым даже за вином. Вы знаете, двое из них до сих пор гордятся мной. А я думаю, тут нечем гордиться. По-настоящему я стал что-то иметь, когда начал продвигаться по службе.
Я выловил пятерых из своих бывших одноклассников и поговорил с ними. В то время в моём подчинении было уже двадцать человек. Никогда не забуду это радостное чувство, с которым они сникали и извинялись. А на девочке с маслянистыми глазами я женился. Надо было дать ей как-то понять, что я не дурак.
Правда, ей было наплевать на меня, что я вскоре понял. Я начал заглушать проблемы вином. В то время у меня было уже двадцать подчиненных, и я решил на время уехать из страны и сменить обстановку. Жену я взял с собой. За рубежом у меня тоже было много учителей, и ко всем я замечательно относился. Вообще, я учился половину жизни, а во второй половине рассчитываю преподавать.
За рубежом я быстро понял, что у защитниц прав женщин и темнокожих остались в жизни одни интересы – материальные. Я стал помогать и им, в то же время помогая себя. У меня были романы с несколькими местными девушками, поскольку жена меня не любила. Но и я к тому времени научился ненавидеть женский пол. Неудачные опыты привели меня к тому, что я его возненавидел, и стал общаться только с проверенными друзьями. А местным женщинам было плевать на маленького иноземца.
Я понял несколько вещей в жизни – всё нужно делать постепенно, чтобы не давать людям разозлиться или почувствовать себя выше. Для того чтобы двигаться вперёд, надо быть полностью уверенным в победе. Нужно иметь миллион верных друзей, каждого из которых надо ежедневно проверять. Ежедневно, доктор. Ведь они тоже могут предать. Хотя я считаю, что мужчинам это менее свойственно.
Потом я познакомился с такими друзьями, с которыми понял, что я ничем не ограничен. Все мои враги получили по заслугам, остался только самый главный – враг, который изобрёл индивидуализм и защиту прав женщин, панд и темнокожих, которые и так-то посматривали на нас свысока. Задачу разобраться с этим врагом я оставил на вторую половину жизни. Мы все должны стать друзьями, я и всё человечество. Все, кроме женщин, которые никогда не изменятся. Насчет панд и темнокожих я тоже сомневаюсь. Для последних категорий у меня есть хороший доброглазый помощник, который прошёл примерно ту же историю жизни, что и я, но рос в местах, где нравы были проще, поэтому сразу мог дать отпор девочкам с маслянистыми глазами и одноклассникам, практикующим издевательства.
Это почти всё, доктор. Что ещё вас интересует?


Глава 25. Никомуненужность
Одна женщина очень печалилась тем, что, как она считала, она была никому не нужна.
- Мы вам перезвоним, - говорили ей на собеседованиях, что означало «нам не нужны сорокалетние работницы».
- Мы вам перезвоним, - говорили в это время и другому кандидату, что означало «нам и двацатилетние тоже не нужны».
Муж же говорил ей:
- Не волнуйся, я приду поздно, нас опять задержали.
Что, как известно, означает «приду, как только любовница меня отпустит».
Тогда женщина развелась с мужем. Она попыталась открыть свой бизнес, но проходившие мимо заглядывали в магазинчик с неизбывной тоской. Полон энтузиазма был только работник налоговой службы и ещё полицейский, которому женщина отдала последний доход из кассы, ещё приплатила сверху и навечно закрыла магазинчик на ключ.
Компьютер поглотил её полностью, однако общение с коллегами привело к тому, что ей сказали:
- Иди нафиг. Нам такие тут не нужны. Нам вообще никто не нужен, мы сами по себе.
Женщина попыталась найти близкого человека и уехала в другую страну. Там она нашла эмигранта, который пару раз кончил в неё и сказал:
- А теперь я пойду дальше играть на гитаре. Здесь индивидуализм, никому ты здесь неинтересна. Это у вас там все рядами на парадах ходят, езжай домой.
Женщина вернулась к себе домой и попыталась найти людей для общения там, но все они уходили со словами:
- Иди в жопу, с тобой неинтересно, ты не манипулируешь нами, и вообще ты старая. Тут 18-летних полные штаны.
Тогда женщина приняла таблетки, но приехавшая скорая сказала «не нужна ты нам здесь, отчётность портить» - и засунула в женщину длинный шланг. Потом ей написали какую-то бумажку и отправили к психиатру.
Психиатр сказал ей:
- Вы должны полюбить себя. Радуйтесь простым вещам: солнцу, птицам. Найдите себе какое-нибудь занятие по душе, - например, вяжите, собирайте бумажные самолётики. Откройте магазин. И самое главное, - убедите себя в том, что это вам никто не нужен. Они все вас недостойны, и вы их просто не принимаете в свой мир. Ну, иногда, конечно, снисходите, в меру своего достоинства. Тогда к вам люди и потянутся, - и выписал женщине галоперидол.
Женщина два месяца принимала галоперидол, потом ей надоело, она встала с кровати и начала писать очень интересный рассказ.
Когда она принесла рассказ в несколько журналов, ей сказали:
- Мы вам перезвоним. – что означало «нам не нужен ваш рассказ, у нас тут по сотне таких писателей в день».
Тогда женщина всё поняла. Она отряхнула платье, накрасила губы и, робея, зашла в запрещённый раздел Контранета.
Там было много заявок на работников, но в основном странных профессий. Она поразмыслила и спросила:
- А можно, я буду киллером?
- Нужно ! – сказали ей. – Ты будешь убивать никому не нужных людей. Их тут тысячи!
И прозвучали виртуальные аплодисменты. А у женщины давно всё хорошо, она нужна и востребована – теперь она заслуженный киллер республики.


Глава 26. Стрелка
Короче, когда мы приехали на стрелку, у нас там ещё Исламхановский парень был, Бесик его звали, кажется, или как-то так. И прикинь, одному муделю в окно пулю влепили. Там недалеко было. Так вот, Саня, подъезжаем значит это мы без фар, всё как положено. А оттуда сразу выходит такой в перьях весь, и ещё двое с ними, ну значит побазарили как контейнеры делить будем, че почем. Один выдрючиваться начал, пальцы гнуть, ну и увезли его значит прямым ходом. Третья пуля в него попала, вторая куда не знаю, а первая в окно. Бесик сказал посоны какие-то приехали борзые, но деревенские, ну вот и получили по щщам. А мы то знаем че почем, мы с города, не такие дела делали.
Место там глухое… дай я закурю. А Исламхан этот походу крутой мужик оказался. Правильно Лёня базарил. Бесик его такую пушку привез ты бы видел, закачаешься. Ну правда меня зацепило чуть, второй раз уже. Зашили малехо. Ну я не ссу.
Вчера легавый приходил, че-то базарил по поводу дел наших. Фраера эти задолбали. С другой стороны у Исламхана там свои есть, держим пока ситуацию. А этих деревенских мы прижали норм так, больше не сунутся.
Баба у меня, Саня, появилась. Филолог. Все дела. Какую-то херотень любит. Фильмы всякие про звёздные войны. Я ни разу не парился о таком говне, но пришлось глянуть, пока на кладбище не увезли. Представляешь, она целка ещё, в 20-то с лишним. А у меня после Вали со столовки … да какой клуб нахер ! Столовка и есть, болит всё. Даже не знаю шо делать. Завтра наверное к лепиле пойду, пусть глянет че почем. Да. Да ты не парься, все норм будет, швы ещё подлатать надо.
Короче деваха эта запала на меня конкретно, а раньше у неё какой-то дебил был, она его парила парила и на хер послала. Я хотел было разобраться, да она сказала не надо, ну пусть живёт пока.
Правда говорят, что она ещё к ментяре одному подваливала. Я проверю. Если правда это, пусть нахер идёт. Мне такие ссученные нахер не нужны. Продаст ни за грош, потом на отсидку идти, а я ведь замочу кого-нибудь, Саня, если сунутся ко мне легавые, ей-богу, замочу.
Надоело мне в этой перди сидеть, Саня, ты бы знал. Ну надо тут сначала выдвинуться, я думаю конкретно к Исламхану подвалить, у него тут все дела походу. Если все норм будет потом можно думать как с интересными пацанами на связь выйти. Говорят в городе 100 км отсюда контейнеры десятками грузят, причем с ментами завязаны. А ты че думал. Саня, щас все со всеми завзяаны. Говорят, Малюта и тот в доле. Ну а на кого там ещё выходит, я и подумать боюсь. Короче надо сидеть ровно пока, а то точно с пулей в животе на кладбище окажешься. Короче Саня, я разведаю че почем, и потом перетрем с тобой, лады?
Да, и как там твой институт? Как декан, случаем к нам перебираться не собирается? Или ты сам? Аххахахааа. Ну думай, а то че ты там сидишь в говне своем, тут сразу все сделаем, будешь, братан, как нормальный пацан на тачиле ездить, бабу тебе найдем, чиксу из местных … Да какая разница в конце концов, все так живут. Вся страна, Саня. Деньги на телефоне заканчиваются?  Ладно Саня, понял тебя, ты подумай, шо я тебе сказал, Руслану привет.


Глава 27. Совещание
- Представь, она опять называет меня дураком и евреем, - заливаясь слезами в кресле, рыдал Первый.
- Дорогой, тебе срочно надо реализовать свои садистические наклонности, - ласково отвечал доброглазый. – Вот я, например, романы пишу. А тебе надо подумать, что сделать.
- Да я уж бью её, бью, - всхлипнул Первый, успокаиваясь. Присутствие доброглазого почему-то действовало на него отрезвляюще. – А ей всё нипочём. Она как кастрюля – не гнётся. Я уж и бокс, и айкидо,  и парашютный спорт, и разные акционерные общества – что ей нужно ещё? Никакого уважения!
- Тут надо заходить с другой стороны, - отвечал доброглазый. – У тебя прекрасные, замечательные соседи. Но они последнее время что-то не слишком с тобой здороваются, не правда ли? Не можешь замочить жену – разберись с соседями ! Закрой, так сказать, гештальт.
- Да и так уже разбираюсь, - вытирая глаза, сказал Первый. – Действительно задолбали, сволочи. То стеной отгородятся. То что-то сверлят, пилят, и всё шу-шу втихомолку. Чувствую, это про меня. Видят, гады, что я с бабой справиться не могу. А она-то выходит на площадку и всё с ними здоровается, раскланивается !
- Я уже ночью прокрадусь и рубильник им выключу, - мстительно продолжал Первый, и глаза его засверкали. – Холодильник за ночь разморозится. А им всё нипочём, смеются только.
- Может, тебе часть площадки себе оттяпать, - задумчиво сказал доброглазый. – Посмотрим, что они тогда запоют. Ну, под кладовку. Закинешь туда всё что не нужно, шубы там всякие, побитые молью, пиджаки старые …а? Да и у них самих добра дохера всякого, со временем присмотришься.
- Думаешь, так можно? – оживился первый. – А что домоуправление скажет?
- А похер тебе на них. Разберемся, - похлопал его по плечу доброглазый. – У меня спец один есть изумительный, Михалычем зовут.
- Что за спец?
- Широкого профиля. В 33-м ещё с Кировым в разведку ходил. Сейчас я его позову.
С этими словами он позвонил по телефону, и в воздухе материализовался Михалыч.


Глава 28. Этюд в багровых тонах
У начальника 2-го отделения управления «Б» товарища Киски день с утра не клеился.
Во-первых, один из его подчиненных перестарался, и у женщины, к которой вчера применили беседу с применением новейшего оборудования, случайно оторвалась ножка.
А во-вторых, статуя Сталина, стоявшая на его столе уже десять лет, сегодня перестала плакать. Закончились батарейки, которые перестали производить уже лет пять.
Статую ему подарил по случаю поступления на службу престарелый полковник Собакевич.
- Держи, Саня, - сказал он, и в его глазах проступила старческая слеза. – Эт-то штука !  В общем, потом сам узнаешь.
Статуя работала следующим образом: если подозреваемый на беседе в кабинете товарища Киски врал – она плакала. Если говорил правду – статуя молчала.
Говорили, что Сталин стал мироточить ещё семь десятилетий назад – сразу после собственной смерти. Впрочем, точный возраст статуи никто не знал.
В большинстве случаев Сталин при беседах рыдал навзрыд, так что потом приходилось вытирать старый паркет, помнивший ещё товарища Лисичкина. Пришедшие на беседу обычно быстро скисали после демонстрации им разных фотографий их предшественников. Но сегодняшний случай озадачил Киску: женщина, пришедшая на беседу по случаю публикации в Контранете фотографии Первого на испытаниях с механическим лебедем – кажется, говорила правду.
Она утверждала, что ей это фото подсунули вражеские шпионы из соседней квартиры.
Впрочем, Киска резонно полагал, что сталинские батарейки просто отслужили своё. Это и было причиной его плохого настроения.
- Товарищ Киска! – вывел его из летаргического полусна подчинённый Алексеев. – А давайте я на Ровшан-экспрессе батарейки посмотрю?
Повеселевший Киска одобрил идею, и через пять минут сияющий Алексеев снова зашел к нему в кабинет:
- Вот батарейки, товарищ Киска! Эти, с Ровшан-экспресса, когда увидели адрес заказа, похоже перепугались и сделали нам ВИП-доставку сверхзвуковым реактивным самолётом нового поколения класса «земля-воздух-земля»! – малоосмысленное лицо Алексеева с рыжими веснушками расплылось в улыбке.
«Надо бы сегодня издать приказ на повышение Алексеева» - мысленно отметил про себя Киска, настроение которого совершено изменилось. Он вставил батарейки в Сталина и приказал ещё раз вызвать сегодняшнюю женщину.
После получаса беседы Сталин всё ещё не плакал. Одуревший от счастья холостой Киска летал на крыльях любви. «Женюсь!» - мысленно твердил он про себя, а в голове возникали запрещённые должностной инструкцией сцены из Контранета. Как вдруг во время последнего вопроса из левого глаза вождя медленно выкатилась крупная слеза.

Огорченный, вне себя, Киска чуть не сошёл с ума. Ведь это означало, что женщину следовало препроводить в подвал, где ей занялся бы Алексеев или кто-то ещё. В нарушение всяких инструкций предавшись эмоциям, Киска ударился оземь, обернулся газелью и убежал в парк Лосиный остров.
Где через 10 минут он был подстрелен случайным охотником. Пуля чиркнула по левой задней лапе товарища Киски, и морщась от боли, он снова превратился в человека.
- Мать вашу, да что за работа, - горестно думал он, хромая и возвращаясь в кабинет. – Что поделать, короля-оленя из меня не получилось. Придется оставаться Киской до конца дней своих, и кто только выдумал эту сраную легенду?”


Глава 29  Величие товарища Белопупко
Товарищ Белопупко принимал клиентов в ЖЭКе.
Сперва он ездил на работу на велосипеде. Потом товарищ Белопупко придумал собирать с граждан деньги на озеленение дворов, и в этот самый момент в окно ЖЭКа заглянуло солнце.
Белопупко слегка обалдел, он раньше никогда не видел солнца. Он сказал:
- Здравствуй, солнце!
- Здравствуй, Белопупко! Я пока только восхожу ! Но если ты будешь делать всё правильно, я взойду совсем!
На следующий день Белопупко пришёл на работу без велосипеда, и придумал взимать с граждан средства на ремонт почтовых ящиков. Часть денег он решил отдавать начальству. Начальство одобрительно похлопало Белопупко по плечу и он пошёл на повышение.
Утром он выглянул в окно и заметил, что солнце стало чуть больше. Обрадовавшись этому, он придумал взимать с граждан налог на вытекающие из закрытых кранов капли воды.
На велосипеде Белопупко больше не ездил. Он приобрел себе желто-вишнёвый Мерседес, последнего писка моды, а проходившие мимо граждане величали его не иначе как господином.
Потом Белопупко вывесили на доску почёта, потому что он изобрёл способ удвоить доходы ЖЭКа, введя плату за проезд на лифте. Сам начальник сказал:
- Молодец, Белопупко! – и тут же умер, потому что начальник был уже совсем старенький.
Заняв его место, Белопупко сел в кабинет с огромными окнами и через них заметил, что солнце на небе стало уже внушительных размеров.
Когда он придумал сдавать в аренду лестничные клетки под магазины мелкой торговли – он заметил, что шею его что-то печёт. Обернувшись, он обнаружил, что солнце заняло собой всё пространство, ввалилость в кабинет и ластится к нему.
- Здравствуй Юра ! – интимно сказало солнце. – Вот и я !
- Привет, - оторопело промолвил Белопупко. – А что это ты такое большое?
- Разве ты не понимаешь, Юра? –  нежно улыбнулось солнце. Я – не солнце, я – твоё величие!
В этот вечере Белопупко впервые принял кокаин внутриназально. Больше он ничего не изобретал, опасаясь дальнейшего роста солнца. Но в один из дней обнаружил, что солнце опять ввалилось к нему в кабинет и больно ударило его большим теплым животом.
Подняв от стола глаза, измученные кокаином, он, однако, увидел не то, что ожидал, а большого тучного человека, усмехавшегося исподлобья.
- В-в-вы кто? – пролепетал испуганно несчастный.
- Я Казимханов, - сказало тело с акцентом. – От Малютки. Сказали, что у вас здесь дэнги водятся. – И назвавшийся Казимхановым подмигнул. – В общэм, дэнги давай.
- А-а-а… можно удостоверение? – Робко проблеял Белопупко.
Казимханов нетерпеливо показал удостоверение, в котором черным по белому значилось, что он является помощником на добровольных началах мера города товарища Малютки.
Белопупко дал ему денег. Теперь каждый месяц эта операция повторялась. Наступила зима, и солнце за окном каждый день уменьшалось в размерах, пока совсем не перестало греть. В один прекрасный день Белопупко вышел из кабинета с рюкзачком на плечах, и налегке, посвистывая, направился по белому скрипучему насту куда глаза глядят. Жёлто-вишнёвый мерседес он давно продал из-за упавших доходов. Белопупко знал, куда идти: он шёл наниматься в партию.


Глава 30. Михалыч
- А где это мы, Михалыч? – спросил он, озираясь.
- А хер его знает, - ругнулся названный Михалычем. – Полночь, нихера не видно, а мы пришли сражаться за победу революции во всём мире. – Ай, мать твою, - ещё раз ругнулся Михалыч, виртуозно вытаскивая левую ногу, увязшую было в болоте.
Потом они заснули, и Михалычу приснилось, что его окружили толпы людей в белых ватниках и на лыжах. Кое-как отстреливаясь, они ушли от погони на коньках. Потом были люди в бело-красных халатах, ругавшихся по матке боске. Эти стреляли лучше и попали Степанычу в руку. Обернув руку красным флагом, Степаныч обнаружил, что приближаются люди с длинными усами и в желто-синей одежде. На выбритых головах у них развевались чубы. Ойкнув, Миахлыч закинул Степаныча на спину и так пошел через болота, периодически вспоминая, как он во времена запоев смотрел уроки выживания Тимофея Баженова.
Через некоторое время к желто-синим присоединились говорившие «маймуна веришвилло». Эти были совсем какие-то непонятные, они чокались возле костра с разговаривавшими на странных языках и кушавших сыр «Сваля» со шпротами. Всё это было дико Михалычу. Но когда наконец во сне появился лысый председатель кооператива товарищ Петросянц, и группа его друзей, разговаривавших по-армянски, Михалычу стало совсем нехорошо. Закричав во сне, он дёрнул ногой, разбудив тем самым мирно дремавшего Степаныча.
Оказалось, что тому снились директор музыкальной школы Кукушенко и начальник пожарной части Гейдар ибн-Али, пившие чай и замышлявшие недоброе. В общем, сон Степаныча был не лучше.  Поднявшись в 3.08 ночи, друзья под крик патриотической кукушки пошли дальше.
Тьма была, как я уже говорил, глаз выколи, а ещё рота Вишневского куда-то эмигрировала, некоторые даже говорили, что отправилась пешком в Иерусалим, на покаяние к Стене Плача.
- Разбегаются, черти, – горько сказал Михалыч. – Скоро от нашего славного полка имени Рахманинова и Немировича-Данченко останутся рожки да ножки.
- Сволочи, - подтвердил Степаныч с набитым ртом, жуя вражескую тушенку, оставшуюся с ленд-лиза. – А что делать, если зарплаты уже два месяца не видали? – с этими словами он с остервенением кинул палку в не умолкавшую кукушку. – А новое орденоносное оружие вообще нихера не стреляет. В таких условиях и становиться народным героем не хочется!
 Животное испуганно замолкло, тем самым подтверждая, что жить героям осталось недолго.
- Зачем ты, блин? – досадливо крякнул Михалыч, и тут его осенило. – Слушай, - он медленно повернулся к Степанычу. – А ты погоны сжёг, по инструкции?
- Нет, - стыдливо отвернулся тот. – Понимаешь, там, в кустах, когда мы спали и мне снился страшный сон. А лопухов не было. Можжевельник был. Ну, вот и …
- Ах ты, балда, - взвился Михалыч. – Ну-ка пошли искать погоны.
Но погон нигде не было. Вероятно, их засосало болото.
Крадучись, друзья двинулись дальше.
- Ну-ка стоп, экономикал швайн, - послышался голос из кустов. Оттуда вышли люди в желто-синих и красно-черных халатах.
Михалыч дернул ногой и снова проснулся.
- Чёрт, сохраняться надо, жизней-то немного осталось, - добродушно проворчал сидящий рядом Степаныч. Над лесом распространился специфический запах, от которого кукушка снова замолкла.
Рядом лежали погоны.
- Слушай, Степаныч, ты это … не трогай погоны, - попросил Михалыч. – А лучше отдай их мне. С этими словами он взял погоны и быстро побежал в кусты. Наступало утро.


Глава 31. Этюд с мальчиком N3
- Мам, а почему ты опять замуж не выйдешь? – спросил мальчик, ставший уже юношей.
- Потому что у меня есть ты. В тебе – вся моя жизнь, не вижу я достойных мужчин вокруг. Да и потом, мы живём с бабушкой, а бабушка – против.
- Но у меня тоже скоро будет девушка.
- Какая девушка. Отучись сначала, потом о ерунде думай.
- Но это не ерунда, мама. Мне кажется, я её уже встретил.
- И кого же ты встретил?  Привёл бы хоть, показал. Эти что ли, твои, из института? Так там шалавы одни.
- Да что ты такое говоришь, мама?
- Запомни, мама будет любить тебя всегда. А этим, ты никому не будешь нужен. Им нужны только деньги.
- Но у меня должна быть семья, мама.
- Всё у тебя будет, со временем. А сейчас ложился бы ты спать.
- Пожалуй я пойду ещё, погуляю!
- Только возвращайся не поздно. А то бабушка рассердится.
- … Что грустишь, малыш? – прервала его мысли грустившая в баре Валя. – Смотри, сколько баб вокруг ! И пьяных мужиков, - она обвела пальцем пространство бара.  – И половина из них мечтает со мной переспать, - подмигнула она.
- А я люблю молодых, - пододвинулась она ближе. – На кой хер мне эти старые кисели, - она пренебрежительно кивнула головой в сторону Райхельгауза и Черданцева, спавших вповалку на столе.
- А ещё я люблю власть и деньги, - промурлыкала она. – У тебя, малыш, есть то или другое?  Конечно же, нету, - ответила она сама себе. – Зато у тебя есть ещё кое-что. Пойдем со мной, будешь моим мужем, - засмеялась она. – Хотя бы сегодня.
- Нет, ответил он, хоть и выпил. – Сегодня на набережной я встретил девушку. Она была такой красивой, в белом платье. И мечтала о чем-то возвышенном. Мы говорили о звездных войнах. Я хотел с ней поговорить просто о звёздах, без войн, но она продолжала о своём, а я слушал. Мы обменялись телефонами. Она сказала, что не против сходить со мной на концерт!
- Ну, так и будешь ходить на концерты,  - огорчилась Валя. – Поверь мне, все мечтают об одном и том же. Мужики – о сексе, а бабы – о славе за их счёт. Вот и вся твоя любовь, - манерно выгнулась она. - Может, ты думаешь, что ты другой? Пойдем со мной. Я тебе таблеточку дам. И презерватив, - засмеялась она.
- Я … не знаю. Я пожалуй пойду домой – неуверенно сказал он, и встал с табуретки.
- Ну, как хочешь, - обиделась Валя. – Моё дело – предложить. – И, не смотря в спину уходящему, она принялась натирать пол до блеска.


Глава 32 - Черное и красное
- Что делаешь? – спросил черный всадник.
Красный егерь отпрянул и быстро обернулся.
- Умеешь ты неожиданно появиться, - обиженно заявил он. – Сколько тебя не было видно?
- Тренируюсь, - засмеялся всадник. – А зачем я тебе?  Ты же всегда работал самостоятельно.
- Трудно здесь, - пожаловался красный егерь. – Всё медленно. Мне здесь надоело. Больше века уже возимся.
- Вряд ли труднее, чем в Риме, - заметил всадник, спешиваясь. – Ну, рассказывай. Людей нанял?
- Да, нашёл одного… романиста. Наш человек. Ты бы знал, что у него в голове!
- Хорошо! Он конкурс провёл?
- Да, всё было. Трое в итоге получилось. Мало, но мы торопимся.
- Мало… - задумчиво протянул всадник. – А зачем людям мучиться. Пусть побыстрее узнают, каков ты есть, - он улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой.
- Да они уже узнавали, в двадцатых и дальше. Так сказать, проба пера. Ты же помнишь.
- Ладно, посмотрим. Ну и что они сделали, ваши трое?  Разбавили толпу идиотами и головорезами?
- Как могли, так и разбавили.
- Ненависть друг к другу внушают?
- Да только это и делают.
- К соседям пролезли?
- Ну, старые, испытанные методы.
- Финансирование сократили?  Нехер им тут всем заживаться, сам понимаешь…
- Ну, есть такое. Провели реформу.
- Всякую херню рассказывают?
- Ну, как сказать.
- Паёк убрали?
- Не можем мы так быстро. Сокращаем потихоньку.
- Бокс бы уже посмотреть. Там наверху занятно бывает.
- Это на последнем этапе. Да и живы ещё все трое. Побаловаться надо.
- А этот твой романист, он откуда?
- Из Шахристана. Хорошее место.
- Ну что ж, видимо процесс идёт… - записал что-то чёрный всадник. - Ты знаешь, ещё что. Надо активнее с массами заниматься. Ну так, например, говорить, что особый путь у них.
- Третий?
- Третий, да.
- Ну так говорили им уже. Старая идея.
- Нет ничего лучше, чем забытое старое … Скажи своему романисту, пусть трое обозначат эту идею для всеобщего развития.
- Хорошо. Альтернативный путь. Все так, а эти эдак. Ну да, ты прав, чтоб бокс посмотреть, скорейший путь…
- Ну и скажи им, что их много, все разные, белые, красные, зелёные, и все в одной корзинке, трехногие, четвероногие и всем хорошо. Чем больше цветов, тем лучше. Культурное разнообразие. Как в Риме. Чтобы Вавилон получился. Пусть присоединят чего-нибудь ещё.
- О, тоже хорошая идея. Я думал об этом, на следующем этапе.
- Ладно. И докладывай, как процесс идет, - рассмеялся черный всадник.
- Куда докладывать?  Тебя ведь нет.
- Есть дела поважнее. Слежу, чтобы на других планетах ничего такого не появилось. Да и тут чистить давно пора, насрали, пятьсот лет не разобрать.
- Да я понял. Ладно. … Ты хоть предупреждай, когда появишься, - почесался красный егерь. – Черт, нет здесь бетеля. Зато других удовольствий хватает, - прищурился он.
- Ты не очень-то. О религии помни.
- Ладно, пойду я. Зябко здесь. Ну и зима… чёрт!  Увидимся.
- Не поминай всуе !


Глава 33. Ночной разговор
- И-ик, - произнес он. – Н-ну вот скажи, почему мы не живем как раньше? – И он с тоской заглянул в серые глаза.
- Почему мы больше не обсуждаем Гришу? Как хорошо мы раньше сидели! Ты помнишь? С водочкой, балычком! Дома у Феди, на его элитной жилплощади. А теперь?  И эти его «500 секунд»! Как хорошо обсуждалось!
- «500 дней», Саня. Гриша давно уже умер. Да и когда это было…
- Д-да? Ну пухом ему … А теперь что – джин! – Брезгливо взглянул на бутылку Саня. – Что это за херня? – Метнул он бутылку из окна машины. Две девицы, шедшие рядом, с визгом отскочили.
- Вот раньше, я понимаю, было… придешь на заседание, а там лысый! И кроешь матом этих … ну … как их. Мировых злодеев, в общем.
А потом, с друганами… да по трехзвездочному… эх, Петя! Куда делись те времена! Какие были люди, благородные! Все уж на Старобабушкинском давно, в колумбариях! Розы на них цветут.
- А теперь – что за люди! – Петя! – кого это они слушают! – слышишь? «Владимирский централ» из соседнего такси! Петя! Блатняк всяких, Швепса. Или это … «ехай в Лохань».
- Разве у меня внуки такое слушали, Петя? У меня внук хотя бы какого-то корейца слушал. Кореец перемен хотел. А потом умер. Все умерли. Все умерли, Петя. И Гриша тоже умер… А эти его «500 дней»? Они как?
- Плохо, Саня. Ты не суетись, мы скоро приедем.
- Я не могу больше это слушать! Петя, закрой окно! Чего хотят эти певуны? Какое у них благородство, какой посыл? Закрой! И сними с меня галстук … душит …
- Ну, люди, что мы им поём по телевизору, то и слушают. И потом, мы же сами в 17-м таких людей выбирали. И народовольцы твои…
- Народовольцы за народ были! Не трожь! У меня дед из них… а не за крепостных! А у вас одни крепостные остались! Полное падение нравов…
- Петя, ведь дай им оружие, они друг друга за два дня перестреляют! А почему в Америке можно? Почему, я тебя спрр-а-шиваю? А?
- Это тебя надо спросить, Саня. Ты же со времён Петра философию разводишь. Вот и спроси себя, почему у вас такие люди остались. Или почему вы их такими сделали, со своими тремя путями.
- Мы же Мусорского слушали, Петя! Всю жизнь. И этого… как его… Хумамаева. «Поле… старое по-о-о-ле!» - раскатисто забасил Саня.
- Вот это были песни! – А эта «ехай в Лохань»?  Самая популярная!  Петя! Мы другие были. Мы во что-то верили. В какие-то идеалы! А это ни уму, ни сердцу! Только жопе, Петя!
- Ну, куда их всех посылают, туда и едут. Люди, они же понимают, что сейчас популярно. Жопа, значит жопа.
- Нет, Петя, я больше не могу. Я сейчас умру за судьбу Родины. Останови шофера! – сказал Саня, и высунув голову из окна, начал делать характерные движения головой.


Глава 34. Старые письма-2

Дорогая, здравствуй. Я не получил ответа на моё прошлое к тебе письмо. Но я не могу не думать о тебе, не могу не писать тебе писем. Ведь это означало бы потерять ту нить, которая хранила нас все эти годы и вела за собой вместе.
Прошёл уже год, как нет от тебя вестей. Я всё ещё надеюсь, что с тобой и Сашенькой всё хорошо. Мои друзья переберутся на Родину и найдут способ рассказать мне, что случилось. Я могу только надеяться на лучшее.
Со мной всё хорошо, но, поверь, это только внешнее. Сейчас я преподаю в местном университете. Мои теории о людской селекции нашли здесь понимание и одобрение, студенты и коллеги принимают меня восторженно. Но в моём сердце навсегда поселилась тревога, как будто бы осенний кленовый лист упал с дерева. Упал и был похоронен под грудой таких же листьев, и зимою умер под снегом. Так же и дерево стало мертво, сбросив листву.
Меня не покидает тревога о будущем, в котором я вижу одну только зиму. Здесь теперь осень и одинокие автомобили поднимают пыль из дождя на дорогах; но все зимы, даже самые долгие, заканчиваются и когда-нибудь постучится весна и в наши сердца.
Что будет со мной, с вами, и с народом нашим?  Почему мы должны заплатить такую цену за ошибки наших отцов?  И сделали ли мы всё, чтобы это больше не повторялось?
В своих мечтах я вижу нас  вместе, - нас, на Родине, среди сильных, умных и мирных людей. Людей, умеющих уважать наше прошлое и наше будущее. Я не уверен, возможно ли такое там. Порой и здесь я вижу тех, кто настроен радикально, к ограничению свободы мыслящих и поступающих особенно, даже к ограничению свободы целых народов, - и это также тревожит меня.
Всё же я надеюсь, что здравый смысл и разум возобладают,  - ибо вижу я, что здесь собраны в массе своей люди мудрые, наученные опытом и несчастливой жизнью в других странах - не быть врагами самим себе, не уничтожать себе подобных. С прискорбием должен сказать, что в отличие от нашей селекции, здесь возобладает другая, и она более подходит для развития.
Но сейчас не об этом. Это письмо передадут тебе мои друзья, как доказательство того, что я всё ещё жив и думаю о вас. Как только повстречаетесь с ними, - собирайтесь в дорогу и немедленно выезжайте. Деньгами и прочим вас обеспечат, путь также мною оговорён.
Поцелуй за меня Сашеньку и будь счастлива. Всё еще надеюсь, что смогу скоро увидеться с вами; пока же вижусь с одним только одиночеством и тоскою.
Всегда твой
Виктор


Глава 35. О метёлках

- Товарищ Первый, - подскочила к Первому какая-то девушка. – Там народ волнуется, говорит, национальной идеи нет! Пропала!
- Как нет? – изумился первый и подошёл к окну. На площади стоял один человек и ел шаурму.
- Не вижу я чтоб кто-то волновался!
- Волнуется, товарищ Первый! – говорит, надо искуплять то, что раньше было.
- Искуплять … плять … - задумчиво сказал Первый. – А ты что думаешь, доброглазый?
- Ну, раз искуплять, - промолвил доброглазый, - значит делать всё наоборот.
- Отличная мысль, а что мы делали раньше?
- Ну … например, метёлок расстреливали.
- О! точно. Ну, раз мы их раньше расстреливали, значит теперь будем создавать.
- Прекрасно. Завтра напиши указ, чтобы построили пять тысяч метёлочных жертвенных яранг с кругами наверху. И создали школу обучения метёлок.
- Пять? А почему не десять?
- Можно и десять, только у нас и на две денег нет. Да и посмотри, народ в чем живёт. Надо бы обновить, пообносились…
- Подождут! Национальная идея важнее! -  Первый зачиркал карандашом по бумаге.
Одобрительнее всех идею восприняли новые народвольцы, ходившие с плакатами «Духовность – национальная идея».
Очень скоро расплодившиеся метёлки стали создавать проблемы. Поскольку яранг для них не смогли построить в достаточном количестве, они стали заходить в дома горожан и тихонько говорили:
- Отдай дом, сука.
И воздвигали на нем круг.
Метёлки ходили в чёрных халатах и больших шапках и их боялись.
Когда жить стало совсем плохо, метёлки стали ходить по хатам и говорить:
- А ну, яйки, млеко, живо ! Во имя метлы!

Наблюдая за всем этим, Первый и доброглазый только пожимали плечами.
- Ну, сами хотели национальную идею, - сказал первый. – Вот и получили.
- Слушай, а может чего-нибудь поменяем? Вместо метёлок, скажем, веников поставим. Или опять расстреляем всех.
- Да та же петрушка получится. Мне, в принципе, похер, кого ставить, но лениво. Народ у нас одинаковый, ты же понимаешь. Эти насосались уже.  Придёт красный егерь, разберётся.
- Да … он-то со всем разберётся, только это когда ещё будет?
- Надеюсь, я не доживу, - сказал Первый и обвёл себя кругом.


Глава 36. ID
Он смотрел на все эти силиконовые губы и груди в соцсетях Контранета, и непонимание большой бирюзовой волной поднималось в нём.
«Утки. Тупые утки», - раздраженно думал доброглазый. «И пишут-то об одном и том же – диета на мюслях, фильм «Розовые сопли». Книгах «как обмануть мужика».
- А вот и мужики пошли, - размышлял он. – Все как один в квадратик. Все как один занимаются спортом и ходят в спортзал. А рожи почему такие тупые?  Кроме мышц нихера и нет. Бэха зато. Ну и понимание, как обломать тупых уток. Ну тут уж – кому больше повезёт. Или-или.
Он вспомнил свою бывшую знакомую. Сначала всё шло хорошо. Потом она начала просить его делать то и это. Доброглазый делал. Поняв, что он будет делать многое, знакомая начала на него покрикивать -знакомой нужен был Успех. И этого успеха она собиралась добиться за счет доброглазого, сделав его своим рабом.
Отделавшись от неё, доброглазый добился Успеха, завязав нужные связи и написав роман, где женщин убивали и насиловали его односельчане. Он был не так прост, как показалось знакомой. Он достиг успеха, но только в форме насилия, что, впрочем, было естественно для его окружения.
«Всех пересчитать и задокументировать», - раздраженно подумал он  и снял трубку. «А то ещё, того гляди, эти тупые утки и квадратики придумают чего-нибудь». Ненависть, как известно, рождает страх перед неизвестным.
- Товарищ Киска? Пожалуйста, внесите в массы идею о вхождении в Контранет только по личному айди. И надо подумать о создании отдела с отслеживанием всех посетителей по имени. Привлеките нашу фабрику звёзд. Всё равно у них только половинная загрузка, комментарии писать каждый дурак сможет. Да, поговорите с Черданцевым, - сказал доброглазый и повесил трубку.
В трубке ответственно хрюкнуло, и доброглазый устало откинулся на стуле. «Ещё одно изобретение проклятых защитников прав женщин и панд», - устало подумал он. «Одни ведь дебилы!»
Тут перед ним поднялся внутренний голос в виде Будды с сигаретой в руках и сказал:
- Ты же знаешь, что Контранет тут ни при чём. Это только форма общения. В других краях адекватные люди нормально общаются там, а здесь – получи тупых уток с силиконовыми губами и менеджеров-алкашей в квадратик на бэхах. Вы же сами вели искусственный отбор с 1917. Пришли  крепостные, дальше вы из них отбирали самых послушных. Разбавили их твоими односельчанами.  Сейчас вы и всех их кормите сосисками с тухлым гиппопотамом - так каких людей ещё ты хочешь, друг мой?  Вполне естественно, что думать они не приучены, в их генах только умение иметь всех вас и друг друга…
- Заткнись! – заорал внутреннему голосу доброглазый и стукнул по столу кулаком. Стол всхлипнул, и портрет Первого на стене слегка покосился. – Это не мы отбирали! Это народовольцы так сделали … и панды. И вообще, скоро всё будет закончено, - утомлённо констатировал он и закурил.
В это время мальчик из второй главы написал повесть. Повесть привлекла читателей, среди них были девушки. Девушки знакомились с мальчиком и становились его подругами. Он дарил им цветы и подарки.
На второй год знакомства каждая из них кричала:
- Ну что же ты за дебил! Господи! У тебя нет бэхи, и ты ничего не хочешь в этой жизни! Почему ты не сражаешься за свое счастье! И за нас, в том числе! Ты никуда не годишься, ничтожество !
У девушек были губы, накачанные силиконом. Мальчик смотрел на всё это и почему-то думал, что счастье заключается совсем не в окружавшем его мире.


Глава 37 - Смерть Второго
Михалыч сидел в лесу на корточках, когда озвучили спецзадание.
По специальной секретной рации, сделанной из берёзовой коры и окрашенной в желто-голубые цвета, прохрипело:
- На вас идут два стратегических  воздушных шара, в одном 96 белочек в погонах, в другом около трёх сотен косоглазых панд. Поскольку панды являются нашими врагами, а белочками их вероятными пособниками, приказываю применить план УЛПЦТ-2Б !
Михалыч узнал голос доброглазого и растерянно посмотрел на собственные погоны, только что использованные по назначению.  План УЛПЦТ-2Б предусматривал использование новейшей самозарядной двуствольной винтовки РПЦ-38, заряжавшейся от веры в неё. Винтовка была снабжена двумя одновременно самонаводящимися в разные стороны стволами – левым и правым. На левом стволе был изображён орёл, а на правом крест.
Оружие для большей секретности было запрятано на глубине 11 метров в 300 метрах от населенного пункта Жмаковка, 18 шагов на северо-восток от помеченной специальным знаком осины. В это время из кустов вышел Степаныч, который был немедленно оповещён о начале операции.
- Мать твою, растудыть, - ругался Степаныч, откапывая винтовку механической лопаткой «Гневливый зубр».  Раскопки заняли 8 часов из-за повышенной секретности и поломки лопатки.  В это время на горизонте появились оба воздушных шара, чьи траектории расходились в разные стороны .
Бойцы надели желто-синие тренировочные комбинезоны с пимпочкой наверху, помолились, отчего чудо-винтовка самозарядилась и навелась, вращая обоими стволами.
- Пли ! – Скомандовал Михалыч, и оба тут же потеряли сознание от мощнейшей отдачи в лоб. Придя в себя через 30 минут благодаря мощной вони жидкого асфальтобетона, коим питалась винтовка вместо керосина, бойцы доложили по рации о полном успехе операции, ибо никаких следов воздушных шаров ими в небе найдено не было.
Однако, не было учтено одного – в двадцати километрах от события, в ставке верховного командования в лесу, Второй в этот день проводил сверхсекретное совещание с последующей дискотекой. Несмотря на отдалённость мероприятия от места дислокации войск, килограммовый мешочек-балласт с песком, оторвавшийся, видимо, от одного из воздушных шаров, попал прямиком в соломенную крышу сторожки, где проводилось совещание, крыша упала прямо на темечко Второго, рассказывавшего в это время офицерскому составу о дальнейших стратегических планах, и убила того насмерть.
С падением мешочка по странным обстоятельствам совпал взрыв, произведенный оставленным в сторожке портфелем, внутри которого был спрятана бутылка яблочного уксуса, перегревшаяся на жаре.  За 10 минут до взрыва уксуса из сторожки ускоренным шагом вышел маршал фон Блюменберг, отправившийся в неизвестном направлении. Это событие добило второго, оглушённого падением на голову мешочка с песком.
О трагедии был тут же оповещён доброглазый, оставшийся в главном городе. Через пять минут он уже кричал по телефону:
- Какой, нахер, песок?  Вы что там все, охерели вконец?  Их осталось двое! Ты понимаешь, всего ДВОЕ ! И еще двадцать штук кандидатов давно уехали, кто спился, кто помер, где я их теперь искать буду? Ну-ка посмотри, что за мешок, может там что написано?
- Маде ин … хагуе, - коряво прочёл в трубку растерявшийся офицер из сторожки.
- Хагуе! Хагуе! Сам ты, мать твою, хагуе, придурок! – взбесился доброглазый и швырнул трубку на телефон. Вспомнив, как виртуозно и мужественно прошёл все испытания Второй – прямо как Гагарин в своё время – во второй раз в жизни он заплакал …


Глава 38. Дебют
- Кто тебе сказал, что весы должны столько показывать? – задумчиво, с акцентом спросил Заурбек.
Женщина в каморке стала нервно теребить платок.
- Но вы же сами сказали, что…
- Никто тебе не мог такого сказать! – закричал Заурбек. – Весы должны вот столько показывать! – И он отогнул чашку весов. – Смотри, Мария, в последний раз предупреждаю. Мы не для того тебя сюда ставили, чтобы ты так работала. Из твоих ипеней к нам много народа просится, мы всем работу даём, но не все так херово работают.
Он вышел на залитый солнцем рынок. В это время подъехала черная тонированная машина.
- Привет, Исламхан, дорогой, - с чувством произнес Заурбек.
Исламхан нервно сказал:
-Небось опять баб окучиваешь. Поехали, тут серьезные дела есть.
- А сам? У тебя тоже не из наших подруга.
- Ну у меня девочка-цветочек, - усмехнулся Исламхан. – Все надеется замуж выйти и в разную херню играет. Какая там подруга.
- Где ты её только откопал?
- Не твоего ума дело. Поехали, сейчас от Вахтанга люди приедут. Я ещё Бесику и Андрею позвоню.
… Четверо ехали в черной тонированной машине со скоростью 120 по пустой трассе, когда их подрезал синий Гелендваген. А белый Пассат перегородил дорогу. После нескольких выстрелов стало ясно, что в них по два человека. Силы были равны.
Сидящие в Мерседесе больше не двигались. Заурбек истекал кровью, но был жив. Андрея снова зацепило пулей.
Из тонированного Пассата, хромая, выбежал человек с бородой и побежал в сторону леса. Через 200 метров на опушке Исламхан и Андрей почти настигли его.
- Сука, я же тебе говорил, что это наше место! – заорал Исламхан.
Ответный выстрел прошел в паре сантиметров от Исламхана. Наконец они догнали его, повалили и Исламхан с наслаждением принялся бить Вахтанга. Пистолет у того отлетел в сторону, и он только мычал.
- Мы тебя  предупреждали! Говорили, что это наше место! – прицелился Андрей.
Красные брызги повисли на кустах смородины. Вахтанг больше не двигался.
- Ладно, пойдем, - сказал Исламхан застывшему на пару секунд Андрею. – С почином тебя. И, кстати, завтра за деньгами надо будет съездить. Намечается разговор с главным, от Малютки.
Андрей засунул пистолет за пазуху и посмотрел на улетающих встревоженных птиц. Он ещё не до конца верил в то, что произошло.


Глава 39. Предсказатель

Я - Предсказатель. Я предсказываю судьбы, историю, будущее, захожу в прошлое.
Часто мне грустно, потому что я уже знаю, что будет. Большинство людей убивает. Кто-то убивает в себе любовь, кто-то – убивает других, чтобы скрыть свой собственный страх. Страх перед другими.
Женщины изменяют. Не изменяют они тогда, когда их держат в страхе. Или когда любят.
Могу предсказывать судьбы стран или наций. У стран тоже часто грустная судьба. Когда я посмотрел судьбу одной из стран, я ушёл в монастырь. Жил я в монастыре долгих тридцать лет.
«Наступит время, когда эту страну станут раздирать на части. Сначала её поделят, а потом начнут грабить богатства. Запад будет всячески способствовать разрушению страны и отдаст до времени восточную её часть Китаю. Дальний Восток будут прибирать к рукам японцы, а Сибирь — китайцы, которые станут переселяться в неё, жениться на местных и в конце концов хитростью и коварством возьмут территорию Сибири до Урала. Когда же Китай пожелает пойти дальше, Запад воспротивится и не позволит.»
Однажды пришёл ко мне молодой человек и  спросил, почему ему всё время не везёт с людьми.
- Я даю людям любовь, даю всё что они попросят, а они отвечают мне ненавистью, - говорил он.
- Потому что люди привыкли к ненависти. Ненависть долго культивировалась здесь, и кто не привык к ней – уходят. Кто-то уходит в веру. Кто-то уходит навсегда, - отвечал я.
Потом я заглянул в его судьбу. Судьба его была тёмной. Уйти в веру он не мог, потому что был атеистом. Уехать не хотел, потому что ещё надеялся на людей, живущих здесь. Уйти навсегда не стремился, ибо считал себя достаточно сильным, чтобы изменить окружающий мир к лучшему.
Так и оставался он на свете, мучился. И я не мог ему помочь. Энергии у него уже не оставалось;  жить так можно было долго, но он должен был к чему-то прийти, чтобы жить, а не просто существовать.
И я ничем не смог помочь ему.
Помню ещё одну женщину, у неё умер муж. Долгое время она пыталась заменить его кем-то. Четыре раза пыталась покончить с собой, но её спасли. Наконец она пришла ко мне, и я увидел, что у неё один путь – уехать.
Если потерял связь с людьми, и не можешь её найти, а верхний мир не пускает тебя – выхода только два – в веру, или в другое общество.
Обычно же те, кто приходят ко мне, в силах что-то изменить. Но для этого они с лёгкостью предают, рвут связи, могут даже убить. Люди – обычные. Им я только предсказываю.
Помогаю же я необычным, тем, кто нравственно чист для того, чтобы не предать и не убить, не стать врагом для тех, кто был добр к нему. Такие люди мне и запоминаются.
Религия наша – обычная. Большинство коллег моих ходят в черных одеждах, делают свои мирские дела. Я не осуждаю их, но и не следую им. Мой путь – другой. Я часто ношу белые одежды, потому что думаю, что вера не должна облачаться в траур, какой бы ни были наши судьбы.
Я – Предсказатель. Пусть хоть одежда моя будет белой, ибо мысли мои черны и преисполнены скорби о прошлом и будущем.
«Наступит такое время, когда будет здесь духовный расцвет. Откроются многие храмы и монастыри, даже иноверцы будут к нам приезжать креститься на кораблях. Но это ненадолго — лет на пятнадцать, потом придет Антихрист.» 


Глава 40. Стратегические идеи Михалыча
- Михалыч, а что ты делал на гражданке? – болтая ногами в озере, спросил Степаныч.
Они сидели на окраине какого-то села, глубоко в тылу. Вдалеке виделись домики, из труб которых шел дым.
- Да что я делал… Скучно на гражданке, Степаныч. Особенно после Афганистана. Дали мне как-то турфирму одну, поруководить. В награду за мои геройские заслуги. А там, понимаешь, одни бабы. Ну ущипнул я одну за жопу, а она как заорёт! То ли дело, солдаты наши…
Ну, стал я там линейки проводить утренние, парады сотрудников. На гауптвахту сажать. А потом думаю – как же там развернуться. Ну и стал от скуки у вражеских элементов квартирки конфисковывать и в аренду их сдавать … Такой вот туризм. Армии прибыль.
Вообще, я думаю, Степаныч, не должно быть в нашей стране гражданских. Не-а. Вокруг вон сколько конфликтов, шарик большой. Так надо решать! Человека с детства к оружию приучать. А то что, сидят в офисах, всё пишут, пишут … Что пишут – непонятно. Всё равно ничего не производим в итоге. Так никого не догоним и не перегоним. А если б оружие развивали, Степаныч ! Друг ты мой! Они бы давно все уже на нас работали. Половина земного шара. Представляешь, сидишь ты в болоте – а из Африки тебе алмазы приносят. Из Америки – автомобили. Из Европы – торты ихние, пражские, на закуску. И кланяются, кланяются, сволочи! – захохотал Михалыч.
- Нда, стратегическое у тебя мышление, Михалыч, - заметил Степаныч.
- Да это у многих наших. Вот, например, на Кубу я ездил, когда хотели Америку завоевать-то. Так там наших много полегло. Жара ! – остается только потом обливаться, сидеть в штабе и глушить водку местную. А потом, знамо дело, по кабакам. А потом – бабы местные. Так там больше половины такую болячку принесло, знаешь, воняют и гниют. Так у нас фельдшер был, Абакумов, в очках такой, умный. Сказал, - пусть местные госпиталь делают и наших солдатушек там лечат постоянно. Так пока я там три года сидел, всё время этот госпиталь и был. Абакумова, правда, арестовали потом. Несознательный элемент оказался.
-Но всё равно, Степаныч. Ты подумай! – одушевился Михалыч. – Целый госпиталь, большой. Так что можем мы, если захотим. И чтоб работали на нас, можем. Я вот когда в Прагу на пятом танке въезжал, мимо эти ихние скачут жители, с цветами. Я говорю – дуроломы, что бегаете. Вам же лучше будет. Работать не надо, только маршировать. Что надо – всё дадим. У нас же вон просторы какие, огромные! Что нужно – всё обеспечим. Вы только на нашей стороне будьте … Друзьями, так сказать.
Я то же самое и в Афганистане говорил. Только они не слушали. Курнут своей дури да как взорвут что-нибудь. Пока строили им всё, денег давали – братья были. А как ушли – так сразу всё братство закончилось. И все эти наши, бывшие, точно так же. Ну разве это дело, Степаныч?  Суки они все страшные. Ты представь, как бы хорошо было, как раньше! Пришел в Таллин какой-нибудь – расквартировал дивизию. Солдаты по бабам местным ходят, солнце жарит, птички поют. Красота! Товарищ Крутов с несознательным элементом на главной улице разбирается.
- Михалыч, говорят, ты в тридцатых с Кировым в разведку ходил?
- Да что Киров ! Я, в 20м, Ленина видел. Брёвна он уже таскать не мог, сидел только, руководил. Ленин был человек ! Всех сильно образованных – нахер. Долой с карты истории. Или – в другие страны плывите. Там образованных много. А у нас что- народ! Крестьяне, потомки крепостных бывших .Так страна выживет. Я тебе скажу, Степаныч, доброглазый у нас и сейчас так отбирает. Никакого дворянства. Ну сейчас-то, знамо дело, они приоделись. Кое-кто и за границей учился.  У кого-то и денег куры не клюют. Но что поделаешь – время такое. А так – наши люди, Степаныч !  Рабоче-крестьянская армия.
- Нда, богатую ты жизнь прожил, Михалыч, - заметил Степаныч и прислушался. Где-то вдалеке, на болоте, квакали вражеские лягушки.


Глава 41. Этюд с девочкой N2
Прошло уже семь лет, как умер папа.
Мама замкнулась и стала совсем неразговорчивой. Она постоянно болеет, и я хожу ей за лекарствами. Я часто делаю ей массаж спины, потому что у неё болит позвоночник.
У неё часто бывают претензии ко мне. А я пытаюсь найти работу, вот уже несколько лет. Но ни на одной я не могу удержаться. Я ищу там героя, а вместо героев там одни менеджеры.
Наверное, я так и не найду Скайуокера. Недавно я завела роман с девушкой по переписке из другого города. Пусть хоть так, я буду думать, что у неё ко мне чувства.
Недавно один парень сказал, что любит меня. Мы дружим уже давно, но я боюсь его. Он какой-то странный. Он ничего не делает, только любит всех, а я его все вокруг ненавидят. Почему его ненавидят?  Потому что он ничего не делает, только разговаривает о любви. И он не очень высокий, совсем как папа. Мама говорила, что папа был неудачником, поэтому рано умер.
Мне же нужен герой. Недавно я встретила лейтенанта МВД. Он сказал, что хочет со мной переспать. Вот это я понимаю – прямой разговор, никаких соплей, никаких любовей. Какая может быть любовь в нашей время? Враньё одно. Мужчина должен уметь обеспечить и быть защитой. Иначе я буду, как мама, старой и беспомощной. Если что – лейтенант сразу посадит, за ним – сила.
Ещё один подкатывал, правда мне кажется, он бандит. Он разговаривает как-то…странно. В институте нас такому не учили. И постоянно на телефоне. Но если он сильный и мужественный парень, может быть, стоит ему отдаться? Я пока буду выбирать, как меня учила мама. Там у них еще есть какой-то Исламхан. Судя по его разговорам, Исламхан крутой. Может быть, я сумею с ним познакомиться через этого парня?
Тому который сказал что любит меня, я отказала. Он мне не нравится. Правда, он кое-что для меня делал, дарил цветы и подарки, катал на теплоходе, но не связываться же с ним после этого только ради подарков.  Хотя я люблю подарки. Я сказала ему что не люблю его, и предупредила, что выбираю жениха. Я думаю, мама поможет сделать мне правильный выбор, ведь она всегда помогала мне, я слушаю её во всём и думаю, что мы будем жить вместе долго … если конечно какой-нибудь герой не придёт и не заберет меня. Надеюсь, что в постели он будет не хуже Скайуокера?


Глава 42. Видеозапись номер 17, архив
- А вчера приезжали на стрелку, - сказал усатый деревенский с чуть дрожащими руками.
- И что?
- Попали в стекло, хорошо меня дома не было. И в ствол берёзы.
- Увезли кого-нибудь?
- Да одного завернули. Скорая только через два часа приехала. Рекорд. Ну ты же понимаешь, буераки тут у нас. Даром что железная дорога рядом, да станция далеко.
- Как же вы тут живёте?
- Да вот, если электричество дают – часов на восемь. Подключился я сам. А раньше богатая деревня была, в тридцатые пятьдесят дворов здесь было с лишком.
Молока подою, так и есть. Магазин в четырех километрах ближайший. В соседнее село десять лет назад главнокомандующий приезжал, отбмобились по нему. Учения были. Там уже лет 10 никто не живёт.
- А город ближайший?
- Выселили в 1995-м. Как фабрика закрылась, там и уехали все. Дедов пятеро осталось и две старухи сумасшедшие. Их насильно куда-то отселили, в какие-то развалюхи. А одна умерла.
- С кем-то контакт поддерживаете?
- Да с кем его поддерживать, умерли у меня все давно.
- А почему бы в город побольше не переехать?
- Нет уж, умру я здесь. Полстраны ведь так живёт. Ездил я на поезде лет пять назад, спасибо, люди добрые помогли, почту отвезти надо было. Так каждая вторая деревня так  живёт. А кто в город переехал – так все в областной центр, или в столицу. Но слышал я, не всем там везёт.
- Так что, нормально живёте?
- Нормально, вот только поговорить не с кем. Пенсия не даёт с голоду помереть. Хотели тут у нас землю купить разные, примеривались, да и махнули рукой. Мало что растёт здесь. Я вот картошечку посажу, тем и рад.
- А всё-таки, в городе, может быть, лучше?
- Так вот я когда пять лет назад ездил, мне Матвей рассказывал. Ему 70 было, он тоже помер уже. Начальство не ремонтирует ничего, дороги в городе плохие. А поборы больше, квартплата то есть. Пенсию ему платят такую же, а отдаёт он с неё больше. Магазин правда близко, но там сосиски одни, и те второго сорта, тьфу. Так я лучше молочка вон и картошки в огороде соберу, чем так жить.
- А что бы вы изменили, если бы могли, чтобы жить лучше было?
- Ну что … (чешет голову, улыбается). Наверное, мозги менять надо. Как воровали все, так и воруют. Это ведь ещё писатель говорил – разбуди меня, и что мы все тут будем делать?
- Спасибо за интервью !


Глава 43. Понты
Однажды товарищ Апельсинов решил, что он великий драматург, и захотел, чтобы слава его прогремела по всему миру. Ибо миром, как известно, правят понты.
- Собирайся, - протянул он рюкзак жене. Та зааплодировала:
- Да, дорогой. А то - что ты тут сидишь в жопе на пятидесяти тугриках.
И уехал Апельсинов с женой на территорию победивших женщин, панд и относительных темнокожих.
- Простите, а вы женщина, панда или темнокожий? – спросили его на границе.
- Я панда, - не растерявшись, сказал правду Апельсинов.
- А, ну если так, то вот вам пособие, сидите на дереве и жуйте бамбук, - ответили ему на границе.
Но Апельсинов приехал за всемирной славой, а не бамбуком. Не добившись всемирной славы, он добился того, что жена его ушла к людям, которые хоть что-то умели.
Тогда он пошёл на границу и сказал:
- Я соврал. Я не панда, а человек. Но не женского пола.
- А, - сказали ему. – А что вы умеете?  Ну тогда, пожалуйста, работайте. Но подчиняться вы будете женщинам, пандам и относительным темнокожим.
- Чёрт, - выругался Апельсинов,  но делать было нечего, так как больше он ничего не умел. И стал он работать, но это быстро ему надоело.
Подумав о своей горестной судьбе и поплакав некоторое время в подушку, Апельсинов решил, что правильнее будет вернуться обратно и сдаться товарищу Киске. Ибо в очереди на всемирную славу стояли ещё миллион людей, а так можно было заработать хоть славу республиканскую. А против существования товарища Киски Апельсинов в принципе ничего не имел. Более того, Киска и должен был сыграть роль того, кто принесет Апельсинову республиканскую известность. При этом он очень просил, чтобы слава не оказалась посмертной.
Киска посмотрел на Апельсинова, подумал и сказал:
- Пойдешь работать в фабрику звёзд.  В шоу "голос", тебя, к сожалению, взять не можем - поёшь херово. Но сначала отсидишь лет пять, за предательство идеалов Третьего пути. А потом пойдешь. Такие, как ты, нам нужны, чтобы острый язык был и мозги не очень. Ты что умеешь делать?
- Ничего, - ответил Апельсинов. Урок он усвоил.
И, побледнев, он написал карандашом на стене каземата:
Лучше, чтоб был ты раб,
Нежель впахивать на баб.
Прошло пять лет. Выйдя из заключения, товарищ Апельсинов обнаружил, что в фабрике звёзд работает много знакомых, прежде известных в республике персонажей – таких же, как он, ничего делать не умевших, но с острым к старости языком. Вместе они развили бурную деятельность.
- Вот и хорошо,  - удовлетворённо говорил доброглазый, наблюдая за Апельсиновым и друзьями. – Больше визга - быстрее бокс будет.
Апельсинов тоже был счастлив, вспоминая жену. Это был хороший повод отомстить. И уж точно лучше работать на фабрике звёзд, обсуждая судьбы мира, думал он, - чем мести полы в столовой под руководством Жанны д’Арк. Миром, как известно, правят понты, - поэтому мы и покупаем айфоны.


Глава 44. Новые народовольцы
Разномастные люди собрались у здания суда, устало тряся какими-то бумажками.
- Свободу спиногрызам! Свободу спиногрызам! – нестройным хором скандировали они.
На них были рваные джинсы, грязные рубашки и пацифики. Одна девушка оголила грудь. Другая, в сторонке, рисовала что-то красками на животе своей беременной подруги.
- Мы протестуем против насилия! – Кричало человек пятьдесят, перемежая крики с выкуриванием сигарет.
Так же нестройно и вяло приехала пожарная машина. Один из людей в форме развернул рукав, и вода брызнула в толпу. Толпа вяла начала раздвигаться, а пара человек подняли камни. Их тут же взяли в кольцо люди с дубинками.
- Пока мы им платим, проблем не будет, - заключил наблюдавший из окна доброглазый и повернулся к Третьему. – Надо выслать на место людей из фабрики звёзд.
Через пятнадцать минут двое корреспондентов бодро шли к месту событий.
- Что вы делаете? – спросили они в микрофон покачивавшегося из стороны в сторону двухметрового парня в грязной рубахе.
- Курю, - малоосмысленно отвечал тот, продолжая покачиваться.
- Нет, что вы делаете здесь?
- А, мы … это… защищаем. Свободу. Права женщин, панд и относительных темнокожих. И наших соратников по коллективу. Мы же, бро, за добро, да.
- И как вы защищаете права?
- Всю ночь рисовали плакаты и друг на друге тоже рисовали. Вася бухнул и не смог прийти. Коля прибил жопу к двери монастыря,  а трое подруг разделись догола и побежали на набережную.
- А разве так защищали свободу ваши отцы и деды?
- Я не знаю, - сказал парень и сел на тротуар. Сигаретка явно доконала его.
«Швейцеру было всего 25 лет. Он не успел еще проявить все скрытые в нем возможности. Но уже и тогда были ярко заметны две черты его сурового характера: сильный, направленный прямо к цели практический ум и железная воля. Он постоянно работал над собой и обещал в будущем занять исключительно крупное место в наших рядах. Резко бросалась в глаза его любовь к техническим знаниям: химии, механике, электротехнике. Он не только следил за литературой по вопросам общественным, в свободные часы он изучал любимые им науки.»
- Парень явно непохож на преступника, - разговаривая между собой, шли обратно корреспонденты.
- Да, а где же все те, кто ходил по площадям лет двадцать назад? – задумчиво спросил Третий доброглазого в кабинете.
- Ну, многие просто гуляли. Тогда можно было. Если можно – чего б не погулять. Сейчас не получится, - сказал доброглазый. – Нам надо концентрировать силу и ненависть в один кулак. Нельзя, чтобы она выплёскивалась по площадям и тем более на нас.
- Кто спился. Кто умер, - продолжал он. – Кто уехал. Остались только эти. – он пренебержительно указал головой в сторону площади.
«Я приехал в Петербург утром. Я не знал, следят ли за мной, или мне удалось скрыться от наблюдения. До вечера я не замечал за собой филеров. Вечером же, около 7 часов, я, выходя из Зоологического сада, заметил извозчика-лихача, который, не предлагая мне сесть, медленно тронулся за мной. Я прошел на Зверинскую улицу, он поехал за мной вслед, я свернул в Мытинский переулок, он немедленно свернул за мной. Так следил он около часа. На Церковной я круто повернул назад и пошел ему прямо навстречу. Он на моих глазах повернул лошадь и, усмехнувшись, сказал: - Ну, что же, барин, смотрите…
Я понял, что меня арестуют.”


Глава 45. Он остаётся один
- Ахтунг! Поднимайся, придурок, - разбудил Первого в два часа ночи телефонный звонок по сверхсекретному аппарату.
- Что случилось, а? – натягивая штаны, спросонья заблеял Первый.
- Что, что случилось. О третьем пути надо поболтать, вот что случилось, – с нервным смешком ответил доброглазый. – Поезжай на Студёное море, там узнаешь.
Спешно вызвав вертолёт для особых случаев, Первый полетел на студёное море. Вертолёт вёл пилот, выбранный в шоу «Голос». Через  три часа, приземлившись без приключений, Первый увидел на холодном мысу доброглазого. С ним был ещё один человек с печальными глазами и в фуражке.
- А это ещё кто? – не понял Первый.
- Кто-кто, конь в пальто, - передразнил доброглазый. – Сейчас доложит обстановку.
- Да как ты со мной сегодня разговариваешь, - возмутился Первый. – Я, между прочим, не кто-нибудь, а…
Доброглазый только хмынул, и по щелчку пальцев человек с печальными глазами и в фуражке открыл рот.
- Разрешите доложить, товарищ Первый … сегодня, в хмурых водах студёного моря, усталая подлодка из глубины шла домой. Загрузившись приличным запасом тухлячка для сверхсекретной перевозки к месту дислокации наших ордненоносных спортсменов.
На особой глубине в 10500 метров, в нарушение всех инструкций, по всей видимости, произошло следующее: матросы, в нарушение всех инструкций, допустили дегустацию напитка тухлячок, вероятно, для последующей реализации своих фантазий. В результате спустя двадцать пять минут обшивка лодки, из семи слоёв углеродистой стали, была пробита в десяти местах и дала течь.  Последствием этого стало затопление подлодки, которая сейчас лежит на глубине и просит о помощи.
Первый задумался и спросил:
- И что дальше?
- Разрешите доложить, товарищ Первый ! Дальше – то, что со всех концов света к подлодке идут на помощь вражеские диверсанты. Что им всем сказать?
- Скажи им, пусть идут нахер, - устало промолвил Первый. – Не можем же мы их пустить к тухлячку. Родственникам выделите денег и справку. И где у вас тут телевидение, надо объяснить завтрашний шухер народу.
Первого провели к шатру с телевидением, где он выразил соболезнования и сказал два знаменитых слова, облетевших весь мир. Только мы их уже забыли.
- Дайте, что ли чайку, - попросил телевизионщиков озябший на ветру Первый и в мгновения ока выдул две чашки образцов тухлячка, мирно стоявших на столе у пристани. Когда к нему подскочил доброглазый, Первый уже не дышал.
- Медиков, срочно! – заорал доброглазый. – Да что же ты делаешь! Говорил ведь, что придурок! И как он конкурс прошёл. Хорошо хоть, не в прямом эфире. Теперь только третий остался… Не снимайте это, уберите камеры нахер!


Глава 46. Дормидонтовна
- Дормидонтовна! Дормидонтовна-а-а! – прокричала из окна сухонькая Силантьевна.
- Ась? – осведомилась шедшая внизу.
- Ты бумажку-то взяла?
- Конечно, взяла! И Сергеева сегодня напишет, сказала.
- Какая Сергеева?
- Из двенадцатой квартиры.
- А, ну ладно. Эта смурная какая-то. Ты следи за ней, может она чего другое напишет.
- Ладно, - повернулась женщина внизу и опустила письмо в почтовый ящик.
Товарищ Киска сидел в своём кабинете и задумчиво чистил блестящей зеркальной пилочкой ногти.
- Товарищ Киска, разрешите доложить, - вошёл Алексеев. – Товарищ автор по вашему приказанию доставлен.
- Садитесь, товарищ автор, - отложил пилку в сторону Киска. – Это вот, значит, вы написали в Контранете.
- Не я, а дух святой, - проявил чувство юмора человек.
- У духов не бывает айпи адресов. Вы написали этот роман, и его прочитали пять тысяч шестьсот восемьдесят человек.
- Из них пять тысяч двести восемьдесят позвонили или написали нам, чтобы изложить свою гражданскую позицию, - продолжал Киска. – Вот тут всё собрано.  – кинув пухлый томик на стол, он опять взял пилку в руки и занялся мизинцем.
«Каждый день одно и то же», - с тоской подумал Киска.
- Всё это замечательно. И что?
- Вы же понимаете, товарищ автор, что мы живём в цивилизованном обществе. Сейчас демократические времена. На первый раз, я бы призвал вас соблюдать порядок. Вы ведь разделяете точку зрения, что нам нужен порядок, а не анархия?
- Ну, всё зависит от того, что считать порядком, а что – анархией.
- Все мы любим порядок, - продолжал Киска. – Чтобы когда мы пришли домой, по телевизору шли любимые сериалы, а на столе стоял обед. – мирно заметил он. – И заметьте, никаких войн и революций!
Никакой анархии и террора. В голове – прибрано, и в жизни тоже. Вы же понимаете, что террор наказуем, - сказал товарищ Киска.
- А написание романа – это террор?
- Вы пропагандируете анархию и, как следствие, террор. Что это такое, например, «они собрались на площади и стали громко разговаривать»?  Это не дозволяется без особого разрешения.
- Хорошо … и что же вы намерены делать с террористами?
- На первый раз мы их предупреждаем. Я уже сказал, что у нас демократическое общество. Мы берём с них подписку о невыезде, просим уничтожить террористические материалы и создать взамен них положительные… - так же мы поступим и с вами, - сказал Киска.
- А если я не соглашусь?
- Тогда мы вправе вас задержать до выяснения всех обстоятельств, - ответил Киска.  – А выяснение может длиться долго. Лет пять или больше. Вы же понимаете, что общественность волнуется, негодует…
- Вы, конечно, можете нанять адвоката, - сказал Киска и зевнул. Ему подумалось, что скоро вечер и опять надо будет идти в подвал.
- Я подумаю над вашим предложением. Могу я идти?
 - Конечно, можете. Мы вам позвоним, - сказал Киска и закрыл за автором дверь. Закрыв, он осторожно поставил пластинку на проигрыватель. Старый репродуктор заиграл «Амурские волны». Киска блаженно вытянулся на стуле и почти замурлыкал.
Человек вышел из здания. Осенние листья шуршали под ногами, сентябрь вовсю вступал в свои права. Перелётные птицы в небе сбивались в стаи, готовились к тому, чтобы покинуть город. Человек опасливо оглянулся – но не заметил вокруг ничего странного. И тогда, подняв воротник, он пошёл домой.


Глава 47. Чемпионшип
В горное село приехал иностранный журналист, описывать события, происходящие там.
Когда он увидел побитие камнями геев и удары плетьми за хождение в короткой юбке, он удивился и спросил – почему.
На что ему ответили – у нас самое доброе село в мире, вот у вас за это могут вообще язык отрезать.
Журналист удивился ещё больше и написал статью в своё издание, после чего его пригласили в горное село повторно, с хлебом-солью, узнавать радушие жителей.
Поездку курировал лично доброглазый.  Узнав радушие жителей, пьяный журналист поехал пересекать границу в обратном направлении . «Закройте его» - сказал доброглазый с вертолёта.
- Есть ! – ответил Михалыч, и переодетый в желто-синий свитер, закрыл журналиста из попыша.
Посмертная статья о доброте горного села широко разошлась по всему миру.
- Вот и хорошо, - удовлетворённо сказал Третий. – Но этого недостаточно. Весь мир должен узнать о нашей доброте. Для этого мы организуем чемпионшип. А лучше два.
- А как мы организуем чемпионшип – изумился доброглазый.  – Какие деньги нужны!
- Ну ты что, не знаешь как, - отпарировал третий.  - Всё, как обычно.
Организовав обычный процесс организации, мир узнал о том, как такое организовывают. Организаторов пытались было исключить из различных организаций, но капитализм взыграл, и организаторы остались при своих.
- Вот и хорошо, - совсем удовлетворённо сказал Третий. – Михалыч отработал, доброглазый тоже. А теперь отошли телеграмму в фабрику звёзд, пусть напишут, как сюда приезжали иностранные журналисты,  как они сравнивали своё говнокантри с нашим, и как удивлялись, что у нас всё хорошо, а у них плохо !
Фабрика звёзд сработала, как могла. Десятки статей от имени иностранных журналистов и любителей чемпионшипов наполнили эфир. А тому, кто лежал под камнем в лесу с пулей Михалыча в затылке, было на всё это абсолютно пофиг. Да и о нём забыли. Подумаешь, - сколько таких писателей ещё ходит по приграничным лесам.


Глава 48. Поединок
- Женщина в гимнастёрке, защищающая права женщин, панд и относительных темнокожих – в левом углу ринга ! – объявил ведущий. Раздались жидкие аплодисменты.
- Мужчина инкогнито, невысокого роста, выступающий под псевдонимом «Третий» – в правом углу ринга !
Часть зала загудела, один сектор восторженно скандировал «Третий ! Третий!»
-  Слушай, - зашептал доброглазый Михалычу, нервно оглядываясь. – Ну ты же знаешь, какие кнопки там надо нажать, у судей. Пойди нажми. Давать им уже нечего, не могу, давалка закончилась. А запасы тухлячка утонули на подлодке, ты же помнишь.
- Щас, ребятам скажу, нажмут кнопочки, - добродушно проворчал Михалыч, вынимая папироску изо рта.
- А, ёлки, система повисла,  - изумился один из судей, хлопая по монитору. – Надо же, новейшая дружественная система «Мусэрский инкорпорейтед» - и вдруг такое. Придётся считать вручную !
С первых  раундов стало понятно, что уроки айкидо остались в прошлом. Женщина имела преимущество, а после того как к рингу вышел главный тренер, поблескивая хитрыми узкими глазками, - и вовсе стало подавляющим.
- Михалыч, ты это, того… я скоро приду, - зашептал доброглазый и осторожно стал выбираться из зала.
- Ты куда?  Не оставляй меня тут ! – взвился Михалыч. – Того гляди, продуем.  И че делать тогда? Нас же засмеют !
- Михалыч, я всё понимаю, ты это … заслуженный человек, но если что, поговори с ними сам. У меня дела.
- А как же наши, в зале? - не унимался Михалыч.
- Какие "наши"? Они же выбросили все опознавательные знаки! - изумился его собеседник.
Соблюдая осторожность, доброглазый покинул зал. В одной из раздевалок он нашёл запасную форму женщины – защитницы прав женщин  - и для конспирации надел её.
Выйдя на улицу, он никого не обнаружил. Свежий воздух поднимался над дворцом спорта. Сладко потянувшись, доброглазый заказал такси и уехал.


Глава 49. Любовь
Десять лет спустя, во время боксерского поединка между женщиной, защищающей права женщины, и Третьим -  мальчик и девочка снова встретились. Впрочем, это были уже взрослые люди, обоим за тридцать.
- Это ты?
- Да, представь, я. Какая встреча !
- Как ты выжил?  Здесь же один развалины! Ты был на поединке?
- Да. Я старался. Я хотел ещё раз увидеть тебя.
- Но мы не виделись десять лет! За это время многое произошло.
- Дело в том, что я до сих пор люблю тебя.
- Но я тебя – всё равно нет. Ты ничего не знаешь обо мне. У меня был Андрей, потом Исламхан, потом Заурбек, потом другие. Они настоящие герои. Как Скайуокер. Правда, я рассталась с ними всеми. Знаю, что Исламхан умер где-то на войне… Андрея убили. Про остальных ничего не знаю.
- Ты не любила их. Просто тебе нужно было, чтобы в твоей жизни был герой.
- Да и ты не любишь меня ! Просто говоришь. Если бы ты любил меня, ты бы давно стал кем-то в этой жизни. Лейтенантом МВД, как мой первый. Или хотя бы бандитом, как Андрей.
- Разве нельзя в жизни быть, например, поэтом? И дарить тебе цветы.
- Поэтом?.. Поэты ничего не зарабатывают. Как с ними жить?
- Но человеку нужно кого-то любить. И писать стихи. Посмотри, что стало с этой улицей. Говорят, её разбомбили. Поэты не бомбят улиц. И городов. А здесь не осталось места ни любви, ни чести.
- Я никого не любила. Любила маму. И себя … хотя нет, не любила я себя. Только маму.
- А отца?
- Я уже не очень хорошо его помню. Мама всегда говорила, что он был неудачником.
- Понятно. Здесь всё лежит в руинах, что же мы будем дальше делать? Хочешь, уедем? И ты возьмёшь с собой маму.
- Куда?  Мне некуда ехать. И к тому же, я всё ещё надеюсь найти героя здесь. В наше время много героев.
- Но прошло уже десять лет, и все твои герои умерли ! И ты не была им нужна !
- Ничего, родятся другие. Говорят, женщина победила в поединке. Это значит, всем нам скоро будет лучше. Женщинам – точно.
Молчание.
- Послушай … а ты правда ещё любишь меня? Тогда может быть погуляем? Ну, как раньше. Помнишь, ты водил меня гулять по набережной? Говорят, она уцелела.
- Пойдём. В любом случае там сейчас веселее, чем здесь.
(Они уходят; на разрушенный город медленно спускается закат).


Глава 50. Эпилог
Он поманил его к постели, и красный егерь вспомнил, что так же манил его товарищ Сталин в 53-м, Савонарола, Александр Македонский и ещё одна голова, когда она была на теле.
- Послушай, - прохрипел он, и теперь красный егерь опознал его. Это был Третий. – Сейчас придёт сочинитель из Шахристана. Скажи ему … скажи, что это всё фигня. Что количество неважно.
Он скосил умирающие глаза на юг, и егерь подумал, что сейчас он услышит нечто основополагающее.
- Маркс был неправ – прохрипела голова на подушке. – Количество никуда не переходит. Ни в какое качество. – (Тут егерю показалось, что в здании открылись бойницы и мимо засвистели вражеские стрелы, как в 1100м году.  Песок сыпался отовсюду.)
- Количество есть количество. Вон их сколько, за окнами бегает. Больше не значит лучше. Понимаешь? – тут голова его затряслась.
Красный егерь понял, что Третий подзывает его к себе, и наклонил голову над подушкой.
- Есть всего три пути – невнятно прошептал голос третьего. – Первый путь – по прямой. Вы убиваете больше, чем производите, и этим очищаете дорогу новому…
Он тяжело задышал.
- Второй – путь вниз. Вы производите больше, чем убиваете … и всем начинает не хватать всего.
- И третий путь – это путь на … НА …
Третий захрипел, красный егерь понял, что он умирает. Он молча и отрешённо наблюдал. Третий ещё пару секунд хватал воздух ртом и потом откинулся на подушку.
Егерь вышел, красное заходящее солнце осветило комнату. Он знал что делать. Первым делом, он нашёл телефон-автомат.
- Здорово, доброглазый, - сказал он. – Теперь тут твои дела. Выдвигай своих хлопцев. Третий оставил завещание … Пусть развесят лозунги – «У нашего народа есть три пути, но мы выбираем путь на». И … ну дальше ты знаешь, что делать.
Даже по телефону было слышно, как улыбается доброглазый.
- Ты тоже знаешь, что делать, - сказал он, обращаясь к красному егерю. Тот мрачно усмехнулся.
- Конечно. Я делаю это уже 900 лет, со времён крестоносцев.
- Значит, договоримся.
- Ну а разве когда-то было иначе?  Со мной все всегда договаривались. Но большинство – один раз.
- Больше и не надо. Значит, ждем друг друга?
 - На прежнем месте, приятель.

end

13-21.08.2018