Миро, Магритт, Дали

                Дерику, с любовью


1

На синей арене
юный месяц, изогнутый как тореро,
обвёл вокруг себя грозно набычившуюся тучу
и замер в ожидании оваций.


2

«Мучительная длительность» Магритта,
враждуя даже с надписью под ней,
по-видимому, снабжена магнитом:
чем пристальнее смотришь, тем трудней
вернуть зрачку в сохранности реальность,
что вымыслом пробита: безусло-
вно, в эту брешь со свистом гениальность
врывается, как печенег в село!

Позволь предмету нарушать границу
дозволенного! Весело дымит
паровичок, забывший извиниться
перед стеной за столь плачевный вид.

Ах, жаль, хранит безмолвие картина!
Иначе б вы услышали без слов,
как свой узор свивает паутина
меж стрелок слишком медленных часов.


3

Кверху фертом муравьиные усы,
бровь заломлена и взгляд авантюриста.
Лёд и пламень без нейтральной полосы,
гений блефа, лицедей, любитель риска.

Сновидение с изнанки бытия
приближение опасности сигналит,
но услышит ли его дневное «я»,
глуховатое с младенчества? Едва ли.

Век ХХ кровью харкает на холст,
белизну лишая девственности... Вздрогнув,
живописец-рогоносец, во весь рост
поднимаясь, как хирург, легонько тронул

эту рану влажной кистью и тотчас
то ли рыба возникает, то ли роза,
то ли губы кинодивы, то ли Спас,
воспаривший босиком поверх хаоса.

Продырявленные заживо ступни
ни к чему теперь... Хождение по водам
на Голгофу привело, где вопль «распни!»
был всего лишь проявлением свободы.

Мир заслуживает порки.
Как дитя,
причинившее забавы ради муку
желторотому птенцу и, погодя,
не познавшее с самим собой разлуку.

Но привычной аксиоме вопреки,
как в видении Хуана де ла Круса,
кисть, что служит продолжением руки,
возвращает мертвецу биенье пульса.