Публию Овидию Назону

          1

Певец поверхностной любви
И легкомысленной морали,- 
Тебе внимали соловьи,
И даже римские скрижали,

Патриархальный быт семьи
Что так ревниво охраняли,
Когда на Форуме скамьи          
Отцы сенаторы сближали,-

Тебе не затрудняли путь,
Где чувств изящною  игрою
стыдливость дев затронув чуть,

Позвал ты юных за собою
И волновал матронам грудь,
Звеня амурною струною.

          2

Звеня амурною струною,
Бряцала лира;в эмпирей
Аккорд взлетал,и вновь тропою
Меж кипарисовых аллей

К роскошной вилле за стеною
Спешил красавец; прямо к ней
Он шел с беспечностью лихою,
Рабынь тревожа у дверей.

Кариатиды под балконом,
У входа мраморные львы.
Красотка, пассия патрона,

Ему  шепнула:-О, не рви
Струну страстей!Ты лирным звоном
Богов домашних не гневи!".

         3

Богов домашних не гневи,-
Ни ты, никто другой не вправе
Забыть завет отцов.Сорви,
Овидий, ты на переправе

Страны теней сухой травы,
Чтоб лавр, твою венчая в славе
Макушку гордой головы,
Не затемнил суровой яви

Империи,что вдаль плыла,
В огне времен и дней золою
Для календарь;как бы весла

Следы стирая за кормою,
В своей беспочвенности зла
Ночами сердце беспокоя.

          4

Ночами сердце беспокоя,
В воображении всплывал
Неясный образ, и порою
Он вдруг бессвязно лепетал,

Как будто мерный всплеск прибоя,
Целуя губы скользких скал,
Чуть прорисованных луною,
Его о чем-то заклинал.

И в дом врывался резкий ветер,
И сквозь садовый мрак листвы
Грозящий рок ему ответил

Внезапным хохотом совы,
Как нежелательный свидетель
Державца ревностной молвы.

          5

Державца ревностной молвы
Грызла в бессоннице тревога.
То видел лагерные рвы,
То вспоминал Агриппу долго-

Он, принцепс,- и страдал-увы!,-
Как раб судьбы, отцовским долгом,
И снова расходились швы
Душевных ран земного бога.

Уже иные берега
Его манили за собою,
В то время как судьбы строка

Александрийскою стопою,
Тебя,-Назон, вела в века,-
Познавший горький хлеб изгоя.

          6
Познавший горький хлеб изгоя,
Ты  волн встречал ледовый шквал,
И слишком рисковал порою,
Не остерегшись в створ зеркал

Вписать портрет свой пред молвою,
Хотя тиран и порицал
И героиду, и героя,
Чтя пуританский идеал.

Зачем однажды на прогулке
Ты не сказал ему:"Прими,
О Август,дар, плетеный в звуке!"?

Теперь душою не криви,
В канаты впившиеся руки
Терзавший в плаче до крови!

          7

Терзавший в плаче до крови
Зрачок о грани ломких теней,
Тел и вещей,-теперь яви
Их скрытый смысл превращений.

К чему нам в нашем бытии
Знать об иллюзиях мгновений,
И душ стремления свои
Подобить смутным снам растений?

Но,как и прежде, в днях мечты,
Звезд одиночества  слезою
Блестя с холодной высоты,-

Там,в небесах,- с глухой тоскою
В рыданьях сокрушаешь ты
Гортань пронзительной мольбою.

           8

Гортань пронзительной мольбою
Кто до трагических высот
Доводит, плотною стеною
Шумя средь уличных ворот.

И кто восторженного воя
Сдержать не в силах; кто несет
Стяг доблести и страх, слепое
пещерное родство в обход

Своей утраченной природы;
Кто в жуткий час глухих ночей
Глядится в мертвенные воды

Звериной сущности своей?-
Толпа, изменчивей погоды,
Как духа римского Протей!

           9

Как духа римского Протей
Певец, ты вынырнул из Леты,
Далекой юности бледней,
И видом скользкие предметы

Открыл глазам на злобу дней,
Где повторения сюжеты
Сродни эстетике твоей,
Не пояснив, что значит это.

И то , что мир - императив,-
Любви и мук соблазн огромный,
И в мифах скрыт его мотив.

И понял я рассудком скромным,
Что одомашнивая миф,
Ты был внутри себя бездомным!

           10

Ты был внутри себя бездомным,
Природы первозданной вид
Воображеньем неуемным
В такой повергнув лабиринт

Развоплощения,что волны
Времен ускорили транзит,
Скрывая девственные формы
Златоволосых Пиэрид

Среди безумной пантомимы
Одушевленных рек, камней,
Нимф, фавнов,- этого мейнстрима

Зеркально-ломких плоскостей,-
Во всем, чем был неповторимым
И знал превратность скорбных дней.

 
             11

И знал превратность скорбных дней,-
Нет,- не бунтарь, не вольнодумец.
Но время, как сезон дождей,
Смывает все- кварталы улиц,

Следы свидетельств, речь друзей...
И чем беспечней жизнелюбец,
Тем во внезапности острей
Судьбы притупленный трезубец!

О если бы еще Пирам,
Назон,в твоем  спектакле модном
Спасти мог Фисбу!Но и там,

Как из кулисы тьмы исходной,
Ты чуть подмигиваешь нам
Теперь звезды зрачком холодным.


              12

Теперь звезды зрачком холодным
За гранью мутных стекол сна
Эпох зеркалит нам в бесплотном
Пространстве месть, когда она

Фантомом, жизни чужеродным,
До войн и бедствий голодна,
Обходит страны и народы,
И в отражении видна

Немая тень,что слишком часто
Имперский смысл дат,вещей
Вкрапляла в месячные Фасты,

Скрывая за завесой дней
В огнях кроваво-языкастых
Безумный пыл земных страстей.


             13

Безумный пыл земных страстей
Сгорает в пепле за завесой
Эпох и замыслов царей,
И только с жертвенника Весты

Белесый дым в страну теней,
Парит над толпами и отвесно,
Скользя в сознание людей
Напоминанием бессловесным

Как  знак того, что дух побед
В его жилище жизнеродном
Сверкал, как яркий самоцвет.

За то,что тот алтарь природный
Теперь предстал скопленьем бед,-
Зри превращенье в безысходном!


              !4

Зри превращенье в безысходном,
Размерном всплеске скользких строк,
Назон, чьей магией был создан
Твой Рим, твой мир, твой дом,где рок

Упорно вел тебя ко звездам,
Где так безмерно одинок
Ты в блеске превосходства гордом
Глядишь во времени поток.

Укор немой Urbi et Orbi
Как бы бросая в полночь:"Вы-
Лишь волн моих зеркал подобье!".

Быть может, так...С тем и живи,
Поэт вершин глубокой скорби,
Певец поверхностной любви.


              15

Певец поверхностной любви,
Звеня амурною струною,
Богов домашних не гневи,
Ночами сердце беспокоя

Державца ревностной молвы.-
Познавший горький  хлеб изгоя,-
Терзавший в плаче до крови
Гортань пронзительной мольбою.

Как духа римского Протей,
Ты был внутри себя бездомным-
И знал превратность скорбных дней.

Теперь звезды зрачком холодным
Безумный пыл земных страстей
Зри в превращенье безысходном.