О старости, идеях и о себе

Мне мешает жить боль невоплощенных идей. Это понимание - закономерное следствие, озарением, цепи тематических размышлений. Они живут во мне своей независимой от меня жизнью - то появляясь на горизонте моих намерений и желаний, то исчезая в неприятных дрязгах с родственниками, а то и с заинтересованными ими, соседями. После родственно-соседских размолвок и разборок помниться только самое злободневное и привычное. Это и есть цель коммунальных войн в жизни обычных граждан, живущих в отдельной от всей родни квартире.
Все идейное и противоречивое тонет, рассыпавшись мелкими крошками напоминаний и притягивая воспоминаниями этих крошек к краешку мечты - затонувшего корабля моего заветного желания, оставшегося тленом призрачной мечты. Умерла вся информация, кроме чувств ее сопровождающих, и они будоражат и беспокоят, напоминанием, о чем-то приятном, но безнадежно утерянном. Приходиться прикладывать умственные усилия к теме "запоминаний навсегда", чтобы вспомнить и не забыть, а разложить, развернуть мечту в планы, а планы - в жизнь. Но, в этот момент, появляются родственники и приглашают в гости так, что никакие трудовые и прочие личные проблемы не помешают встрече близких людей. А за ними шевствуют соседи с абсурдными требованиями и претензиями по поводу наличия тараканов, шума воды, факта наличия любовника и прочих обстоятельства, не имеющие к ним никакого отношения, но являющихся признаком жизни.
С каждым годом эти встречи короче, а разговоры о жизни и планах на нее - все мямлистей и призрачней. После них остаётся лень - говорить, думать, советоваться, испрашивать разрешения, просить и упрашивать.
Сколько не скрывай от себя семейную тайну - она все же пробьется  к сознанию через ее невосприятие и посетует о том, что она не тайна вовсе, а то что известно всем причастным.
И, о, понимание!
Получается так, что в течение всей жизни, все идеи, так и не ставшие планами и планы, не воплотившиеся в реальность, умерли под гнетом зависти и презрения родственников. Между завистью и презрением - целый отрезок жизни с болью понимания родственниками не своего внутрисемейного превосходства.
Погибшие во внутрисемейных баталиях и коммунальных войнах с соседями, идеи и мечты, все же продолжают существовать вне сознания, то умирая, то оживая напоминанием светлой грустью. После воспоминания крошечки прошлого, эта память тут же опять умирает, тая внутри тела гнетущей тяжестью безвозвратной потери.
Ну и бог с ней.
Будет новая, или ничего не будет - тоже не плохо.
А родственники продолжают умерщвлять любое проявление памяти об идеях, а то вдруг воспоминание позволит осуществить мечту, которую никогда не поздно осуществлять - и хорошо будет, но мне.
В невидимой драке умирают, растворяясь, обстоятельства событий и отношения, чахнет в неприятных состояниях от преследования, внешность и, как-то незаметно исчезают насовсем знакомые, напоминающие об этом времени - создания и потерь таких достижимых мечтаний и таких близких людей. Они тонут в море слез от обид и унижений с грузом, совсем необоснованного, презрения за несоответствие уже их, родственников, местам и стремлениям и, обьяснимую этим, приписываемую ничтожность.
Мои идеи умерли, призывая с собой и меня, окутанные тайной семейного решения с окончательным и безоговорочным вердиктом - я не имею права так думать и иметь то, о чем мечтаю; и что не свойственно другим членам семьи и, сооственно не должна быть настолько умной, как хотел мой папа. С семейным превосходством и уравниловкой все ясно - либо не делай либо не рассказывай. А что делать с вопросом и как на него ответить - А зачем вы меня родили и воспитали именно такой?
Я - генератор идей, но они не мои, а мои - умирают, становясь беспокоящей тайной, сопровождаемой болью и, необьяснымим никакими причинами, презрением.
Со временем забытые идеи пробиваются на сознание через повторную боль унижений, которым нет основания, кроме эпатажа, связанного с жизнью "на вызовах" и опять доставляют неприятные ощущения ничтожности в том деле, которое владело мной в момент рождения и развития идеи. И боль эта опять убивает, если только я не пойму, что она живительна и за ней следует масса, припрятанной болью, прошлой жизни в воспоминаниях знаний и знакомств.
Так родственники становяться многократными убийцами удовольствия и признания, а я - неудачницей, понимание сути которой, мне ещё только предстоит узнать в покоящих годах старости.
И все это - правда. И все это - можно и нужно изменить, если не в фактах, то хотя бы в восприятии их. А это уже зависит от меня и потому - реально возможно.
Я пойму простую истину. - это и есть моя жизнь и ее объективные обстоятельства, а я была там и с теми и делала то, что позволено было обстоятельствами моей жизни. И я, как всегда, была успешной в этом своем желании, не желая никому плохого.и лелея свое хорошее.
Необходимо откуда-то достать свою жадность, убитую вместе с идеями и рассмотреть ее, придав ей разумные рамки условий одиночества и уровня доходов.
А следом - и ограниченность, обусловленную ленью, усталостью, недостатком знаний, внешними условиями ограничений, и изучив свою ограниченность, приспособить ее к своей жизни, сделав одиночество наполненным собой и желаемым.
Так и измениться фон моих простеньких и реальных идей - из презрения их в радость возможности их реального воплощения, так как ограничения сроком для них нет. И, вполне возможно, найду помехи по жизни мне удобными и даже нужными, но никому не скажу "спасибо", так как цель их не такая.
Может быть, с этим пониманием, восстановление памяти о моих идеях, будет менее болезненным процессом открытия результатов поиска возможностей воплощения себя в обществе, в деле, в семье, в деньгах.
А старость преподнесет не только понимание одиночества и себя в нем, но и понимание своей самоценности и самодостаточности, а так же познание количества жизненно необходимых денег, в т.ч. и для сравнения с пропорциями прошлых доходов и доли моих личных расходов в них.

2о18г.