Необитаемое лето

Я не помню теплее этого лета
И света меньше, чем в этом:
Ходишь безлетним, как котлета,
И безбилетным как поэтом.

Перестал липнуть к коже загар
Или загарелей, чем обычно, Олег.
Или наступил такой маскар-
ад, что до лица свет, как от солнца, далек.


P.S. 26 августа, выйдя из дачного дома, прочитав между прочим статью "Поэзия Игната Лебядкина" Ходасевича, я пошел к Олегу "помогать" тлущить ("работать") фасоль. Проработав и проговорив обо всяком, проговорив как будто самому себе, я начал замечать, что Олег не реагирует вовсе на мои слова, даже с настойчивым обращением. Когда закончилась та партия фасоли, что была на подстилке, к побуждению принести оставшуюся фасоль Олег добавил, соображая заторможенно, что нужно также перейти в тень, а сам, помедлив, пошел в дом, сказав, что, возможно, сахар упал. Я вынес мусор и переместил подстилки с голой земли на траву под яблони, в тень, куда нас не сразу пустили. Где-то через полчаса вернулся: действительно, сахар. И все-таки вместе доделали работу.

Потом вечером поздним, после просмотра "кинематографа", я слег спать, а Олег продолжил работать: для своей питерской работы. Около трех часов ночи я поднялся и отчитал его и за включенный свет и за все прочее, что меня так разбудило посторонним блоковским предметом (перед кинематографом я прочел статью Ходасевича "Ни сны, ни явь"). Снова ссора с Олегом (только с моей стороны): Олег невменяем. Но я боюсь быть прав.

Пиша эти строки, пришло смс от него, что как-то захлопнулась дверь, когда он выходил на улицу. Просит впустить. Я спустился (со 2-ого этажа, нашей спальни-кабинета), открыл. Олег пошутил, мол, не я ли это его закрыл: от той же злости пробуждения. Но нет, это возмездие: "Кара, Олег, кара!"