Tulips С. Плат в переводе В. Бетаки

Перевод стихотворения 'Tulips' («Тюльпаны»), написанного 18 марта 1961 г.,  ремесленнически небрежен.

Так, строки ' I am learning peacefulness, lying by myself quietly / As the light lies on these white walls, this bed, these hands. / I am nobody; I have nothing to do with explosions' (буквально:  «Я  постигаю спокойствие, в одиночестве тихо лежа, как свет лежит на этих белых стенах, этой кровати, этих руках.  Я — никто, я не имею ничего общего с этими вспышками» [в контексте стихотворения «вспышки» - это тюльпаны,  которые в оригинале названы   'too red... sudden tongues' , т.е. «слишком красные/пламенные внезапные язычки огня» - ППХ2]  в переводе выглядят так: «Лежу тут одна, обучаюсь внутреннему покою, и сама - / Никто... Как бел этот свет на стенах, где нет обоев (?), / Только белая краска... Так вот и у меня / Ничего общего с внешним миром (?). / И руки, и память — все белое». Изменив по сравнению с оригиналом порядок и иерархию образов, переводчик пришел к невнятице:  героиня перевода сравнивает себя... с белой краской на стене  и заключает,  что и у нее тоже (!) «нет ничего общего с внешним миром», а  ее память   - «белая»...

Столь же небрежен перевод следующей строки 'I have given my name and my day-clothes up to the nurses...' (дословно: «Я отдала мое имя и мою повседневную одежду сиделкам»). У В.Бетаки это неудачно передано сложноподчиненным предложением с использованием сравнительного союза «как» в сравнительной части: «Имя мое, как одежда, которая медсестрам давно отдана...». В результате  «имя» ненароком  отождествлено с «одеждой»...

Строки оригинала 'They have propped my head between the pillow and the sheet-cuff / Like an eye between two white lids that will not shut. / Stupid pupil, it has to take everything in' (дословно: «Закрепили мою голову между подушкой и отворотом простыни, как глаз между двумя белыми веками, что не сомкнутся/не закроются. Оцепеневший зрачок  вбирает в себя всё») переведены так: «Моя голова уложена между подушкой и пододеяльником / Как глаз между веками, которым никак не сомкнуться».  Значимая фраза 'Stupid pupil, it has to take everything in' осталась непереведенной.

Строки 'My body is a pebble to them, they tend it as water / Tends to the pebbles it must run over, smoothing them gently' (дословно: «Мое тело  для них  булыжник/галька, они ухаживают/заботятся о нем,  как вода, [которая]  в заботе о камнях должна перекатываться над ними,  сглаживая их нежно») переданы как «Мое тело для них [медсестер - ППХ2]  - только камушек, обтекаемый водой. И сколько их тут — не в силах уловить память.  Вода набегает на галечник, нежно сглаживая неподвижность».  В результате неуместного «вклинивания»   второй фразы текст перевода оказался двузначным: то ли камни невозможно  сосчитать и запомнить,  то ли  медсестер...

В   строке 'My patent leather overnight case like a black pillbox'  -  «лакированной кожи несессер, похожий на   черную коробочку для пилюль» почему-то переведен как «лакированный чемоданчик, похожий на патефон(?)».

Сомнителен перевод строки 'They have swabbed me clear of my loving associations' (дословно: «Подтерли дочиста милые/приятные/любимые  воспоминания») в виде «Из меня вычистили все мое: И мысли и любовные связи». Перевод  'loving associations' как «любовные связи» возможен, но в контексте стихотворения неверен: героиня  говорит о себе 'I have let things slip, a thirty-year-old cargo boat / Stubbornly hanging on to my name and address'  - «Я дала  вещам/событиям ускользнуть,  тридцатилетней нагруженной лодке, неизменно  сцепленной с моими именем и адресом», - имея в виду память обо  всех событиях  прежней жизни.

Строки 'It is what the dead close on, finally; I imagine them / Shutting their mouths on it, like a Communion tablet' (буквально: «Оно ['peacefulness' («спокойствие»)  - ППХ2] есть то, чем оканчивается смерть; Я представляю, как оно, словно облатка последнего причастия, замыкает  уста») переданы некорректно:  «Так, наверно, примиряются  умирающие, когда им приносят / Последнее причастие — как облатку, они глотают этот покой...».

Строка 'Upsetting me with their sudden tongues and their colour' (дословно: «Расстраивая меня/выводя меня из себя   неожиданными [огненными]  язычками  и их цветом») некорректно передана в переводе как  «Раздражают внезапностью... и это / Невыносимо: / Ведь за мной наблюдают языки огня!».   

Строка 'They are opening like the mouth of some great African cat' (дословно: «Они [тюльпаны ] открываются как рот/пасть какой-то  огромной африканской кошки» в переводе звучит интригующе: «Леопарды распахивают алые пасти». Откуда бы взяться леопардам в больничной палате?!

Поэтический пафос строки 'And I am aware of my heart: it opens and closes / Its bowl of red blooms out of sheer love of me' (буквально: «И я осознала/поняла о моем сердце: оно открывает и закрывает свою вазу красных цветов  единственно из/из одной только  любви ко мне») в переводе неоправданно снижен: «Я чувствую, / Как сердце мое раскрывает и закрывает / Красную чашку цветка — только из сочувствия...». Не украшает перевод и  «перекличка» однокоренных слов «чувствую — сочувствия». 

Перевод последних строк стихотворения 'The water I taste is warm and salt, like the sea, /And comes from a country far away as health' (дословно:  «Вода на вкус тепла и солона, как море, и происходит из страны, что далека [так же], как здоровье») таков:  «Пью воду. Теплый привкус морской волны / Наплывает, свежий и солоноватый. Он приходит из неизвестной страны, / Такой же далекой от меня, как здоровье от этой палаты». Верно передавая смысл оригинала,  этот текст  представляется избыточно многословным, а образ «наплывающего привкуса морской волны» - надуманным.