В 1984 - 85 г. г

Что помню я из этого времени, очерченного Зиной, в 1984-85 г.г.?
Ощущение, что нас что-то ждет в недалеком будущем. Некие перемены. Это слякоть московских улиц на 7 ноября, это первое чувство за несколько месяцев до этого, в сплаве на байдарках по рекам Башкирии. Это азбука Морзе, укладки парашюта, прыжки, полеты, казарма, банка тушенки и бычки в томате, двухъярусные койки, запах полыни, горы, и первое появление Горбачева на телеэкране. И сухой закон, и ароматы кирзы, хэбэ, кожаного ремня и портянок. И время, застывшее, как муха в янтаре, чтобы через каких-то пару лет растопиться медом на солнце и снова ожить, замахать крылышками. Под звуки мозамбикских пластинок, доставшихся мне от союзников по соцлагерю, как и пятнистый эфиопский камуфляж, летние французские джинсы, не из брезента, а из легкой тонкой ткани, джинсы, которые вез для папы в 87-м в дембельском чемодане вместе с африканским джунглевым маскировочным костюмом, советской пэша и парой яловых сапог. Для хитрости одетый в гражданку. Светлая рубашка с закатанными рукавами, итальянские джинсы и черные туфли. Под звуки мозамбикских пластинок, и купленных в Ташкенте "Аквариума", ленноновского "Имяджина", миньона "Черного кофе" и "Смоков". Домой. Еще не зная, что дома прежнего уже нет и не будет. И скитаться придется всю оставшуюся жизнь. Тот, кто не был, кто не попал, или сумел вернуться не изменившимся, не поймет. Или поймет только часть. Кочевье? Бродяжничество? Странничество. По своим. Своей. Как по чужой и вновь открытым неведомым землям. Мне иногда жаль, что многие из нас, вас, твас, всю жизнь проживают БЕЗ аналогичного опыта. Всю жизнь на одном месте, упорядоченно. Твердо зная, куда, с кем и когда они ходили в ресторан или на работу. В чОткой уверенности, что с ними случится завтра через двадцать лет...
Умирая, возрождаться. И оставаться самим собой, отказавшись от самости.