Пьеса для экранизации

Мой близкий друг - знаменитый режиссер, кино-продюсер, основатель известной на всех континентах кинокомпании. Он давно просит меня написать ему сногсшибательный сценарий, который бы брал за жабры любого человека и говорил бы о самом простом, насущном и важном.
Мысленно я обдумал сотни сценарных идей, но до сих пор ни одну из них не записал в надлежащем сценографическом виде. Главным образом потому, что я не мог представить себе, ввиду их оригинальности, как их можно экранизировать?
Однажды меня осенила простая как выстрел мысль: а не поехать ли в российскую деревню, где можно поднабраться свежих и ярких творческих впечатлений!
И вот я уже еду в поезде в неизвестном мне направлении не то на восток, не то на юго-запад, а может быть даже и на север. Долго еду... Так долго, что от мельканий за окном в глазах уже легкое помутнение. Наконец, голос по внутреннему радио объявляет, что следующая остановка - Деревня.
Я оказался единственным, кто вышел на этой станции. Первое, что я увидел, - это горы, громоздящиеся ярусами всё выше и выше, где в окружении колышущихся облаков я заметил сложенную из камней хижину. Сразу сообразил, что нахожусь в Китае, а не в обещанной российской деревне. Огляделся по сторонам, - ни души, ни звука! Стал подниматься к хижине, чтобы сделать ее акварельный набросок - такой живописной представлялась она издалека. Почему-то я был уверен, что если спущусь с другой стороны горного хребта, то попаду как раз в российскую деревню.
Действительно, сомнения рассеялись, когда я миновал хижину и перевалил через горный массив. Спуск занял больше времени, так как с этой стороны он был пологим и значительно длиннее. Пока шел, моему воображению представлялись разные картины деревенской жизни. Но прежде всего я был удивлен толпой женщин, дожидавшихся меня внизу. Кто-то пустил слух, что в деревню приехал врач-гинеколог для полевых работ, то есть для гинекологического осмотра женского населения в полевых условиях. Наверное поэтому облачившиеся в льняные сарафаны женщины встречали меня хлебом-солью на вышитом полотенце. Под открытым небом среди лугового разнотравья мне еще не приходилось выполнять работу передвижного врача-гинеколога. Женщины шумно галдели, сыпали шутками, проявляя живейший интерес к предстоящему событию. Я еще подумал, что многие из них, возможно, никогда не подвергались плановому гинекологическому осмотру. Атмосфера была наэлектризована, ощущалась интрига.
Однако, когда я спустился с горного хребта, предо мной, бесспорно, раскинулась деревня, но была она совершенно безлюдная. Странно, а где же женщины с хлебом-солью? - подумал я. Моя растерянность длилась мгновенье, так как внезапно на меня хлынули, словно снежная лавина, впечатления, едва я представил, что может случиться от сочетания уборки урожая, полевого осмотра женщин, вечернего общения с жителями деревни в сельском клубе.
Теперь-то я точно напишу сценарий или пьесу, - предвкушал я захватывающую перспективу вдохновенного творчества. Грезились картины насыщенной трудом и целомудренностью человеческих отношений деревенской жизни в гармонии с природой. В полях я слушал жаворонка, вдыхал пьянящие ароматы трав, любовался льном и васильками, вспомнил множество народных песен об этих замечательных небесно-голубых цветках. С реки доносились детские голоса, крики, смех. Дети, играющие у воды в жаркий летний день, - сколько в этом безмятежности и ничем не омраченного счастья! В отдалении слышны звуки работающих на полях машин, в правлении колхоза идет совещание о перевыполнении социалистических обязательств. В сельском клубе вечером после напряженного трудового дня состоится показ фильма и танцы, на которые девчонки приносят под блузками бутылки с самогоном для храбрости, чтоб избавиться от сковывающей движения застенчивости.
Среди множества давно брошенных и развалившихся домов с опирающимися в землю проломившимися крышами я без особого труда нашел такой, где можно остановиться и без помех обдумать в подробностях сценарий о благодатной жизни на земле.
К своему удивлению я написал сценарий к утру следующего дня! Перечитал, отредактировал - и был очень доволен, что теперь-то смогу порадовать моего друга.
Выбравшись на улицу, первым делом я решил найти деревенскую столовую, - проголодался страшно, очень захотелось наваристого супа с душистым деревенским хлебом, овощного рагу с бараниной, ягодного киселя!
Неожиданно за мной увязался какой-то незнакомец.
- Извини, - сказал я ему, - но я хочу побыть один.
- Как? - воскликнул он, - да ведь я же твой друг!
Я внимательно посмотрел на него и тотчас понял, что вижу этого чувака впервые.
- Твою пьесу надо обязательно записать! - восторженно предложил мой новый друг.
- Уже записал, - сказал я, - 90 страниц!
- Нет, я имею в виду сделать аудио-запись пьесы в авторском исполнении, - развивал свою мысль друг-незнакомец. - Представь, как все будут удивлены, когда вечером вдруг услышат по деревенскому радио такую пьесу, да еще в исполнении самого автора!
- Мысль, конечно, хорошая, - согласился я, - но как это сделать? Деревня замечательная, передовая, но вряд ли здесь есть студия звукозаписи.
- Запишем у меня! - предложил мне мой благожелатель. - Пошли, это недалеко.
Не помню как, но вскоре мы уже были в его студии. Он быстро настроил аппаратуру, я расположился за столом, веером раскрыв на нем листы с пьесой для удобства чтения.
- Включаю, запись пошла, - начинай чтение с выражением, но без мата! - дал мне команду друг и одновременно с этими словами щелкнул тумблером.
И вдруг я растерялся! В повисшей тишине неожиданно задумался, не зная, с чего начать. Объявить ли название пьесы, имя автора, или сразу приступить к оглашению сути? Представил, как радиослушатели, оседлав стулья, навострили уши. А радио - молчит! Пауза явно затянулась, хоть как-то надо начинать, а я всё не могу выбрать первые слова.
Друг мимикой сигналит мне, мол, давай говори, запись-то идет! Ну да, пожалуй, что так, - сначала записываем тишину, нагнетаем атмосферу. Я как-будто онемел, не могу рот раскрыть при всем желании!
- Это уже перебор! - шипит друг, яростно жестикулируя, - не молчи, начинай же, черт тебя побери!
Я согласно закивал головой, давая понять, что вот-вот заговорю. Но губы онемели и слиплись! Опять же не знаю, начинать ли издалека, иносказательно  или рубануть махом впрямую?
Вглядываюсь в свои листки и не могу понять написанное! Ведь читать надо художественно, без косноязычия, а я с трудом разбираю слова, - буквы задвигались, как если бы их внезапно накрыла волна и потащила за собой. Странно всё это, - подумал я, четко помня, что записывал текст аккуратным разборчивым почерком.
- Ну ты уже будешь рожать или как?! - вполголоса метнул в меня молнию друг, да так, что это наверняка услышали по радио во всей деревне.
В этот момент Клавдия с грустью подумала, что она бы и не прочь родить, да вот только сначала надо забеременеть! А для этого по новому закону необходимо набрать соответствующее количество трудодней. Это совсем не просто сделать даже вдвоем, а что ж говорить о Клавдии, если она без мужика живет? Где ж тут развернешься, если обилие бестолковых налогов перекрыло весь кислород жизни!
- Смеркалось... - с невероятным усилием выдавил я из себя хриплым голосом, хотя пьеса моя начиналась совсем иначе. Вот чудеса! Почему я так сказал? - подумал я про себя.
Друг повернулся ко мне и стал делать руками одобрительные знаки, приглашая меня продолжать чтение. Но я сидел, оцепенев, вращал глазами и упорно молчал как на допросе в пыточных застенках инквизиции. Мой новый коллега-оператор по сценарию как только ни старался расшевелить меня, чтоб я заговорил по тексту, развивая свою пьесу! Но я внезапно понял, что любые слова будут бессильны: сумерки оказались такими густыми и плотными, что радиослушатели не смогут в них ничего разглядеть! Тогда и нужды нет в каких-либо словах. Волнения мои улеглись, истина открылась, - я сидел и блаженно-облегченно молчал.
Когда друг, в который уже раз метнул в меня гневный взгляд, я сделал крест руками как сигнал к прекращению записи.
- Ну, знаешь, - резко щелкнув тумблером, воскликнул друг, - столь короткую, но одновременно такую длинную пьесу мне еще никогда не приходилось записывать!
Клавдия, вглядываясь в сумерки за окном, затрепетала истомившимся от долгого ожидания телом, учащенно задышала, представив как к ней под одеяло в сгустившейся темноте пробирается кто-то настойчиво сопящий...
В этот кульминационный момент, несмотря на нехватку трудодней и произвол обнаглевших чиновников, я так же молча проснулся. Поистине решение оказалось неожиданным и непредсказуемым! Так долго вынашивал сюжет, а нужным оказалось одно единственное слово! - удивлялся я счастливому прозрению.
Быстро вскочив, я метнулся к столу, схватил ручку и стелющимся кудрявым почерком написал в специальной тетради для литературного творчества: смеркалось...