Седьмая...

    




                СЕДЬМАЯ ...

               

                «Сегодня, Митрич, пост твой номер два ...»
                И Шостакович поднялся на крышу
                Тушить пожары, двигаясь едва :
                « Я с крыши лучше город свой увижу...»

                "Он видел сиротливый Летний сад
                И голые  Аничкова пролёты.
                Он слышал - задыхаются, хрипят
                Закопанные в землю кони Клодта."

                От высоты кружилась голова.
                Сирены выли. Там и здесь пожары.
                В дыму Адмиралтейства сторона,
                Не видны ни Капелла, ни Стожары.

                Поверить трудно - в этом вечном небе
                Безумие творится - сущий ад.
                И рвётся в город мерзкое отребье,
                Чтоб провести безумный свой парад.
;
                «Ах, Дмитрий Дмитрич! На дворе война!
                Простите милостиво, но кому, дружище,
                Сегодня наша музыка нужна?
                Солируют фугасы, пули свищут!

                Склады Бадаевские пламенем горят...
                Прёт супостат, не до гармоний вечных.
                Когда на фронте пушки говорят,
                Смолкают музы. С музыкой, конечно.»

                И вдруг из взрывов, из сирен и воя,
                Как из-под камня слабый родничок,
                Родился звук мелодии покоя,
                Симфонии возникший маячок.
               
                Придя домой скрипичный ключ привычно
                Вписал ночной пожарник в нотный стан
                И звуки друг за другом, как обычно,
                На нотный лист пошли как на таран.

                Симфония рождалась в Ленинграде.
                Царили в нём мороз, голодный мор,
                В кольце врагов, в разрухе и блокаде...
                Был город мёртв! К чему здесь разговор.

                Но подошёл желанный день премьеры...
                Прожекторами отогрели зал.
                Стряхнули пыль тяжелые портьеры,
                Портал вновь позолотой заблистал.

                Зал замер с первым дирижёра взмахом...
                Гром пушек возвестил на фронте шквал,
                А в зале и стране остатки страха
                Оваций шквал  патетикой прогнал.

                Напевная, мажорная прелюдия
                Влетела в зал, покрытый позолотой,
                Над городом страданья и безлюдия,
                Звуча надежды и отмщенья нотой.

                Наполненная русским колоритом,
                Спокойною и мирной колыбельною,
                Снарядом, гибельным метеоритом,
                Влетела вдруг в замерзшую котельню.

                А вот и барабаны на подмогу,
                Ещё не леденящей в сумасшествии,
                Но нагнетающей всё более тревогу,
                Как символ грандиозного нашествия.

                И вот уже чудовищ децибелы
                Скрежещут и сметают всё вокруг!
                И плач фагота через все пределы
                В мажор перетекает как-то вдруг.
               
                Его гобой переливает в скерцо,
                Страх переходит в светлую печаль,
                И чаще начинает биться сердце,
                Вживляя дни в блокадный календарь.

                А вот и реквием - скрипичное адажио,
                Где тембр флейты песнею звучит,
                И люди, «похороненные заживо»
                С надеждой взгляд возносят на зенит.

                Где гром артиллерийской канонады
                Вселяет относительный покой
                И служит им заслуженной наградой,
                Страданьями завещаной мечтой.

                Реприза вдруг речитативом скрипок
                Свой начинает финишный хорал,
                А слушатели теплотой улыбок
                Завороженно освящают зал.

                Тамтамы чуть рокочут приглушенно
                При шелестящем тремоло литавр,
                Звучат как будто жертвам поимённо
                Высаживают на могилах лавр.

                И наконец в финале - сарабанда,
                Апофеоз на трубах и тромбонах...
                Величие и слава музыканта,
                Как память о погибших миллионах!

                *   *   *

                Пять месяцев упорного труда
                Со стуком сердца вместе с поколением.
                А результат - признанье навсегда,
                И мужеству и воле поклонение!