иерархия обманчивых акустических впечатлений

...Голубь, как будто, пытался склевать воробья.
Тот был, похоже, привычен к подобному пАморку и от ворон.
Ловкий отскок – «...ни малейшего признака страха, тем паче – уныния.
Сим воробьи не грешат: благодатью объят,
мир их им мир и во время войны, даже в близости от похорон
не утихает их щебет. И, значит, закаркаю ли на латыни я,

или на некоем птичьем ассизском зайдётся ли их проповедник –
слишком вникать в бормотание даже врага,
не говоря уж о доброжелателе, некогда им
и не резон даже в миг, что окажется их щебетанью последним
(коли нагрянет сугубо уже воробьиная (и несомненно) Карга) –
в них навык жить без остатка лишь данным моментом непоколебим».

Но орнитолог, тем паче, профессионал птицелов тут подскажут:
«Да, мы порой удивимся: с чего они так расчирикались!
Но для кого-то из них эта песня и есть лишь агонии вздох...»
Птичьи понятны нам страхи, когда лишь их свиста пропажу
мы замечаем. А то, что тельца птичьи попросту бились и дрыгались
от смертных судорог, всё ещё нам выдавая сплошное до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до,

в голову нам не приходит – в ней царствует более низкий регистр.
Он нам и внятен со всеми своими трагическими и смертельными обертонами.
И, разумеется, темп – чтобы тоже для нас не медлителен, но и не быстр
был бы...
              Но «чу!» – не «медвежье» ли ухо и у Птицелова, который – за нами?