Шри Ауробиндо, Савитри, Книга IV, Песня II

Шри Ауробиндо
САВИТРИ

Книга Четвертая
КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА

Песня II
РОСТ ПЛАМЕНИ

Страна высоких гор, широких солнцем выжженных равнин,
Гигантских рек, текущих медленно к простору океана,
Земля творенья и духовной тишины,
Безмолвия, в свои глубины тянущего жизнь с её делами,
И трансцендентного подъёма мысли и прыжков, летящих в небеса,
Мир размышляющей фантазии и транса,
Наполненный могучими работами людей и Бога,
Там, где Природа кажется мечтою о Божественном,
Где у изящества, величия и красоты - свой дом,
Стал гаванью для детства воплощенья Пламени.
Поверх неё бросали взгляд тысячелетние влияния,
Глубокие могущества и боги грандиозных прошлых лет
Глядели на неё и видели приход богов грядущего;
Она притягивала их невидимые силы как магнит.
Земли задумчивая мудрость говорила с тихою её душой;
Поднявшись над последними вершинами ума, чтоб вместе быть с богами,
И сделав из сверкающих идей земли трамплин,
Чтобы нырнуть в космический простор,
В ней знание провидца и мыслителя
Смотрело на незримое и размышляло о немыслимом,
Открыв огромные ворота неизвестного,
И раздвигало горизонты человека в бесконечность.
Поступки смертной получали в ней размах безбрежности,
Искусство, красота, потоком шли из человеческих глубин;
Душа с природой состязались в благородстве.
Системы этики настраивали человеческое подражать небесному;
Гармония тонов разнообразия культуры
Стремилась сделать тоньше чувство и расширить кругозор,
Воспринимать неслышимое и улавливать незримое,
И душу научить парить за рамками известного,
Жизнь вдохновляя превзойти свои границы и разрушить их,
Стремясь к невидимым мирам Бессмертных.
Забыв земную безопасность, дерзкие крыла Ума
Несли её над проторёнными полями мысли,
Пересекая с ней мистические океаны Запредельного,
Чтоб на орлиной высоте жить ближе к Солнцу.
Там Мудрость восседает на своём небесном вечном троне.
Вся жизнь её, все повороты подводили к символическим дверям,
И пропускали к тайным Силам, для неё родным;
Адепт высокой истины и посвящённая в блаженство,
Мистический служка, она училась у Природы,
Осознавая чудо сотворённого,
И клала на алтарь Чудесного
Свои секреты, что рождались из глубоких размышлений сердца;
Её часы, моменты жизни были ритуалом в вечном храме;
Её поступки становились жестом жертвоприношения.
И слово, наполняясь ритмом высших сфер,
Использовалось как священный способ
Освобожденья заключённого в темницу духа,
Открыв ему возможность говорить с богами как с друзьями.
Бывало слово помогало высекать иные выразительные формы
Того, что трудится в глубинах, в сердце жизни,
Какой-то древней, незапамятной Души в вещах и в людях,
Искателя неведомого, нерождённого,
Несущей свет Невыразимого,
Чтоб разорвать вуаль последних тайн.
Глубокие теории и философии земле указывали на небесные миры,
На основании, широком, как вселенское Пространство,
Они стремились ум земли поднять к сверхчеловеческим высотам.
Прекрасные черты, что радуют поверхностное зрение,
Но укрывают от земных очей живущий в глубине
Скульптуры и рисунка сконцентрированный смысл,
На неподвижной грани внутреннего виденья
Являли образы незримого,
И в форме раскрывали суть, значенье всей Природы,
Стремились уловить Божественное в теле.
Архитектура Бесконечного
Здесь открывала формы внутреннего размышления,
Пленённые в размахах воспаряющего камня:
Несла вниз музыка стремления небес, и песня
Завладевала слившимся с ней сердцем, погружаясь в глубину восторга,
Соединяя человека с зовом космоса;
Движенья танца, объясняющие мир,
Переплавляли настроение, идею в позу и ритмический рисунок;
Сиюминутные ремёсла в тонких линиях
Увековечивали память быстрого мгновения,
Показывали и в резном изгибе, и в рисунке чаши
Лежащий в основании узор незримого:
Поэмы, что кидались в широту, как целые подвижные миры,
Размеры, что вздымались рёвом океана,
Переводились грандиозностью, лежащей в сердце у Природы,
Но в этот миг бросающей в великолепье слов
Возвышенность и красоту её фигур,
И страсть её мгновений, настроений,
Которые возносят человеческое слово до божественного.
Глаз человека заглянул во внутренние сферы,
Его испытующий взгляд открыл законы чисел
И упорядочил движенья звёзд,
Нанёс на карту видимое оформленье мира,
Исследовал развитие своих идей и мыслей, и создал
Теоретические диаграммы жизни и ума.
Она всё это принимала как питание своей природы,
Которое, увы, не заполняло полностью просторы внутреннего "Я":
У человека поиск ограничен получаемыми выгодами,
А для неё они казались лишь большими, но начальными шагами,
Опасными для юного исследующего мир духа,
Что не способен был пока смотреть своим врождённым светом;
Он пробными ударами простукивал вселенную,
Тянулся обнаружить истину волшебною лозой ума;
Был рост в бесчисленные направления,
Но не обширность виденья души,
И не прямое и широкое касанье, без посредников,
И не искусство, мудрость понимания Богов.
Неограниченное знание, что больше мысли человека,
И счастье, чересчур высокое для сердца и для чувств,
Что в этом мире заперты, стремление освободиться
Она нашла в себе; и словно ожидая формы,
Дух в ней просил о целях, для которых стоило расти,
Натур, достаточно могучих, чтобы вынести и не отпрянуть
Великолепье царского достоинства, ей данное с рождения,
Её величие, и сладость, и блаженство,
Могучее уменье обладать, широкую способность, силу полюбить:
Земля в ней заложила первый камень для завоевания небес,
Душа заглядывала за небесные ограничения,
Она встречалась с высшим светом из Непознаваемого
И грезила о сфере трансцендентных действий.
И зная об универсальном Высшем "Я" во всём,
Она вся повернулась к людям и живым сердцам,
Что были отраженьем, дополненьем, противоположностью её души,
Тем близким, но замкнувшимся её фрагментам,
Что отделились стенами ума и тела,
Хоть и остались связанными с духом в ней божественными узами.
Преодолев незримую преграду и замаскированную оборону,
И одиночество, что отделяет душу от души,
Она хотела сделать всё одним огромнейшим объятием,
Чтоб можно было поселить в нём всё живое,
Поднявшееся до роскошных пиков видящего света
Из неосознающей глубины ущелья разделённости,
И сделать их единым целым с Богом, с миром, с ней.
Немногие откликнулись на этот зов:
Из них лишь единицы ощутили скрытую её божественность
И попытались сочетать с ней бога у себя внутри,
И с этим внутренним родством направиться к её высотам.
Взбираясь к проливающим свет тайнам,
Осознавая некое великолепье, скрытое над ними,
Они прыжком хотели отыскать её в моменты озарений,
Успев мельком увидеть свет в небесной широте,
Но не способны были сохранить ни это виденье, ни силу,
И падали назад к обычным, скучным настроеньям жизни.
Они с собою ощущали рядом
Растущий вширь, дерзнувший на небесные эксперименты ум,
Исследуя нетерпеливыми касаньями границы неизвестного,
Но оставались пленниками человеческой структуры
И не могли угнаться за её неутомимой поступью;
Их слишком маленькая, жаждущая для ступающей широким шагом воли,
И слишком узкая, чтобы видеть взглядом нерождённой Бесконечности,
Природа быстро уставала в них от чересчур великого.
И даже близкие её товарищи, что разделяли с нею мысли,
Кто ближе всех смог подойти к её лучу,
Любили силу, свет, что чувствовали в ней,
Но не могли объять размах её души.
Как друг, но чересчур великая, чтобы всю её понять,
Она шла перед ними, устремляясь в более великий свет,
Их предводитель, королева их сердец и душ,
Хоть очень близкая для их души, но всё-таки божественная и далёкая.
Так, обожая, восхищаясь ей, они смотрели на её широкий шаг,
Стремящийся с богоподобным натиском, скачком
К высотам, слишком отдалённым для их человеческого уровня,
Или с большим многосторонним медленным трудом
С усильем пробивались к целям, что едва могли понять;
И всё же, вынужденные быть с ней, как спутники у солнца,
Шли с нею, неспособные отречься от её сияющего света,
Желая ухватиться за неё, протягивали руки,
И спотыкаясь, двигались по тропам, что она им проложила.
А иногда своими "я" желая страстно жизни, плоти,
Они к ней льнули для подпитки и поддержки сердца:
Всё остальное в свете зримого они увидеть не могли;
Они терпели внутреннюю мощь её, неясно представляя.
И связанные чувствами, желаньем сердца,
И обожая путанной любовью человека,
Не в силах были уловить могучий дух, каким она была,
И изменить себя от близости, и стать такой же как она.
Кому-то удавалось ощутить её душой и трепетать с ней вместе,
Почувствовать величие - хоть и близкое, но за пределом понимания ума;
Её увидеть - становилось импульсом, призывом восхищаться,
Быть рядом с ней - давало силу для общения с высоким.
Так люди обожают бога, чересчур великого для понимания,
И чересчур высокого, широкого, чтоб облачиться в ограниченную форму;
Так люди чувствуют Присутствие и подчиняются могуществу,
И восхищаются любовью, что захватывает грудь восторгом;
Они идут к божественному жару, убыстряющему пульс,
И за законом, возвышающим их жизни и сердца.
Открылась для дыханья новая, божественная атмосфера,
Открылся человеку более свободный, более счастливый мир:
Он видит новые высокие ступени, восходящие к Божественному "Я" и Свету.
Её божественные элементы призывали к верности душе:
Узнать, почувствовать, увидеть божество.
Для действий их природы воля в ней была могучей силой,
Неисчерпаемая сладость сердца в ней манила их сердца,
Они любили это, превышающее их границы существо;
Они не постигали полного её размаха, но несли её прикосновение,
Ей отвечая как цветок на стебле отвечает солнцу,
Они давали ей себя и не просили больше.
Но ту, что больше их самих, что слишком широка для их земного кругозора,
Их ум не мог понять, не мог увидеть в целом,
Их жизни откликались на неё, на сказанное ею слово:
Они в ней чувствовали божество и отвечали на призыв,
И подчинялись первенству её и делали её работу в мире;
Их жизни, их природа двигались, благодаря её давлению,
Как если б истина их собственных, но более широких "я"
Одела бы аспект божественного,
Чтоб их поднять на высоту за рамками земного.
Они могли почувствовать, как более широкое грядущее встречает их шаги;
Она брала их за руки и выбирала им пути:
Она их двигала к великой неизвестности,
Вела их вера, радость ощутить себя принадлежащим ей;
Они в ней жили, видели весь мир её глазами.
Так кто-то поворачивал за ней, противореча склонностям своей природы;
И разрываясь между изумлением и бунтом,
Притянутые обаянием и подчиняясь воле,
Захваченные ею и её стремленьем обладать,
Нетерпеливые её вассалы, с сердцем, что привязано к желанию,
Держались крепко за оковы, на которых больше всех пеняли,
Ворчали на ярмо и подчиненье, о котором бы рыдали, потеряв,
Роскошное ярмо её любви и красоты:
Другим она нужна была для их слепых желаний жизни,
И требуя у ней всего, как если бы она жила лишь исключительно для них,
Спешили завладеть в ней сладостью, предназначавшейся для всех.
Как света требует земля лишь для отдельных нужд своих,
Они её хотели только для ревнивых собственных объятий,
Просили от неё движений, ограниченных, как их дела,
И жаждали для малости своей похожего ответа.
Бывало, бунтовали, что она гораздо выше их способности понять
Надеялись её теснее привязать верёвочными узами желаний.
А иногда, найдя её желанное касанье слишком сильным, чтоб переносить,
То обвиняли в тирании, ими же любимой,
А то в себе сжимались, закрывались, как от слишком ослепляющего солнца,
Стремясь к великолепию, отказывались от него.
И в гневе, очарованные страстным сладостным её лучом,
Который слабость их земли с трудом могла бы вытерпеть,
Они его хотели, но кричали от желанного касания,
И не могли так близко встретиться с божественным,
И не выдерживали Силу, что у них внутри не помещалась.
Иные, против воли привлечённые её божественным размахом,
Переносили это словно сладкие, но чуждые им чары;
И не способные подняться слишком высоко,
Они хотели вниз её стащить, к своей земле.
А временами, вынужденные жить своею страстной жизнью около неё,
Желали привязать к обычным нуждам человеческих сердец
Её изящество и славу, покорившую их души.

   Однако в этом мире, средь сердец, ответивших её призыву,
Никто не мог стать равным ей и парой для неё.
Она напрасно наклонялась, чтобы уровнять их до своих высот,
Уж слишком чистым был тот воздух для дыханья маленьких их душ.
Поднять их дружеские "я" до широты своих просторов
Хотело сердце в ней, наполнить их своей энергией,
Чтобы в их жизнь могла проникнуть более высокая божественная Сила,
Чтобы дыханье Бога сделало великим время человека.
Хотя она склонялась до их малости,
Их жизни накрывая сильными и страстными руками,
С симпатией внимала их желаниям и нуждам,
Ныряла в мелкую волну их жизней,
Встречала, разделяя, их сердцебиенья радости и горя,
И наклонялась исцелить их гордость и страдание,
Обильно расточая силу, мощь свою, на одиноком пике,
Чтоб подтянуть к себе призыв их устремления,
Хотя она тянула эти души в свой простор,
И окружала тишиной своих глубин,
Вела их как великая, божественная Мать ведёт её саму,
Лишь малая её, земная и поверхностная, часть входила в их заботы,
С их смертным бытиём соединяла свой огонь:
Великое, иное "я" в ней жило одинокое и невостребованное внутри.
Открытое покою и движению немой Природы,
Она могла в ней ощутить спокойное родство;
Её Могущество притягивало менее разумных сыновей земли;
Она к свободному, широкому восторгу духа присоединяла
Великолепные и ярко разукрашенные жизни
Животного и птицы, дерева, цветка.
Те отвечали ей простым и ясным сердцем.
Но что-то разрушающее, мутное живёт внутри людей;
И зная Свет божественного, поворачивает прочь,
Предпочитая тёмное невежество падения.
Средь многих, кто пришёл к ней, ею привлечённый,
Она не встретила себе партнера для высоких дел,
Товарища её души, её второе "я",
Кто был бы создан вместе с ней, как Бог с Природою, единым целым.
Бывало, кто-то становился близок, и его касалось и захватывало пламя, но затем спадало.
Уж слишком были высоки её запросы, чересчур чиста была в ней сила.
Так, освещая землю около себя, как солнце,
Во внутреннем её пространстве оставался круг какой-то отстранённости,
Была дистанция, что отделяла даже тех, кто был ей ближе остальных.
Могучая, особняком, её душа жила как боги.

   И, словно, до сих пор не связанная с человеческой широкой сценой,
В том узком круге юных и стремящихся сердец,
В начальной школе и закрытой сфере бытия,
Став новичком в делах земной обычной жизни,
Она своё небесное строение учила выносить все их касания,
И быть довольной в маленьком саду богов,
Как распускается цветок в нехоженом краю.
Землёю вскормленное пламя, жившее внутри, пока что было неосознающим,
Но что-то в глубине уже менялось и неясно понимало;
Движенье было, страстный зов,
И радужные яркие мечты, надежда на приход счастливых перемен;
Биение каких-то тайных крыльев ожидания,
И возрастающее чувство редкостного, нового,
Прекрасного, незримо проникало через сердце Времени.
Затем её едва заметный шёпот прикоснулся к почве,
Вздохнув, как скрытая необходимость, что заметила душа;
Её увидел глаз большого мира
И удивление подняло голос барда.
Ключ к Свету всё ещё лежит в пещере бытия,
И солнечное слово смысла древней тайны,
Став именем её, бежит, как шелест, по устам людей,
Возвышенное, свежее, похожее на вдохновенную строфу,
Что выбита эпическою лирой ветрами молвы,
Или воспетая как очарованная мысль поэта-Славы.
Но это поклонение, увы, похоже было на священный символ.
Её пришедшая сама собою, восхитительная, недоступная для пониманья,
И красота, и пламенеющая сила виделись издалека
Как молнии, играющие на закате дня,
Как слава, что недостижима и божественна.
Но ни какое сердце равное, не подошло поближе слиться с ней,
И ни одна земная преходящая любовь не штурмовала в ней покой,
Ни у одной геройской страсти не хватило силы ею завладеть;
И не было очей, что требовали б её ответных взглядов.
Могущество внутри неё внушало страх несовершенной плоти;
Дух в нашем теле, защищающий себя,
Угадывал за женским обликом богиню
И отступал назад, чтоб не коснуться той, что превосходит род его,
Что вне земной природы, связанной оковами из узкой жизни чувств.
Сердца людей любить готовы тех, кто сотворён из глины
И не выносят одинокие, возвышенные души,
Несущие им огненные озарения бессмертных планов,
И чересчур широкие для тех, кто не рождён для брака с небесами.
Так каждый, чересчур великий, вынужден существовать уединённо.
И всеми обожаемый, идти в могучем одиночестве;
Напрасен труд его создать себе подобных, близких,
Его единственный товарищ - внутренняя Сила.
Так было поначалу и с Савитри.
Все восхищённо поклонялись, но никто не смел потребовать её.
Её ум восседал на высоте и изливал свои прекрасные лучи,
В ней сердце было храмом переполненным восторгом.
Единственный светильник в доме совершенства,
И яркий, чистый образ в храме без жреца,
Среди таких, живущих рядом, жизней обитал её могучий дух,
Поодаль и внутри себя, пока не пробил час её судьбы.

Конец второй песни

Перевод (второй) Леонида Ованесбекова

2002 дек 29 вс - 2006 авг 18 пт, 2011 янв 29 сб - 2011 март 06 вс,
2015 ноя 22 вс - 2016 июль 16 сб


Рецензии