Черепа

Мне часто снятся порой ночною, когда безумная тьма слепа и накрывают виденья мглою, разнообразные черепа.

Они везде, и они повсюду, из них шарады — внизу, вверху, они ползут — и я проклят буду, если поддамся сейчас греху. Но мне так хочется их коснуться — хотя б немного, хотя б чуть-чуть, густеет воздух, хочу проснуться — ведь знаю то, что когда-нибудь они дотянутся, эти рожи — или поманят меня к себе, и в царство мёртвых отправлюсь тоже, устав противиться злой судьбе.

Вот череп матери, вот — сестрицы. Вот — гувернантки, а вот — отца. Они идут — темнота  в глазницах, они хотят моего конца.

Поверий разных в народе много, одно из них — о восстанье душ, тех, чья насильно была дорога вмиг укорочена. Будто уж, они ползут из другого мира — за теми, кто их послал туда, они не станут отмщенья смирно ждать, нет! Вернутся — пусть чрез года, путь даже через десятилетья… они — настигнут. Они — найдут.

В тот год проклятый стояло лето — душащее-жаркое, как недуг.

Меня с младенчества не любили. Я не был нужен ни одному в своей семье, и хромой кобыле отец был ближе, чем своему родному сыну…

В чём виноват я? Хотел понять — и не понимал. В ту ночь я выбрался из кровати, пробрался в тёмный сырой подвал…

Пожар был сильным — и вся деревня сбежалась в ужасе посмотреть. Сгорело в пламени всё именье, в огне не выпало уцелеть ни одному, только мне. Кошмары, сказал я, жрали меня давно, я вышел — и избежал угара, благодарить теперь суждено мне свой проклятый недуг душевный…

Послали — счастье! —  меня в приют. Дети шарахались. «Он блаженный», — твердили часто, и там и тут.

Те дни прошли, пролетели годы. Но знаю, что они помнят всё. В любые дни, при любой погоде  мне вновь является этот сон… И знаю, что в один миг прекрасный соприкоснуться нам суждено…

И, одержим этой мыслью страстной, я допиваю до дна вино.

***

Мне часто снятся порой ночною, когда безумная тьма слепа и накрывают виденья мглою, разнообразные черепа.