Би-жутерия свободы 201

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 201
 
Мошка, обидевшись, что его рецидив остроумия оставляет зрителей безразличными, отправился на кухню привести себя в ненецкий орднунг и уделить внимание туалету. Он вспомнил, как этим занимаются похотливые кошки. Почему бы и мне не развлечься респектабельной йогой в паховой  области – подумал йоркшир, тем более что в таком виде это зеркальное слово можно читать задом наперёд, отчего смысл процесса не меняется и конфетюр удовольствий с годами не проходит.
Неожиданно Амброзий издал низкий трубный звук вожака стада диких вафликанских слонов. Сообразительный Мошка незамедлительно сделал лужу и забежанского в комнату, мастерски изображая потерявшегося в джунглях слонёнка, чем наконец-то удостоился аплодисментов достаточно охладевшей к нему мисс Пюльпитер, которая была уверена, что «неотложка» – это стоячий воротник. Когда-то растроганный ею со всех сторон и в разных местах, ощетинившийся Мося, как достойный прихвостень, гордящийся своим корнеплодом, вежливо раскланялся и благоговейно прильнул к её благоухающим лавандой варикозным голеням.
– Похоже, я отыскал то, что нам надо, – разрядился шрапнелью слов Амброзий, поглядывая в запотевшее зеркало на сморщившийся чайный носик в синих прожилках, – дельце попахивает Клондайком, и мы его обстряпаем! В пещерах Аппалаческих гор недалеко от самой высокой горы Митчел найдено скопление небьющихся яиц мини-динозавров Т-Rex. При раскопках захоронения, бесчисленных сокровищ с останками Марка Болана – солиста одноимённой легендарной рок группы T-Rex, обнаружено не было. Отсюда напрашивается вывод – нетронутые залежи подобных яиц, несомненно, имеются в пещерной округе. Фрума, немедленно свяжись с сиамскими близнецами, по которым скучают сестрички Каталажка и Кутузка и с которыми ты завязала,  близкое знакомство на собрании «Клуба Интимных Встреч». Нам срочно потребуются кайло-куйло, лопаты-заебаты и другие погребально-разгребальные синонимы утрусского мата. Начинаем операцию под кодовым скальдовым названием «Аскольдова могила».
– Ничего не получится. Я на тебя удивляюсь, как любили говорить у нас в Одессе, когда время в Украине было опасюк, и люди держали непромокаемые мысли при себе. Ты на глазах превращаешься из замечательного иронического писателя-эрота в ничегонестоящего фантаста-утописта. Двоедушные сиамские близнецы и наёмные убийцы Евдоким и Моня Жалюзи определённо сидят в федеральной тюряге, помнишь, их отпустили на поруки только на время собрания «Клуба Интимных Встреч».
– Я вижу, тебя переубедить – то же, что дьякону доказывать, что кардинальные меры к епископам применять бесполезно или запускать пробный бильярдный шар в безвоздушном пространстве. В какой там тюрьме! Пару дней назад я видел их передравшимися между собой из-за бутылки Пльзеньского пива в хорошо известном тебе баре «Подголовник уголовника». Вы, уважаемая мисс Пюльпитер, продолжаете жить отжившими мерками канувших в бытие событий. А известно ли вам, что в наш, просвещённый лазерным лучом двадцать первый век, тюрьмы переполнены рецидивистами-террористами? Сегодня убийц выпускают на поруки, и их тотчас же разбирают в статусе приёмных детей в обеспеченные семьи, как горячие пончики. Да, да, законоподслушные и благопристойные отцы вы водков следуют  за изгоями и отщепенцами. Разве ты не в курсе того, что в нашем штате недавно вышел новый закон «Всех, как одного, на поруки!», по которому если ты, полноправный член бесхозяйственного общества, не помогаешь закоренелому преступнику, то лишаешься медицинской страховки на всю семью? Скажем так, вламываясь в человеческие жизни, успешно претворяются социальные программы по продуманному омудачиванию трудолюбивого населения страны на полную катушку. Но следует выполнять, строго соблюдаемое властями условие, для пользования соответственными привилегиями необходима крепкая семья!
– Как хорошо, что я одинокая, – всхлипнула Фрумочка, пытаясь на всякий случай упасть в образовавшийся обморок.
– Одиночеству не помешало бы похудеть, если оно полное. Не перехвали товар, возьми себя в руки и собирайся к поезду, – безжалостно прервал её эмоциональный всплеск Садюга,  вспомнив Фрумочкин слегка косящий взгляд на нестабильное политическое рукоположение главы католической церкви в Гватемале.
Перекрёстный огонь её косящих наповал глаз защитного цвета (непонятно от кого) покорял и сжигал  одновременно. Его воздействие на него не проходило бесследно. Он ощутил, что это явится толчковым фактором к написанию нового триллера, над названием которого придётся ещё как следует поработать. По его нехитрой задумке действие детективного романа развивается на огнестрельном языке личного оружия в атмосфере международного конфликта из-за расщепления ничего не подозревающего иранского атома на фоне непримиримой кошерности  Ближнего Водостока.
И как тут не писать, усмехался про себя Амброзий, глядя на округлости мадам Пюльпитер и восстанавливая в памяти послевкусие первого внебрачного полудня. Ах, эта ненавязчивая двумя стежками развязность оголённого, как электрический провод, пупка! Разве не она бьет меня постоянным током канцелярской принадлежности к элите? И зачем избавляться от посторонних запахов мяты, проникающих в ноздри и освежающих ссохшиеся мозги? И как выбраться из путаницы нетщательно выбритых каштановых волос на тяжёлых грудях вразнос, не задев Фруминой вислоухой задницы?
Он не находил вразумительного ответа на вопросы, возникавшие и угасавшие в синапсах нейронов головного вагона, стоящего на запасном пути его лихорадящего мозга. Главное не обмишуриться, полагал он – умных нищих обогащают бухгалтерские книги. Ему захотелось стать машинистом тепловоза, везущим море заботы и тепла, но что поделаешь, когда дизельное топливо дорожает?
Амброзий был начисто покорён фактурой затворницы Фру-Фру, как заснеженный пик Эвереста бесстрашными альпинистами. Правда, не хватало кислорода для полноценного спуска, и пальцы его пятнистых оленьих ног холодели, а холодец (он же студень) Амик не любил. Садюга спустился к Фруминому подножью, не взглянув в окно, идёт ли снег как следует. Он отпихнул Моську, и срывающимся с места в карьер голосом спросил:
– Ты не против, лапа, если я посвящу поэму гомосексуалистам бара «Белокурые петухи»? Или нет, лучше моему давнему увлечению – радиобалансёру Сельве Попрану – хвату на подхвате щекотливых тем времён «Оттепели», замечательному диктатору и бармену «Бар сук» и его очаровательной жене – психологической кельнерше с набором бесценных консультаций на подносе от 6 до 8 часов пик. В своих засиженных радиомухами и трещавшими цикадами передачах они часто представляли любовь в виде судебного процесса над слушателями. Я нареку не озвученную в раскупоренном эфире оду «Стреляный Воробьёв», а не «Попран акбар».

Числится за мной грешок –
Радиоподручен
С Сельвой в геи бы пошёл,
Пусть всему научит.

Но сомнения – Бейрут,
Что за мной не встанет.
И тому виною Брут –
Без кинжала б... Аня.

– Эта женщина не выходит у меня из головы, оставляя глаза-бегунки широко распахнутыми. Амброзий, сделай одолжение напиши экспромт о её муже Сельве Попране, который закончил железнодорожный факультет дрезин, рельсов и... спал. Он представляется мне безумно эрудированным. Это он задал слушателям вопрос: «Женат ли ороговевший эпидермис на секс бомбе «Подкидыш»?»
      – Ошибаешься, в толкучке слов вопрос звучал по иному: «Находит ли на лунатиков лунное затмение?» Но я не сумел найти на него подходящего ответа, а кто как не я обладает редким даром несколькими броскими мазками нанести оскорбление любому портрету за исключением авто, когда невозмутимые родовые воды войсками шумно отходят на фронт под водительством рафинированного Цукермана.

                Кто мне поможет мысль завить,
                осуществить мечту
                и популярно объяснить
                Catch Сельвин 22 (twenty two).

                Вполне возможно, что я – лох
                В закрученной судьбе.
                И лезет в мозг чертополох,
                И мне не по себе...

– Здорово сказано! Я слышала, что расторопный Сельва Попран  в приказном порядке работает над мемуарами «Пинг-понговые удары в кикбоксинге мартышек», когда те едят руками, говорят загадками и пьют, как сапожники, называющие это чисткой зубов у башмаков, – вернулась к жизни сонная Фру-Фру, – вот догляжу пейзаж на стене и позвоню братцам Жалюзи. Говорят, мать их благодаря похожим пейзажам удвоила свою производительность в три раза.
– И ты веришь этому неосвоенному солончаковому юмору?
– Естественно! Сегодня Сельва посветит слушателей в рыцарскую жизнь тапёра на прикольной яхте, сдерживаемую двумя альбатросами. Тапёр подрабатывал в музыкальной школе, где три часа до полудня предавал детям музыку. Кстати, неуёмный Лебедев Too much опять накатал балладу о юриспруденции, основывающейся на правиле «Просите больше, берите что дают».

В заливе слёз на берег попрошаек
я выброшен шипящею волной.
День коротаю, ночью вопрошаю,
что станет в скором времени со мной?

И смутные воспоминанья детства
Перед глазами в пляске мельтешат.
Как мне жилось. Конечно, не по средствам,
Как здесь живу, коль власти разрешат.

Разобъясняю, что вполне свободный
и что хочу я, то и ворочу,
но вынужден идти тропой народной
то к адвокату в офис, то к врачу.

Бюджет страны зависит от погоды
в столице, почерневшей на холмах.
На двух китах качается свобода,
а рядом плещет грязный Потомак.

Из заточенья графом Монте-Кристо
не буду мстить огнём или мечом.
Я из сыночка сделаю юриста,
дочурку вижу в бизнесе врачом.

Любовниц рой под инвалидок косит,
когда им заплетаясь говорю,
пускай посильно по страховке вносит
кто как умеет, но в семью мою.

– Ну хватит об интригах и личной жизни в чужих жизнях. Лучше скажи, как быть с Мошкой на время экспедиционных раскопок?
– Любого можно лишить персональной пенсии, предварительно уничтожив, но это надо ещё заслужить, поэтому пусть Мося поживёт временно у таксы, – как ни в чём не бывало, будто и не было художественного отступления о романе, – ответил писатель, – или даже у Зоси Невозникайте под присмотром Пишущей ручки – представительницы недремлющих взглядов завистников. К ним залетает попугай Зонтик – птица самого высокого мнения о своём художественном крыловодителе. Его клюву принадлежат многоклеточные лубки из серии «Византия и визонтики». Этот не даст себя в обиду, когда существуют более выгодные предложения.
– Хоть и не ты, Амброзий, написал «Гаргантюа и Пантагрюэль», но, похоже, из тебя получился бы отменный Раблеторговец.
– И то правда, Фрумочка. Когда ко мне приходит вдохновение, оно сидится напротив, не задумываясь, что меня зовут Садюга.
Фрума не долго давила чири-дующиеся прыщи желаний, приходя в себя. Преисполненная чувства выполненного подолгу, она поплелась в ванную подкрасить размазавшиеся губы и выщипать бровки для продления их коричневым карандашом.
– А ноги брить?! – профессионально в исступлении выкрикнула Фрумочка из ванны, с энтузиазмом приканчивая личный туалет. 
– С йогами поступай как хочешь, – пробурчал он, не расслышав, увлечённый поиском поношенной тужурки и рыбацких сапог, доходящих аж до паха, при этом он неотвязно концентрировал мысли на недосягаемых яйцах Фаберже.
Их будет много, предполагал Амброзий, придётся слетать  на Галапагосы за черепашьими. Дураки повывелись, остались одни идиоты. Поразительно, люди теряют разум  в совершенно неподходящих местах. Раскапывая захоронения минидинозавров, он  выдаст себя за могильщика капитализма, станет «рыбой» на столе доминошников или египетской могилой для братского захоронения палестинских беженцев при жизни. Он прикинется несведущим в вопросе о раскосой жареной глазунье для конкурентов в Гонконге. Только бы Мошка не раскололся. А может усыпить бдительность болтливого Моисея? Не водить же четвероногому публику за нос 40 лет по пустыне! Приедем из экспедиции – откачаем.   
– Фрумочка, золотце, ты уверена, что твой истощённый непосильным мышлением организм готов к офшорной авантюре?
– Готова, готова. Это у добытчика должна быть профессия в руках. Кстати, вор необходимая профессия – она приносит облегчение карманам. Что касается женщины её ноги никогда не останутся в долгу у заботливых рук. Как поживает фантазёр Мошка?
– Не волнуйся, я выпущу барбоску перед выходом в свет моего романа. Зная, что ты обожаешь Париж с его Квази-модой, я всё же надеюсь мы обойдёмся без Нотр-дамских капризов и химер, так как собак принято любить больше людей. Не теряй драгоценных минут, моё золотце, договорись об инвентаре с близнецами.
– Уже дозвонилась. Один из них обещал подвезти инструменты, если им удастся мирно разойтись, нет – увидимся с обоими. Жду тебя на улице, – донёсся от порога Фрумочкин избирательный голос, принадлежавший урнам и затерявшийся в городском шуме.
– Мошка, красавец ты мой несравненный, иди ко мне, – протрубил в Садюге воображаемый вожак стада, предварительно убедившись, что Фрума со своим куцым подходом к действительности скрылась за дверью.
Мошка с хвостиком наперевес наподобие хобота слоником просеменил по комнате и доверчиво уткнулся носом в предательские руки Амброзия, подготовившие эфирную маску. Глубоко вздохнув, он свалился на подстилку. «Гуманист» Садюга  инстиллировал капельницу, отработанным движением введя иглу в вену распластавшегося йоркшира. Закрепив иглу лейкопластырем вокруг трогательной шерстяной лапки, Садюга впустил смесь питательного раствора с лошадиной дозой барбитуратов для Барби, провожая ток жидкости застывшим взглядом.
На неделю хватит, обнадёжил себя коварный предатель и, плотно притянув за собой дверь, как ни в чём не бывало вышел на ничем не примечательную улицу, напевая эпитафию к своему памятнику: «Погиб на поле бесплощадной брани...».
Всё что Амброзий совершил с беззащитным йоркширом может показаться со стороны мерзким и неблагородным. Но для тех, кто был близко знаком с творчеством Садюги и читал его детектив о террористах поступок выглядел последовательным и логичным. Он соответствовал интрижке с молодой женщиной, выведенной в романе персидской княжной. В заглавной роли автор (неизменный Джеймс Бонд) нарисовал автопортрет, сильно смахивающий своим поведением разудалого Стеньку Разина в лодке с княжной.
Ожидая Амброзия, Фрума почувствовала себя горой, идущей на уступки альпинисту Садюге. Заранее поймав такси она закокетничала с шофёром, который, как интересующийся, был полигоном её сексапильных амбиций. Влезавшего в салон поэта-эрота приветствовала инкрустированная золотая улыбка водителя Виктора Примулы, прекрасно осведомлённого, что Губнушка – любительница верховой езды на муже, которую он ценил в соответствии с протоколом о браке, бегает к Садюге не то консультироваться, не то исповедоваться.
Мило-любознательный Витёк был приятно удивлён, познакомившись с вертлявой любовницей Амброзия Фру-Фру (она так и не призналась, что, когда у неё загорались налитые персиковым соком щёки, к ней радостно приезжала пожарная команда, и оставались довольна ею). Это вселило в таксиста уверенность в том, что «суками земля полнится», и как ускользающий миг – её можно упустить безвозвратно.
– Куда путь держим? – небрежно бросил Витёк, знающий цену не только себе, но и сменённым вчера в гараже колёсам  французской фирмы «Мишелин». Он всегда покупал подержанную резину по элементарной причине, о которой ни один нормальный человек, который потел, но не лечился от деспотизма, в жизни бы не догадался, – почему-то Примула вспомнил песенку Битлов «Мишель» и девиз скандальных пассажиров: «Дерзи карман шире!».
– На «Вашим-в-тонский walkзал», – выдал указание Садюга и ни с того ни сего добавил, – а книги вы, уважаемый, читаете?
– А как же! – вздрогнул от заковыристого вопроса таксист. – Вот намедни с брутальными братанами перелистывал 58-ю статью Уголовного Кодекса. Мы её по частям разобрали и обсудили.
Беспокойство одиозной парочки перекинулось на Витька, обычно спокойного по характеру, хотя по данным досье: в забегах на месте он неоднократно отрывался от коллектива, пытаясь занять первые места в кинотеатрах.
Выбросы неуёмной энергии случились с ним после формирования памятного опороса общественного самомнения «На хуторе близ Диканьки», который он изредка курировал.
Неожиданно Витя, не научившийся, а поэтому и не умеющий растягивать сетку времени и протискиваться сквозь неё, извилисто крякнул и нарушил неукоснительное правило, проскочив неповоротливый перекрёсток на красный свет и тем перепугав мраморного дога насмерть, отчего тот посерел и пошёл по шкуре переспелыми яблоками.
Перевозбуждённый Витёк пролетел «ДеКа дентов» (Объединённого Дома Культуры стоматологов-мостодонтов и нефтянников «Всё хорошо, что хорошо качается») и устремился к (walk)залу, славившемуся концертами в пользу наигранных улыбок отъезжающих, цыганским ансамблем «Gypsy Minks с соболиным воротником ценой в 199 таллеров».
Километры накручивались.
Невыплаканные слёзы наворачивались проливным подождём. «Papiloma blanka» эфиром улетучилась с поворотом ручки приёмника. На Витька нахлынули шелушащиеся школьные воспоминания, как на уроках физкультуры он прыгал тупыми ножницами через перекладину, что не преминуло неблагоприятно отразиться на его мужском будущем. С тех пор Витёк Примула шёл, бряцая спусковым механизмом любви, облегчая карманы и совесть, вразрез с постельным режимом семьянина, который ему назначил хирург Дмитро Клаксон, когда Витёк осторожно его спросил:
– Доктор, супруга настойчиво спрашивает во сколько ей обойдётся мой перитонит после операции? Вы ведь знаете, женщины универсальные корабли – ежемесячно протекают, но не тонут. А моя баба так вообще считает, что моча и член без насадки пример того, как одно вытекает из другого. У неё папа облажавшийся налогами антрепренёр без присущего ему пафоса подрабатывает беспробудным ночным сторожем на кладбище «Продолжение пройденного».
– Даже для закоренелых дубов вопрос липовый ясень. Вы живёте с женщиной лишённой мелочных придирок, советую ценить чудодейственное средство общения с нею. Надеюсь, мы с вами все раны заживим, тогда и посмотрим. А жене своей скажите, чтобы прекратила жевать мел, если не беременна, – замысловато прогудел Дмитро Клаксон, как бы выплёвывая скопившиеся комки грязи, и всердцах послал задержанного в политическом развитии на подступах к любви и к себе Витька без рекомендательного рецепта на позицию разнорабочего в швыцерскую автомобильную фирму «Вульва».

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #202)