Среди холмов

Холмы тоскливые застали в перелесках
чувствилище мое в забвенных вдохах детских -
не паханное поле гасит ноздри,
и птицы губят глушь -
теперь, приняв свой чрезвычайный постриг,
я разменял душистой малой родины молитвенную сушь
на негранёный водоём любви и провидений.
В едва проявленные сумерками пляски душ
втесался слог, составленный из ломких измерений,
и челюсть скалящий шаман,
вбирая в грудь ночей густой дурман,
метался прочь невнятных и окровленных видений -
им я был, так я говорил:
коварен знающий, пока лишён он слов,
и чувством скованы плетенья жил,
пока молчит, не жжёт костров,
пока он замер откровением расколот,
пока распотрошён, пока в жаре нагой,
совсем как разорвавшийся от ветра провод,
пока не шелохнул ногой -
прижало к кругу там,
где клумбы - всё равно, что валуны,
и пух, подобно плесени и мху,
собой в обхват забрал асфальт и хлам.
Внемлите мне знахарки, некроманты, ведуны!
Я был меж вас, но ссыпанный в труху
ваш посох бесполезен нам.
‘Страсть созидает мир’ -
звереет голос мой.
и, раздирая нараспашку грудь рукой,
рычу: ‘Да будет пир!’