Испеки мне шарлотку, родная

Испеки мне шарлотку, родная,
Запах дома родного забыл,
Вкус казённого хлеба вкушая,
Я на киче холодной почил.

По усопшей душе зарыдает
Лишь в слезах своих мокрый апрель,
Утомлённое небо качает
За решёткой Коломенский кремль.

Там в Маринкиной башне томилась
Лжецарица в темнице одна,
Ночью тускло лампада светилась
Под иконой святого Петра.

Ручки белые скованы цепью,
Кандалы стёрли ноги её,
Здесь история писана плетью,
Даты выжжены адским огнём.

Заточённая в мрачную крепость-
Жертва кары за волю и власть,
За коварства, грехи и нелепость,
За любовь, вероломство и страсть.

Но напрасно рыдала жалейка
О загубленной бедной душе,
Обернулась сорокой злодейка
И исчезла в небесном луче.

Я пытался за ней устремиться,
Только крылья подрезали мне,
Очень больно на землю свалиться
И взлететь, оказавшись на дне.

Очень горестно раненой птице
В ржавой клетке метаться в плену,
О решётку беспомощно биться
И смотреть сквозь её пелену.

Очень трудно с неволей смириться,
Пить из тьмы поднебесную синь,
Просыпаться, когда тебе снится
В ярких красках свободная жизнь.

Давит грузом своим неизбежность,
Между прошлым и сущим - межа,
Тут под грубость заточена нежность,
Ждёт за дверью конвой не спеша.

Сил Господь даст пройти все недуги,
Пыль сотрёт с этих стен навсегда,
И ни Бога, ни дьявола слуги
Не заманят вернуться сюда.

На свободе ль в неволе страдает
Отлетевшая в вечность душа,
В царство мёртвых она попадает
И у пропасти ждёт не дыша.

К её берегу тихо причалит
В одну сторону чёрный паром,
Через Стикс, реку-смерть переправит
Груз двухсотый паромщик Харон.

Испеки мне шарлотку, родная,
Я давно вкус свободы забыл,
Тянет рана на сердце сквозная,
Мне глаза тот паромщик закрыл.