Мой друг

Мой друг пережил клиническую смерть. Когда-то давно я просила его разрешения поделиться этим опытом с читателями: «Владимир, расскажи мне обо всем подробно и разреши мне когда-нибудь обнародовать твою историю, если хочешь, я изменю все имена».
Мой друг писал: «Хорошо, Элечка. Я выполню твою просьбу. Тем более что меня об этом уже просил мой бывший сослуживец, и я подробно ему всё описал.
Что касается стента, то его мне поставили 2 года назад. Если упрощённо, то это такое металлическое колечко, которое на месте закупорки сердечного сосуда расширяет его, и кровь начинает поступать к сердцу. Операция дорогостоящая и не каждому по карману. Нужно ставить два стента, но я смог поставить только один. И не только из-за дороговизны, они штучные из Италии, пришло мало. У меня рабочая только одна протока. Четыре года - это тот период, когда стенд зарастает холестериновыми бляшками, куда без них родных.
Черная труба или тоннель?
Черная труба.
Я задыхался. Меня неуклонно тянуло к этой черной трубе. Мне почему - то казалось, нет, я просто был уверен, что войдя в трубу, я сразу почувствую облегчение. Мою грудь, казалось, распирало клокочущим, как в стиральной машине, пенным раствором.
Я торопился поскорее избавиться от жгучей боли, тисками сковывающей, скручивающей в тугую спираль и растягивающей на всю ширину грудной клетки мое больное сердце.
Я всеми фибрами своей души и измученного тела неудержимо стремился попасть в зияющее и закругленное по краям черное, как сажа, отверстие этой трубы. В этот момент я не мог думать ни о чем другом. Все мои мысли и внимание были прикованы только к одной цели - поскорее попасть во вход трубы.
В самом начале движения мой взгляд охватил еле угадывающиеся оконечные очертания тянущейся по горизонту под некоторым ко мне углом, как-то наискосок, этой трубы.
Круглая с овальными, как у старинных мушкетов, краями труба сверху, по всей своей длине была как бы обтянута слоем спрессованного дневного света, издали казавшегося ослепительно белым.
Только приблизившись вплотную к трубе, можно было заметить темные, как точки, вкрапления в ее белизну.
Скорее всего, это было похоже на излучение длинной матовой лампы при дневном свете, а издали ее вход с черным кругом в центре, обрамленным белым овалом, напоминал стрелковую мишень.
Заполняющее всю мою грудь кипящее пенное удушье непрерывно толкало меня ускорить движение.
И я стремительно, как мне казалось, начал сближаться, вернее, наплывать на вход трубы, который по высоте был чуть выше моего роста.
Когда до входа оставался шаг, и я протянул руку, которую не видел, чтобы взяться за край облупившейся и затертой до блеска края черной трубы, как внезапно неведомая сила резко и неудержимо потащила меня назад.
Интуитивно выбросив правую руку вперед, пытаясь в последний момент схватиться за край трубы, я ощутил лишь пустоту.
Это было похоже на то, как если бы два человека, широко размахнувшись, пытались поздороваться за руки, но промахивались. Вместо ожидаемого эффектного громкого хлопка их руки, с силой рассекая воздух, проскакивали мимо.
Мне было невыразимо досадно, что попытка проникнуть внутрь черной трубы не удавалась.
Когда, оттащив меня на некоторое расстояние назад, движение неведомой силы прекратилось, я снова с удвоенной энергией заторопился к входу в трубу.
Приблизившись почти вплотную к нему, я пытался ступить ногой в темное отверстие, но та же неведомая сила снова потащила меня назад. И снова я пытался вцепиться за край трубы, и снова моя рука хватала пустоту.
Так повторялось несколько раз подряд.
На пятой попытке начавшееся было движение вдруг резко прекратилось, и я, как ныряльщик, у которого полностью иссяк кислород в легких, быстро устремился вверх.
Шумно «вынырнув» из клокочущей взбитой пены, я, вскинув вверх голову и жадно хватая ртом кислород, недоуменно вытаращил глаза. В них еще свежо стояла картинка черной трубы.
Вместе с тем в эту картинку примешались новые детали.
Медленно приходило осознание того, что я лежу на операционном столе и вокруг меня, на уровне моей приподнятой в недоумении головы, торчали еще три головы.
«Зачем они здесь?» - с раздражением подумал я. Мне еще по-прежнему хотелось в трубу. Было досадно от того, что не смог туда попасть.
«Он напуган!» - промолвила с тревогой в голосе одна голова.
«Как Вы себя чувствуете?» - с сочувствием спросила вторая голова.
«Отлично!» - ответил я.
И это было правдой. После перенесенных, в прямом смысле, сердечных мук я задышал ровно и глубоко. Это было неизъяснимое блаженство!
Но третья голова почему-то усомнилась в моем правдивом ответе и сочувственно погладила меня по голове: «Не думаю, что после нескольких разрядов дефибриллятором можно чувствовать себя отлично. Но все уже позади. Мы вас вернули с того света! Владимир Владимирович, Вы молодец!» - отозвалась молодая женщина - хирург, худенькая с тонкими и гибкими руками, которыми она так искусно колдовала над моим сердцем на операционном столе.
«Поздравляю! Операция прошла успешно, хотя и с некоторыми осложнениями. У Вас полностью открыт проток. Теперь многие ограничения, в том числе и на операции, сняты», - сказала доктор.
«Благодарю Вас, Евгения Владимировна! У Вас воистину золотые ручки. Вы - действительно молодец!» - ответил я.
И только сейчас я вспомнил все подробности операции коронарного стентирования, на которую вчера дал свое письменное согласие. Считая операцию совершенно несложной, я шел на нее с полной уверенностью в ее благополучном исходе. А зря!
Примерно через час после начала операции я заметил, вернее, почувствовал на своем покрытом простыней теле, как дрожат пальцы хирурга, когда она клала руку для кратковременной передышки на мое бедро.
Затем дрожь переросла в откровенную вибрацию двух рук - так сильно было напряжение духовных и физических сил этой хрупкой на вид молодой женщины - почти девочки.
Я отчетливо вспомнил, как внезапно зажегся дополнительный свет в операционной, включились диктофоны, и встревоженным голосом Евгения Владимировна официально произнесла: «Владимир Владимирович! Операция по стентированию оказалась исключительно сложной и зашла в такую фазу, когда исход ее не ясен. Шансов на ее успех - пятьдесят на пятьдесят и даже меньше. Необходимо Ваше подтверждение понимания возникшей ситуации и дальнейшее продолжение этой чрезвычайно рискованной операции».
Всего несколько секунд потребовалось мне на размышление, и твердым голосом я подтвердил: «Прошу продолжить операцию».
«Благодарю Вас за доверие!» - ответила хирург и операция возобновилась.
Через мгновенье я умер.
У меня остановилось сердце.
Правда, на несколько минут. Но и этого времени мне хватило, чтобы побывать в потустороннем мире и воочию увидеть ту знаменитую трубу, о которой говорят почти все, кто, так или иначе, перенес клиническую смерть.
Некоторые утверждают, что попадали в некий туннель и впереди видели свет.
Я верил в то, что видел.
А видел я в стопроцентной реальности черную трубу, в которую мне так и не удалось забраться. Правда, в тот момент я совершенно не понимал, что это «та самая труба».
Осознание пришло только тогда, когда я ожил, и ко мне возвратилась память, провал которой был стремительный и внезапный, как сама остановка сердца.
Можно смело утверждать, что человек никак не ощущает реальную остановку сердца.
Его «земная» память мгновенно вместе с остановкой сердца умирает, и он переходит в другое измерение, где в его мозгу возникают совершенно другие образы, которые он воспринимает, как стопроцентную реальность.
Клиническая смерть длится секундами, может, минутами, но провал в памяти происходит полный и, когда человек приходит в себя, то сначала совершенно не понимает, где он находится и что с ним происходит. И только затем возвращается полная память и способность проанализировать происходившие с ним события.
Стало совершенно понятно, отчего меня так стремительно отбрасывало от входа в черную трубу, действовал разряд дефибриллятора. Пять раз, вернее четыре раза, было полных «отбрасываний», это сердце заводилось, и на пятом разряде сердце заработало. Мгновенно прекратилось всякое движение к трубе и от трубы.
Но самое странное в этой истории было то, что никак не вязалось с правдивостью увиденного мной в том потустороннем мире.
Все время, когда я пытался попасть в трубу, боковым зрением, слева от себя, видел одну и туже картину - большой стол, похожий на теннисный, повернутый по диагонали торцом по направлению моего движения к трубе.
Ровно посреди этого стола, там, где проходит теннисная сетка, стоял белый транспарант, чуть шире обычной сетки, и немного длиннее ширины стола, на котором черным шрифтом была написана какая-то математическая формула. Формула была длинная, и я запомнил только одну большую букву Q.
Сбоку стола, на переднем плане, полусидел юноша и приветливо улыбался, на заднем плане стола полусидела, и также улыбалась девушка. Их лица были повернуты в мою сторону, и было совершенно понятно, что их дружелюбные улыбки были адресованы именно мне.
Не понятен был транспарант. Обычно на нем пишутся слова приветствия, а здесь вместо них — математическая формула!
Уже придя в полное сознание, я про себя окрестил этот транспарант «формулой жизни и смерти».
И еще одна особенность: сразу после «возвращения» я помнил все, что со мной происходило до мельчайших подробностей.
К примеру, я отчетливо видел, что часть входа в черную трубу, а точнее, правый его бок был основательно затерт до блеска и шелушился. Именно за эту часть трубы я и пытался ухватиться, когда меня в очередной раз отбрасывало на исходную позицию.
Но я совершенно не помнил того, что происходило со мной пару минут назад.
Память возвращалась ко мне медленно и постепенно.
По мере восстановления реальной памяти стиралась «потусторонняя» память.
Если раньше я был готов поклясться всеми святыми, что это была стопроцентная реальность, то уже через месяц я не был столь категоричен.
Википедия примерно так трактует состояние клинической смерти: «… есть такая точка зрения, что во время клинической смерти каждый человек может видеть «загробный мир». Люди, испытавшие клиническую смерть, подробно описывают очень похожие переживания. Общим этих наблюдений является чувство ощущения полета по темному туннелю к наблюдаемому в его конце свету, ощущение спокойствия и удовлетворения...»
Я готов подписаться под каждым словом трактовки Википедии.
Вот так, Элечка, я побывал там».
И жизнь продолжилась.
«Элечка, привет! – писал Владимир. - Спешу жить. Ведь стент у меня не вечный. Рассчитан на 4 года. Вот только закончил с дарственной на второго внука. Подарил ему загородный дом с участком. Ребятам по 18 лет, а уже «упакованные». Как только распорядятся? Первому внуку я подарил дом в городе, не помню, сообщал ли тебе об этом? Теперь у меня своего ничего нет. Уйду к Богу чистым. А ведь, знаешь, я сделал открытие. Когда наступила у меня во время операции клиническая смерть, то, находясь в том измерении возле чёрной трубы, я ни разу не вспомнил о земной жизни. Выходит, что об ушедших помнят, а ушедшие напрочь забывают обо всех земных делах. Возможно, церковники в чём-то правы, называя земную жизнь «суетой сует».
Я размышляла над словами Владимира и пришла к выводу, что мы не отпускаем людей, будь то ушедших на тот свет или просто навсегда из нашей жизни в том случае, если продолжаем ждать от них проявления любви к нам. А ушедшим не нужна никакая любовь или память, она нам здесь живым нужна. Видимо, так получается. Мертвые не цепляются за живых. Это мы, живые, цепляемся за них, продолжая ждать их любви. Когда умерла мама, я еще два года почти каждую неделю ходила на кладбище и осыпала могилу цветами. Разговаривала с ней. Мне ее не хватало. Потом я открыла для себя то осознание, что продолжаю угождать ей, осыпая цветами, в надежде, что она все же увидит, какая я хорошая, и наконец-то полюбит меня. Когда я поняла свои истинные мотивы столь частых походов на кладбище, желание ходить так часто отпало само собой.
Мы с Владимиром писали друг другу:
«Элечка, а что ты думаешь о формуле, которую я там видел? Ведь неспроста она там. Весь мир оцифрован. Мой сослуживец, который попросил меня подробно всё описать, выдвинул такую версию, что эта формула касается конкретно каждого человека. Это типа весы, которые показывают, насколько твои грехи перевешивают добрые дела. Вот эта формула и есть вся твоя земная жизнь. Как-то так. Как думаешь ты?»
«Привет, Владимир! Может быть, и так, как ты пишешь. Душа, по последним моим познаниям, приходит в новое тело для того, чтобы совершенствоваться, чтобы отработать то, что было не доработано в прежних жизнях. Она вновь выбирает те души и те отношения, которые не были проработаны в прошлом. Допустим, в твоей жизни были конфликтными отношения с сыном (допустим, к примеру), и ты за свою жизнь не смог их проработать и выйти на чистую безусловную любовь со своим ребенком. Значит, в следующей жизни, возможно, ты придешь ребенком к отцу-копии твоего конфликтного сына. Вот такой прикол. Я, например, конфликтовала с мамой, вернее, она со мной. При проработке выяснилось, что в прошлых жизнях мы были жуткими соперницами, и в этой жизни она мне мстила. С мужем в прошлых жизнях мы «кипели», но так и не обрели друг друга, оставшись в платонических отношениях, а в этой встретились, чтобы соединиться. С тобой мы тоже были знакомы в прошлых жизнях, просто знакомы. Вот так. Так, может, в этой формуле и оцифровано все, что не доработано в этой жизни, так скажем, список дел и отношений на жизнь следующую. В идеале, человек за свою земную жизнь должен отрегулировать все свои отношения и весь свой внутренний мир так, чтобы выйти на безусловную любовь к себе, к ближним, к дальним, ко всем и ко всему миру...»
Мой друг, мой добрый друг! Ты ушел из моей жизни полтора года назад. Ты очень много сделал для меня! Ты поддерживал меня и верил в меня всегда!!! И это было здорово! Это было так нужно мне!!! Ты мечтал издать книгу моих «творений», но я не верила в то, что они достойны общего внимания. Как видишь, теперь я вывела своих «деток» на всеобщее обозрение.
Когда-то, двадцать пять лет назад, мы с тобой подарили друг другу часы. В своих письмах ты писал, что твои часы еще идут. Мои часы идут. Что теперь с твоими часами?
Я благодарю тебя, мой Владимир! Благодарю за все, что ты давал мне! За понимание, принятие, поддержку, любовь! Я уже не жду твоей любви! Я просто люблю тебя, как любит сердце, переполненное любовью. Возможно, безусловной любовью ко всему сущему…