Так говорил Заратустра

«Книга для всех и ни для кого»

Так говорил Заратустра – проза.
Смысл этого произведения требуют поэтического переосмысления, что дает возможность услышать Заратустру в другом ракурсе!
 
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

Я десять лет один в горах скитался!
Орел с Змеей мне друзьями были,
Где горделиво надо мною плыли,
Лохмотья туч. Там я свободой наслаждался,
С Великим Духом, одиночества моим,
В исканиях смысла бытия, неутомим,
Я придавался размышлению ежедневно,
И наслаждался, этим несомненно.
Как камень, что в потоке точится водой.
И подгоняется невидимой рукой,
Шлифуемся и мы, напором мыслей, дум.
И вот вопрос светилу задаёт мятежный ум:
- О Солнце, дай ответ, постой,
Не торопись, поговори со мной!
Ведь если б не было кому светить,
Ты счастливо смогло бы жить?
Ты светишь мне, орлу, змее,
И всё живое на Земле,
Несёт тебе, великую  хвалу!!!
Ты разрываешь холод, мглу!
Сейчас, я как пчела, в которой много меду.
Моим идеям, начинаньям дать бы ходу.
Добытой мудростью готов делиться я своей,
Миллионы душ избавить от цепей!
Чтобы безумство мудрецы воспели,
Как ты спущусь я к людям, чтоб узрели.
Богатства, что храню для них.
Священной правды, подарю им стих!
Благослови меня, всевидящее Око!
Ты также как и я, в деяньях одиноко,
Что к счастью зависть не питает!
Хочу стать облаком, что влагу проливает,
От жажды избавлю я, стоящих в стороне.
И  эта мысль, зажгла вдруг сердце мне.
Взгляни! Ведь небо чистым хочет быть!
А  Заратустра - человеком,
Опять в горах, над облаками плыть,
И наслаждаться там Земли успехом!

 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
И вот долина, лес вокруг,
На встречу старец вышел вдруг,
Что бросил келью свою,
Коренья ищет он в краю.
- О, Заратустра! Это ль ты?
Как изменил твои черты,
Мятежных гор, крутой бальзам!
Да, изменился я и сам,
Когда свой прах на гору нес!
Теперь в долину ты спустился.
Не уж то к людям устремился,
Им поджигателя принес?
Преобразился, стал ребёнком!
Проснулся ты, но люди спят.
И в мире этом так жестком,
Ты будешь проклят и распят!
-Люблю людей я очень сильно!
На это старец молвил так: 
- И я любил. Но безразличие обидно,
Поэтому ушел, сейчас скитаюсь наг!
Теперь я Бога лишь люблю,
А человек он вечный червь,
И в сущность я его плюю,
Он заслужил того. Поверь!
- Неправ ты старец, людям я несу свой дар!
Ума и сердца пламенный пожар!
- О, Заратустра, ничего им не давай,
Ограбь, и с них последнее снимай.
А хочешь милостыню ты,
Заставь просить их с высоты!
- Нет! Подачек людям не даю!
Для этого не очень беден!
 - Тогда  тебя о том прошу
Всё им отдай и будешь честен!
Отшельникам –дарителям не верит сей народ.
Бесплатный сыр лишь в мышеловке!
А если ночью он придет
Все думают – вот вор крадётся по сноровке.
 Иди со мной в Великий лес!
Там будь медведем, сред медведей!
Иль птицей вольной сред небес
Всегда я за таких соседей.
- Скажи-ка старец, что ты делаешь в лесу?
-Я Бога славлю, песнь ему несу!
Мой Бог он созданный только мной,
И я за ним, за каменной стеной.
Я пеньем, бормотаньем славлю Бога,
И в восхвалении Его моя дорога.
А ты, что людям принесешь ка в дар?
Раздор души, ума пожар?
- Что я могу Вам дать?
Позвольте  мне уйти,
Чтоб вдруг чего ни будь у Вас не взять
Прощай святой, с тобою мне не по пути.
И разошлись мы, и веселились, словно дети,
При этом каждый лишь себя считая правым,
Меня же удивляли старца сети,
Ведь умер Бог, распятый днём кровавым!
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
Предо мной вдруг расступился лес.
Там город был, в него вошел,
Всех горожан на площади нашел,
Что ожидали плясок на канате здесь.
И вот для них, для жаждущих утех,
Я речь о сверхчеловеке излагал,
В котором путь движенья открывал,
Великих перемен, несущих всем успех.
Полярный Мир, себя всё время изменяет,
Отливом даже червь не хочет слыть.
Опасно тупиковым видом быть,
Ведь затхлость всё живое разрушает.
Но если Вы хотите стать отливом
Вернуться в состояние зверей!
Так в обезьяну без труда, скорей,
Вы превращайтесь, ползая лениво!
Что по сравненью с нами обезьяна,
Посмешище, мучительный позор!
Сверхчеловек, над нами уж занес топор!
И впереди нас ждет большая драма!
Маршрут ваш от червя до человека,
Но больше у вас осталось от червя!
Порою в человеке больше обезьяны, честно говоря,
Чем у иной из обезьян, хоть проживи он больше века.
Ведь даже самый мудрый человек
Растенье, призрак в дисбалансе.
Не оставайтесь им при шансе!
Я новое ученье зажгу навек.
Сверхчеловек — вот соль Земли!
И воля к переменам говорит об этом,
Моё учение Вас наполнит светом,
Чтоб новый смысл Вы жизни обрели!
Я заклинаю, в Землю верьте!
Не верьте вы лгунам о жизни в небесах!
По их веленью бродите вы в снах.
О вере в Бога и бессмертье.
Они есть, черницы, что презирают жизнь!
Живые трупы, что полны отравы,
Пренебреженье плоти и Земли — их нравы,
Земля, устала смахивать их слизь.
Хула на Бога, величайшая Хула!
Но умер Он и вместе с ним хулители почили,
Их Землю поносящие сменили
Забыв, что та и их, как и всё живое родила.
Час их, когда душа в нас презирала тело,
Желая видеть тощим, немощным его,
Не почитали тело, Землю, ничего,
Им всё под Солнцем жутко надоело.
Их тощая голодная душа,
С её владельцем мир весь ненавидит!
Костры, в ней инквизици предвидит!
Самолюбиво-грязная не стоит ни гроша!
Воистину, что человек? Поток из грязи.
И чтоб остаться чистым и презренье снять,
Он должен грязь как Море принимать,
Сверхчеловек и Море, очищающие связи.
Что самое высокое, мы можем пережить?
То миг презренья, над жалким словом счастье,
В котором добродетель, разум в одночасье,
Есть грязь и бедность, то, что нужно смыть.
Так в чем же счастье, в чем же разум наш?
Чтоб жизнь была оправдана сейчас!
А разум -лев искал, чтоб пищу каждый час!
Довольствие ж собой – губительный вираж.
В котором человек добро и зло творить устал.
Подбросив счастье- уголь, чтобы пламенно гореть
А ты горишь? Иль предпочтешь жалко тлеть?
Что значит справедливость, счастье ты узнал.

Вы спросите, что значит жалость?
А я отвечу жалость к людям — это Крест.
К нему прибит гвоздями каждый перст,
Распятие развитию мешает, оказалось.
О если б вы, об этом восклицали,
На душу лили б мне бальзам,
Увы ничтожество грехов не позволяет Вам
Чтоб с уст крамольные слова слетали.
Где молния, которая сразила б Вас,
Где-то безумие, чтоб ввергло всех в пучину 
В Сверхчеловека – цель причину.
Чтоб счастлив ты, стал хоть на час.
Услышав это, публика нетерпеливо зароптала,
- Довольно слов, о храбром плясуне!
Пусть на канате мастерство покажет мне.
Меня тут мигом освистала.
Плясун, услышав свист и шум,
Решил его уж на канате ждут.
И начал свой опасный труд,
А я стоял под прессом тяжких дум.
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
С унынье я на толпу глядел,
Которой чужд разумный тон.
Мир зрелищ, хлеба, вот её закон!
Я ей своим учением быстро надоел.
В ней низший разум правит бал.
Там в стае дикой, на охоте.
В молитвах общих. Как в болоте,
Чтоб умный с глупым равным стал.
Чтоб человека между пропастью связать
С сверхчеловеком, брошен был канат.
Сорвёмся вниз, начнётся наш закат.
Так я учил, насколько лучше стать.
Опасен путь, над пропастью идти.
Опасен взор назад, и страх, и остановка,
Но если это цель, тогда держись ты стойко,
Ведь только гибель человека, может нас спасти.
Поэтому наш человек не цель, а мост,
Со смертью и я его люблю за это!
Я не рождён в душе поэтом,
Но опишу той драмы холст.
Я Вас люблю, кто не умеет жить иначе!
Кто не боится смерти, чтобы пропасть покорить.
А если б не борьба, зачем бесцельно жить?
Палитра красок от сражений ярче!
Люблю я тех, кто ненавидит всех!
Кто в жертву отдаётся до конца,
Чтобы Земля проснулась для венца,
Сверхчеловека. Вот его успех.
Люблю живущих для познанья,
Кто почву для разбега создаёт,
Кто гибель человека сознаёт,
Прогрессом служит мирозданья.
Люблю, стыдящихся за добродетель,
Чей дух не терпит похвалы,
Тех, кто стыдится, плода без борьбы,
За слово каждое в ответе.
Люблю карающих я Бога,
Поскольку так в них проявляется любовь,
Кто, зная, что погибнет. Вновь,
К себе и к Богу будет относиться строго.
Люблю я тех душа, которых Море!
Что не даёт, подумать о себе!
Чей дух свободен, кто в борьбе,
Готов погибнуть с роком в споре!
Смотрите! Молний я предвестник!
Потопа, что сметает грязь,
Разрежем пуповины с человеком связь,
Чтоб в новый путь направился наездник.

* ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глухие все! Кричу, я вас кляня!
Смеётесь надо мной, не понимая речи!
Вам надо уши оторвать при встрече,
Чтоб взглядом слушать вы могли меня!
А может мне для вас греметь в литавры?
Иль стать священником, раскаяться в грехах?
Гордиться, заикаясь, а в мозгах,
Знать -  что несу я козопаса лавры!
Боитесь слова, «презираю»!
А я вас к гордости потомственной зову,
Когда «презренным человеком» звать смогу
Последнего, вот я, о чем мечтаю.
А в окна к нам уже сточиться время,
Чтоб человек поставил цель свою!
Росток надежды высшей! Я молю!
Пора уж разума высаживать нам семя!
Сейчас вся почва гумусом богата!
Упустим время, превратится в солончак,
И дерево усохнет, просто так!
И это будет всем за глупость плата.
Настанет час, когда стрела тоски,
Не сможет вырваться из поля человека,
И лука тетива - моральная калека,
Дрожать разучится, забыв тепло руки.
Ведь чтоб родить сверхновую звезду,
В нас хаос должен поселиться,
И взрывом мегатонным вновь родиться,
В сверхчеловека, в новую мечту!
Нас горе ждет, когда упустим шанс!
Презренный человек, звезды уж не создаст!
Загубленное время смоет пласт,
Кто презирать разучится сейчас.
Вот Вам последний человек,
Он ищет, что такое есть любовь, творенье?
В глазах Звезда, а в сердце устремленье,
И не найдя моргает он на свет.
Земля уменьшится до уровня яйца,
И саранчой наш человек по ней поскачет,
Он расплодился как блоха, а значит,
Неистребимый род Ваш до конца.
И скажут люди, счастье мы нашли,
И заморгают миллиарды, этому поверив,
Соседа любым, чтоб сберечь тепла потери,
Селиться в страны тёплые пришли.
Болеть тогда окажется грехом,
И миром будет править осторожность,
А яд употреблять возможность,
Хорошим тоном будет перед сном.
Трудится будет развлеченьем,
Таким, чтоб не утомляло их,
Не будет ни бедных, ни богатых, ни больных,
Поскольку связано всё это с утомленьем!
И в стаде уж не будет пастуха!
Там равенство на горизонте брезжить,
Кто против, тот там будет жить,
С клеймом безумца, и отсутствия ума.
До нас весь мир был сумасшедшим,
Моргая говорят они,
Но, слава богу, канули те дни,
И мы не сожалеем о годах пришедших,
Притворно они смеются без конца,
А сорясь, мирятся мгновенно,
Что для желудка лучше непременно,
Чтоб не сказался он на состояние лица.
А удовольствие в них ночью, днем,
И счастье мы нашли вот идеал их жизни,
Здоровье сохранить до тризны,
Моргают тут они. Здоровыми умрем.
Я замолчал. Толпа вдруг взорвалась,
- Нам дай хоть раз, как ты сказал пожить,
Чтоб жизнью наслаждаясь, человеком быть, 
Судьба последнего из них на нас бы пролилась!
Толпа всё радостней шумела,
Печально с ними я стоял,
Здесь я не понят! Осознал!
Что козопасам тут душа моя пропела!   
Моя идея, как горы непреклонна,
И людям холодно от слов моих,
От слов ужасных слушатель притих!
Меня он вижу ненавидит, безусловно!

* ЧАСТЬ ШЕСТАЯ *
Тем временем, толпу чтобы развлечь,
Плясун канатный выскочил из башни,
Рискуя жизнью, он без фальши,
Опасность делом выбрал, а не речь.
Канат вибрирует, но он идет,
Идет и пляшет, страха нет глазах,
И шест, спасительный в руках,
Гарантию для жизни предает.
Внезапно остроту всему придав,
Второй плясун, вдруг вышел на канат
То сильный был и смелый акробат,
Он уступить потребовал, того догнав,
Когда уж рядом был он с другом,
Но не подавлен тот испугом,
Не уступал тому свой путь,
Объёмом полным дышит грудь.
- Вперёд ленивая скотина!
Ты преграждаешь лучшим путь,
В бараний рог, тебя свернуть,
Нарисовалась в нас причина!
В прыжке летит уж акробат,
Опередить соседа хочет,
Но ум того борьбой клокочет,
Чтоб первым быть, он бьёт набат.
Он, бросив шест, сорвался в низ,
На то видать судьбы каприз,
К ногам моим плясун упал,
Тут жертвой выбора он стал.
Мешком с костями тело пало,
И умирая там шептало.
Когда над ним стал на колени я,
- Что тут творишь? Настиг же черт меня!
Поставил подлый он подножку!
И тянет в Ад не понарошку.
- Мой друг клянусь, ни Ада нет, ни Рая,
Ни Бога и ни Черта. Умирая,
Твоя душа умрет скорее, тела,
Не бойся ничего! Нет Бога, нет придела.
- Так, что ж, теряя жизнь, мы не теряем ничего?
Животного немного более, того,
Которого ударами и голодом заставили плясать.
- Смертельное ты выбрал ремесло, его не стоит презирать!
Ты умираешь от него, хотя мог бы жить,
За это, я хочу руками этими, тебя похоронить!
На это умирающий мне не ответил,
Но знак рукой я благодарности заметил.
* ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ *
Вот вечер наступил, рассеялся народ,
Он на покой ушел и надоел ему событий хоровод.
Я с мёртвым долго без движения сидел,
Ловец я мертвых, мой такой удел.
Воистину, прекрасный тот улов,
Хочу учить людей, я тку канву из слов,
Я человека не поймал, поймал я труп,
Сверхчеловека я несу, но человек так глуп.
Я середина между трупом и безумцем, для толпы,
- Мой мертвый друг, пойдем без суеты,
Туда, где схороню тебя, своими я руками,
Скажу тебе - цветенье славится плодами.


* ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ *
И вот я с трупом на спине пустился в путь,
Где другу моему на веки суждено уснуть.
Но не успел пройти я ста шагов,
Как в темноте из-за домов,
Меня окликнул скоморох,
Ты Заратустра злой, и человек ты плох!
Из города сейчас же уходи,
Не то расправа впереди,
Тебе готовиться и ждет,
 И ненависть к тебе уж жжет,
Там добрых, праведных людей,
Ты мыслью страшною своей,
Сейчас опасен для толпы,
Ты рушишь общества столбы.
Тебе тем повезло, что был смешон,
Был занят трупом – отрешен,
Унизившись занятием с этой дохлою собакой,
Себя ты спас, а был бы уничтожен дракой.
Ты уходи, не смей к нам возвращаться,
Ты ненавистен, праведникам чтоб с тобой общаться.
Но ясли вновь вернешься ты,
И нам закроишь все мечты,
Я перепрыгну через тебя,
Живой через мертвого – шутя!
Исчез он также не заметно.
Но он пугал меня то тщетно.
Могильщиков у городских ворот я, встретив,
Хотел пройти уж мимо, те заметив,
Лицо мне осветили, издевались,
Хватали за одежду и смеялись.
- Смотрите Заратустра стал могильщик,
Собаку дохлую от хоронить несет,
У черта, что украл. Но тот придет,
Все возвратит и сковырнет тот прыщик.
А может дохлую собаку съесть ты хочешь?
Чтоб черт вас не сожрал пред ним хлопочешь.
От них ушел и два часа в лесу блуждал,
То падал я в болота, то холмы я брал.


Вдали увидел я одинокий дом,
Он был единственный кругом.
Вдруг голод напал как тот разбойник,
Он в плен вдруг взял я стал невольник.
Будь ты в лесу иль на краю Земли,
Он днем, и ночью требует прими,
А если нет, то он тебе напомнит.
Чтобы тебе энергию восполнить.
Усталый и голодный постучался в дом,
Открыл старик и посветил все фонарем.
- Кто и зачем мне нарушает скверный сон?
- Голодный я, а древней мудрости закон,
Гласит: голодного ты кормишь – насыщаешь душу.
Попью, поем, покой твой не нарушу.
Старик ушел, принес и хлеба, и вино.
- Здесь край плохой для голодающих, давно!
 Отшельником в краю я том живу.
Я зверю и человеку помогаю чем могу.
- Ты пригласи товарища поесть.
- Мертв мой товарищ, и не может он подсесть.
- Это меня не касается, сказал старик,
Я Вам открыл, душой проник,
Вкушайте хлеб и будьте вы здоровы,
Закончим мы пустые разговоры.
Я снова два часа в лесу блуждал,
Дорогу потерял. Устал.
И мертвого в дупле похоронил,
Его тем от зверей я сохранил.
И тут же я уснул уставший телом,
Но с непреклонной душой, зажженной делом.

* ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ *
Я как младенец, долго спал.
Лучом лицо, уж полдень мне лизал,
Проснувшись, тишину нашел,
В природе и в себе, что добрым знаком счел.
И как моряк, что сушу заприметил,
Когда надежд уж нет, а ты её заметил,
Возликовал и я так, истину найдя,
Что мне открылась нужная стезя.
 И так мне сердце говорило:
- Свет снизошел, тебя им озарило,
Что спутники в делах нужны живые,
Не трупы, а соратники лихие!
И час, когда пробьёт, те ринутся за мною,
Набат пробьёт, пойдут стеною.
Я спутникам, а не народу буду говорить,
Для стада пастухом, овчаркой мне не быть.
Сманить из стада лучших я пришел.
За то ненависть народа приобрел,
В разбойники прописан пастухами,
Таких как я сжигали те веками,
Личиной прикрываясь доброты,
И праведности, уж меня секут кнуты,
Ох уж эти правоверных пастухи,
Фанатики, что к силе разума глухи!
На этих добрых, праведных смотрите.
И честно, без эмоций рассудите,
Кого те ненавидят больше всех? 
Уничтожителя их ценностей, чей грех,
Есть разрушение сути, их скрижалей,
Преступника, создателя прекрасных далей,
Ваятелей и спутников ищу, не трупов,
Не стада, верующих на основе слухов.
Создателей я ценностей ищу скрижалей,
Начнет кто жатву, новое венчает,
Зерно созрело ждет уборки,
Серпов, которыми гордились бы потомки.
Но их недостает, их очень мало,
С корнями колос вырываю я устало,
И негодуя спутников ищу,
Ко мне, умеет кто точить серпы! Кричу.
Вы разрушители, Вы ненавистны добрым, злым,
Вы соберете жатву, нужную живым.
И будим вместе праздновать и в барабаны бить,
И жатву собирать, в надежде жить.
Со мною созидать с людей стадами,
И с трупами порой и с пастухами.
Мой первый спутник, мертвый мой герой,
Ты оставайся с благом. Не потревожат твой покой.
Я расстаюсь с тобою время уж пришло,
И новой истины начало уж взошло.
Ни пастухом, и ни могильщиком я должен быть,
Не буду больше я к народу говорить.
Последний раз я с мёртвым говорил,
Ему я мысли и внимание дарил.
Примером радуги желаю показать,
Сверхчеловека ступени, чтоб знать,
Присоединится в радуге к жнецу
И торжествующему созидателю творцу.
Одиноким буду петь свою я песню,
И у кого есть уши, с неслыханною вестью,
Хочу обременить его сердце я счастьем своим.
Стремлюсь к своей цели, только с ним,
В Своей дороге я неутомим,
Через медлительных и нерадивых перепрыгну я.
Пусть будет поступь гибельна моя!

* ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ *
 Когда уж солнце в полдень стало,
Услышав птичий крик, был удивлен не мало,
Орла парящим в небе увидал,
То мой Орел, и я его узнал!
А с ним змея его подруга,
Кольцом на шее, обняла та друга.
- Мои вы звери! Возрадовался я,
Как вы нашли в лесу меня?
Орел то гордое создание,
А ум змеи, у всех в признании,
Умнейшая та меж животных, что на свете есть!
Они меня искали. Выказав мне честь.
- Они хотят узнать - Я жив еще?
Не в маске ль я? В меня своё лицо.
Да безопасней жить среди зверей,
Они добрей, мудрей людей.
Опасный путь себе уж выбрал я,
Так пусть ведут меня орел, змея!
И тут святого вспомнил я,
В лесу, который жить учил меня,
Вздохнув в сердцах сказал,
Мудрей моей змеи не знал.
Мне стать бы мудрым как змея,
Чтоб мудрость с гордостью шла,
И если ум вдруг улетит,
Пускай возьмёт с собой и гордость,
В безумии я вижу твердость,
Закат уж Заратустры начат и горит!

С уважением,
В.Н. Лавриненко