Мавр

        По промозглой, выцветшей от бесконечного тумана и дождей, лондонской улочке, нахлобучив по самые брови старенькую шляпу, шагал человек. На вид ему можно было дать не более сорока пяти лет. Шагал он в библиотеку британского музея, чтобы снова просиживать в ней свои единственные, затёртые до неприличия, коричневые штаны. Человек считал своим неоспоримым долгом находится в этой библиотеке с утра и до позднего вечера, ибо именно там, "из под нетленного пера гения", как скажут позже советские экономисты, выйдут строки, никому не нужного ныне, труда, с одноимённым названием  "Капитал". Но стоило ли, в таком случае, платить за этот труд такую высокую цену? Ведь на весах были тысячи, потопленных в крови, жизней, не говоря уже о жизнях благочестивого семейства, состоявшего из, некогда блиставшей на балах и покорявшей высшие тусовки Лондона, великосветской красавицы, Женни фон Вестфален и трёх милых, оставшихся в живых, после тяжёлых утрат, дочурок?
       
        Невозможно читать без содрогания строки, написанные когда-то им своему соратнику и спонсору Ф. Энгельсу: «Жена моя больна, Женичка больна, у Ленхен нечто вроде нервной горячки. Врача я не могу и не мог позвать, не имея денег на лекарства. В течение 8—10 дней моя семья кормилась хлебом и картофелем, и сегодня еще сомнительно, смогу ли я достать и это... Статью для Дана я не написал, так как не имел ни одного пенни на чтение газет... Самое лучшее и желательное, что могло бы случиться, это — если бы домовладелица вышвыр­нула меня из квартиры. Тогда я расквитался бы, по крайней мере, на сумму в 22 фунта стерлингов. Но тако­го большого одолжения от нее вряд ли можно ожидать. К тому же еще булочник, молочник, чае­торговец, зеленщик, старый долг мяснику. Как я могу разделаться со всей этой дрянью? Наконец, в последние восемь-десять дней я занял несколько шиллингов и пенсов у каких-то обывателей; это мне неприятнее всего, но это было необходимо для того, чтобы не околеть»*
       
        Человек с чёрными, чуть поседевшими кудрями, сидел, прикрыв глаза. Неопытному обывателю могло показаться, что он дремлет, но на самом деле, в большой черепной коробке роились, наскакивая одна на другую, вереницы однообразных мыслей, касающихся положения рабочего класса капиталистических государств. В те минуты он не думал о том, что будет есть завтра его семья, что подарит он на день рождения своей любимой младшей дочке, Элеоноре... Отодвинуты в прошлое и страшные воспоминания о смерти восьмилетнего сыночка Эдгара и годовалых деток Гвидо и Франциски, которых с трудом удалось предать земле, ибо семья Марксов не имела денег даже на гроб... Он не думал о своём, вконец пошатнувшемся, здоровье и здоровье жены... Он думал только о многотомном детище, которое непременно должно было увидеть свет...
         
        Когда-то, учась на экономическом факультете, не зная всей подноготной рождения "Капитала",  я бесконечно уважала Вас, господин Маркс! А сегодня, спустя годы, (если Вы, конечно, слышите меня ТАМ) мне хочется задать Вам один единственный вопрос: ПОЧЕМУ??? Почему семья, некогда известного в берлинской университетской жизни, кутилы, голодала? Почему Вы пожертвовали здоровьем своих детей? Вы были настолько немощны, что не могли заработать им на кусок хлеба, пускай и без масла? Почему деньги, которые присылали вам друзья, после бесконечного трёпа о вашей несчастной доле, шла не на лишний кусок хлеба вашим близким, а на издание этого, трижды растреклятого, труда? Почему, если издание Капитала не давало возможности содержать семью, Вы не пошли в чернорабочие? Почему не разгружали вагоны с углём? Почему не захотели приобщиться к рабочему классу, который Вы так боготворили? Да и куда ж плодили то столько, если не могли содержать?
 
         Говорят в молодости он был нереально красив! За чёрный цвет волос и кудри друзья прозвали его Мавром. Кроме Капитала, в его жизни была ещё одна, надёжно скрываемая им, страсть - женский пол! Блондинки и брюнетки, шатенки и рыжие, золотоволосые и каштановые, с бронзовым и пепельными оттенками... Задиристые и смирные, весёлые и меланхоличные, умные и не слишком... Вот только одна беда - денежек на ухаживания не имелось, а от буржуазной семьи Вестфаленов он принципиально, даже в долг, брать отказывался. Не побрезговал, правда, принять от них в наследство экономку, которую, спустя 6 лет, после службы у них, лишил девственности.

        Ах, господин Маркс, кобелиная Ваша натурочка,... Сколько ж нового, что так тщательно вуалировалось советским обществом, я о Вас узнала! И в связи с этим ещё один вопросик напрашивается: Ведь у этой экономочки, насколько мне известно, сыночек от Вас имелся, Фредериком кликали. Как же Вы, вождь мирового пролетариата, разящий словом "буржуйское племя", отказаться  от кровинушки своей смогли? Как смогли в семью чужую отдать? Спонсора своего бессменного, друга закадычного, в отцовстве, вместо Вас, признаться вынудили? И даже алименты на него повесили... Не Вы ли о бесчестности капиталистов разглагольствовали, наичестнейший Вы наш?..
         И что же осталось во мне, родившейся при совдеповском строе, окончившей экономический ВУЗ, всем сердцем любящей свою Родину? Любую...Советскую, так советскую, буржуазную, так буржуазную... Родина - она ведь не тётка со стороны, она - МАТЬ!.. А родителей, как известно, не выбирают. Сначала Владимир Ильич заварушку устроил, затем Россию по кускам непонятные дядьки растаскивать начали... И только Ваше имя, было в моём сознании нетленно!.. Только оно ассоциировалось со словом "Родина"... Но вот и оно подвело... Как же жить в рухнувших мечтах? Что можно построить на обломках Вашего наследия? Ах, господин Маркс...

Прим.* - К.Маркс и Ф. Энгельс, Cоч. Т ХXI, 404-405 с.