Наблюдение за собой при чтении текстов Аристотеля

       С самого начала - удивление простоте, после всех древнегреческих мыслителей, после всех их взлётов духа, речь без изысков практически обо всём сразу - подкупает, легко входит, не создаёт впечатления классификации, стандартно приписываемое Аристотелю, а скорее впечатление спокойной данности разного рода и плана вещей и мнений(именно мнений о них!), их перебирания, детального рассматривания, поиска связей и установление очевидностей. Сперва - не понимаю ЧТО это, то есть не понимаю первого рода причину(как по самому Аристотелю), не могу дать определения "что за текст передо мной". Но читаю страницу, другую, третью и вспыхивает первая мысль: он - не мыслит, он - не мыслитель. Странная мысль, мне ещё не ясно откуда она пришла, но зато хорошо ощущается её несомненность и внутренняя незыблемость. Вслед за этой мыслью начинаю думать, то есть двигаюсь сама - вослед, а мысль-молния, она всегда приходит как бы из неоткуда, и как бы сама по себе, я её воспринимаю, и приняв, пытаюсь затем её заново "открыть для себя", т. е сделать доступным её путь - как она пришла и откуда взялась, т.е. пытаюсь взойти снова к её истокам(кстати, по Аристотелю, это будет 3-го рода причина - первоначала и исток). Когда начинаю восходить - начинаю понимать всё то, что в первом предложении уже прописала - у Аристотеля нигде нет глубины: повсеместно использовать выражение "по общему мнению" ему не кажется зазорным(и это после Сократовского - все не могут быть правы, после Парменидовской доксы!!!); далее не смущает его и говорить - мудрец знает всё(и это после Гераклитовского "многознание уму не научает"). Создаётся такое впечатление, что Аристотеля вообще не смущает и не задевает по большому счёту ни одна сильная историческая мысль. Все они для него только "приблизительный набор мыслей" в ряду прочих или некоторое "да я - в курсе". Через 5-10 минут моего думания, я начинаю более-менее понимать с чем имею дело. Передо мной - философ существования или жизни - где-то на границе того и другого. Нечто, совершенно не присущее древнегреческому мышлению вообще - его выверт или изъязвлённая изнанка. В наше время часто пишут книги в такой рубрике: популярная жизнь идей, но увидеть тоже самое без рубрики и под маркой "величайшего философа времён и народов" - некоторый шок. У Аристотеля нет даже истории становления идей, все идеи у него - рядоположены. Это карнавал и иллюзион, одновременно, существования вещей и идей - "житие мое", если под "мое" понимать мыслительную деятельность или жизнь мудреца. И всё это существование в конечном счёте покоится на житейскости - на том, как "оно бывает"...
      Вот это да! - говоришь себе - древнегреческое мышление пережило такой подъём, такой взлёт и отрыв от обычности и обыденности, и всё это для того, чтобы в результате завершиться Аристотелем??? Словно обиженная "обыденность" решила таки свести счёты с дерзкими вольнодумцами и охватила отмщённым кольцом все их дерзания в виде Аристотелевской системы. Какой апофеоз! Какая ирония!!! И какая слепота - наша, раз и до сих пор не видим эту улыбку истории.
      Нет, это не классификатор, классификатор - формалист, дело его ясное, тут всё позапутанней будет, поизощрённей. Словно слишком идеальные идеи Платона так и не нашли себе подходящего "тела" и не выдержав напряжения пали уж в то, что есть - шлёпнулись прямо в земную твердь и оплодотворив её, поросли травами. Стагирит раскинул перед нами бесконечное поле этих трав - умерших в земле мыслей.
      Не я сажал семена и даже не я возделывал поле, зато я соберу урожай!
И на этом "кладбище" росла вся последующая европейская мысль! Подумать страшно. "Не умрёшь - не прославишься!" - вот имя ему, этому кладбищу. Умри как живая идея, стань травой - тогда быть может тебя воспримут потомки. Впрочем дело не ново(как писал Есенин:"в этой жизни умирать не ново, хоть и жить, конечно, не новей").
      Но такие процессы несколько виднее в искусстве и значительно труднее распознаются в философии. Наш Аристотель - это передатчик от живого к мёртвому. Есть в механике такие передаточные механизмы, изменяющие направление движения. Я рискнула бы написать: мысль Аристотеля не аристократична(а прочие древнегреческие философы, все до одного были аристократами мысли, даже самые оборванные оборванцы), да, я так и написала бы, если всё же находила бы мысль. Но не мысль входит в меня из текста. Голос плебса, вещей и данности слышится мне в читаемом дискурсе Аристотеля - и мы имеем право сказанными быть... Вот наш реванш...
      Мережится Сократ... Так и не сумевший дать определения ни одной из рассматриваемых им проблем... А рядом с ним чёткая фигура Аристотеля - определяющего всё или практически всё, и при том, не испытующего ни одного затруднения - приблизительно как работник, который засучил рукава, сделал дело и оценивает добротно ли...
      Аристотель - философ покладистый... Свою философию он кладёт, как кирпич кладут в доме, желательно мастерски и хорошо, чтобы дом мог долго простоять и радовать глаз... Кладка за кладкой, кладка за кладкой, в ровном тоне - о животных и людях, о ворах и звёздах, о ремёслах и Боге - смены тональностей нет - ведь всё это, несомненно, существует, и всё это, значит, можно едино "покласть" - "познать".
      Искусству и мудрости можно научить - сомнений нет, - зря Сократ мучился. Ведь все мы знаем... что можно... видели...
      Идеализма в работах Аристотеля ровно столько же, сколько воды в пустыне Сахара, все его идеи - не идеальны, но материальны. И здесь можно спросить: как такое может быть?, а можно спросить ещё: и что в этом плохого?. Материальность идей - это идущие за ними массы(по Марксу), Аристотель по моему чувству каждую свою "идею" взвешивает - сколько ж у неё там "масс", чем она обросла, насколько "весома", и если ему кажется что вполне "весома" - оставляет её. Не духовные борения мы видим перед собой в Аристотелевских текстах, а "материальное соревнование" на выживание и плавучесть - тут вам не детский сад - плыви или тони...
      Но звучит ли всё то, что я написала однозначным приговором? Мне кажется - нет. Аристотель - первая демократическая философия вместо аристократической, и это само по себе, явление довольно уникальное и оригинальное, в точности - неосмысленное. Нельзя только ставить его в ряд со всеми остальными древнегреческими философами, да он и сам рядом не ставится: они - стоят, он - лежит. Наша последующая история - это "древнегреческая философия в лежачем положении" - покоряет мир. Римляне ценили всех древних греков, они сознательно смотрели на них из своего спокойного величия как на людей безмерно гордых и пламенных - вихревых. Но, средние века оставили себе по преимуществу лишь Аристотеля, ибо последний, исключительно среди своих гордых собратьев не предпочитал "гореть", а предпочитал "существовать".
Ценности разделились и переменились. Понятно теперь, что в простого классификатора, Аристотеля превратила схоластика и средний век - ещё слегка подправила. Они превратили его в то, чем были сами, благо что повод был явственно подан - ровность и равнозначность всего текста. Но Аристотель даже при этой ровности всё же оставался древним греком - вывернутым наизнанку, лежачим, а не стоящим, но греком. После Фомы - он стал идолом.
       Назвать Аристотеля учеником Платона как-то язык не поворачивается, хотя фактически то он им был, однако - совершенно иной тип мышления, если бы я не боялась всех насмешить, я бы сказала - женский - не первооткрывательный - мирный, обрисовывающий контуры мира.
       Мужчина для женщины - это окно в мир, женщина для мужчины - мир. Значит, женщина смотрит через мужчину(окно) в мир - т.е в саму себя, задача у женщины обнаружить и увидеть саму себя, ибо самой себя женщина не видит. Мужчина, напротив, довольно хорошо видит и держит себя, но его задача - растворится, уйти от себя в мир.
       Аристотелевский труд нужно было называть не "метафизика", а "мир философии" - Ойкумена, обжитая земля. Да, обжитая, обхоженная, стреноженная человеком -мыслителем земля, область, где можно чувствовать себя как дома - собирать цветы, растить детей, всё это, конечно, в образном, переносном смысле.
       Философия как ДОМ, не МЕТАФИЗИКА. А в доме хозяйкой женщина, знающая каждую вещь, а мужчина порой и гвоздя не найдёт, хотя тоже проживает в доме. Великим идеям великих философов было трудно друг с другом сочетаться, пока не появился Стагирит и всех не "примирил" в одном общем доме.
       Это нельзя ставить со всеми в одну общую ветвь, дело не во времени, в крайнем случае - не только в нём. Тут появляются и странствуют иные смыслы, ставится вопрос о совершенно ином типе мышления и мой беглый первоначальный набросок приходится обрывать на незаконченной ноте...


Рецензии