Неведомо кому

Твоя жизнь разделилась на две полосы.
На одной будут черные шахматы.
На другой будет море прозрачней слезы,
До которого лишь один взмах и ты
Упорхнёшь журавлём из щербатых окон,
Где завьюжено всё и заклеено -
До весеннего брода и бреда - закон
И противиться самонадеянно.
Может шахматы в руки? Ладьёй по руке,
Сквозь венозные шахты протянута
Проплывает утопленная в реке,
Твоя память, что не упомянута.
Отыщи её призраки в мутной воде,
Зацепи за холодные волосы!
Ты, всё видевший и побывавший везде,
Где лишился ты зренья и голоса?
Где тонул ты и выплыл и выплакал роль,
Отведённую в очередь раннюю?
Поперёк перевернут и вывернут вдоль,
Ты изломанным стеблем израненным
На дороге лежал в перекрестье копыт,
Среди серой пыли и бесплодной земли,
Словно кем-то когда-то неловко убит,
И тебя обронив эти кто-то ушли.
Вдаль ушли, ничего о тебе не поняв,
Оставляя тебя поруганью ветров,
Не увидев ещё не написанных глав,
Не услышав ещё не досказанных слов.
А ты мог ещё двигать рукой и ногой,
Перебитыми крыльями перебирая,
Прижимался к Земле, молодой и нагой,
Через травы её выпивая.
Всё продрогшее небо в весенних щелях,
Солнцем вширь растопырено вешним,
Возрастила из стебля Земля журавля,
Тенью в небе над морем нездешним.