Печально поют соловьи

Печально поют соловьи в Булонском лесу,
невесело солнце встаёт над Парижем;
к полудню Париж становится выжжен
и прячет в оазисах тени свою красоту.

Сосёт небо Рим, с ним втянув Колизей,
и толпы туристов, снующих повсюду,
и невдомёк беспокойному этому люду,
что переполнен телами кишащий музей.

А в Лондоне вечный туман и куда ни пойдёшь,
в него завернёшься, как трагик, на сцене;
там воздуха свежего роздых тем ценен,
что он со свободой дышать очень схож.

Афины, челюсть вставную, свой Парфенон
пытаются спрятать за птичьим кружением,
но вызывают они не восторг - раздражение,
ведь птичьим помётом уделан поистине он.

Загаженный Дели ещё сохранил Тадж-Махал,
к нему не дотянется Ганг вонючим разливом,
плывут мертвецы по Гангу неторопливо,-
такой установлен индийцами здесь ритуал.

Каналами вони стекает в лагуну Венеция,
какую заразу в дома вместе с ней занесло;
опустишь в воду весло, поломаешь весло
от мусора, ставшего в ней квинтэссенцией.
 
Нью-Йорк попритих, этот город контрастов,
и поджидает, когда разнесёт Йеллоустон:
все ангелы вместе с чертями повылетят вон
с меньшинствами из ЛГБТ-ной касты.

И только Москва заблестит в золотых куполах
перстнями с руки для всего русского мира,
и в белой одежде соборов неспешно кумиром
проявится силой, чтобы на силу свою уповать.
29.06.2018 г.