Эол и Ксеркс 1 глава

Едкий пафос, ухмылка зловещей судьбы.
Там где раньше огнём полыхали цветы,
Где сейчас - лишь барханы и пламя ветров -
Там был Ксеркс, весь овитый цепями от снов.

Он в кошмарах ночных видел образ былой -
Вавилон непокорный, как хищник ночной.
Тени разум терзали, царь силы терял.
Он не спал, он был зол, он Эола так ждал...

Чтобы музыка дала целебный покой,
Ксеркс позвал музыканта. Душевная боль
Раздирала на части его каждый миг
И быть может в уме его близился сдвиг.

Грозно взор опуская как древний дракон,
Обессилев спускался в свой каменный трон.
Горделиво презрев свой "спасительный" сон,
Гневный царь навсегда проклинал Вавилон.

Громом поступи стража будила царя.
"Может быть все кошмары терзают не зря?"
И на этот раз стража пришла не одна:
Привели молодого к царю старика.

И в златой чешуе удалились бойцы,
Кинув на пол пред троном, как чьи-то мечты,
Кинув словно вязанку костей и крюков,
Старика молодого. Скуднейший улов...

"Я не знаю кто ты и не ждал я тебя,
Не хочу знать виновен ли. Сердце скрепя,
Я приму твою просьбу гостить во дворце,
Даже если не просишь. Со злом на лице

Я готов принять всех: рыбаков и рабынь,
Главорезов из дальних жестоких пустынь,
И правдивых людей и последних лжецов,
Лишь бы клетка разрушилась...
Клетка из снов.

Ждал я в гости, старик, мудреца одного,
Что играет на лире, чьи песни - вино,
А в речах можно кануть в болота мечты.
Но явился сюда не Эол, а лишь ты..."

В волосах, что серебряной пылью полны,
Свет от факелов лишь укреплял седины
И улыбка печальна в лице молодом.
"Это Fatum, о Ксеркс. Не сочтите глупцом...

Но на улицах города - бурный поток,
Что поэт никогда не поместит меж строк.
Рокот бури и гомон толпы столь большой,
Что увы потерялся и был сам не свой.

Пальцы сами играли, быть может не в такт,
Но уверен, что ритм отразив только так,
Я приблизился к миру ветров и огня.
Вавилон так чарует...
Эол - это я."

Царь плетей посмотрел на Эола тогда:
Неприметный наряд, в сединах голова,
Плащ изорваный в клочья и голос глухой.
"Где же лира твоя, музыкант дорогой?"

И поднявшись, с гордыней затмившей глаза,
Ксеркс к Эолу направился, словно гроза.

"Посмотри на себя, грязный конюха сын,
Рыбака обнищавшего грязная вошь.
Ты в грязи и седой хоть язык твой и востр,
Где же свежесть твоя? Улетела за грошь?

Где же молодость? Где из мечты ореол?
Ты не гордый орел, хоть как змеи хитёр,
Ты не тот кого ждал я на встречу к себе,
Но ты тот кто посмел врать и мне и судьбе...

Но в своём милосердии шанс я дарю:
Спой мне песню свою
И тебя не убью."

Чтобы сердце пылало, чтобы кровь закипала,

Чтобы веки упали, чтобы ноша упала...

"Птичка вольная не знает,
Что попав в силок стальной
Не поможет сладка песня,
Не уйдет навеки боль.

Не растопят ноты - прутья
Клетки горестей судьбы.
Не подарят ключ к свободе
От превратностей они.

ЖаворОнок пел не зная,
Что мелодии зерно,
В землю падало сырую,
Может быть не проросло.

Без надежды жить не можем,
В клетках судеб жизнь храня.
Сгинут птицы, сгинут люди,
Песнь останется - всегда."

Тихим голосом наполнен воздух тёплый и сухой,
Ксеркс наполненный эфиром провалился в плен ночной.
Он под властею Морфея видел лишь простые сны,
Без кошмаров, злобных духов, теней древней пустоты.

Он стоял возле Эола и уснув пред ним упал.
Песня литься продолжала. Царь - без боли, мирно спал.