Растаял осколок в груди у Кая

Растаял осколок в груди у Кая, и больше не нужно слез...
Он понял, что Герда — одна такая, он знает, что все всерьез.
Тот северный ветер, терзавший сердце, не погасил огня,
но у камелька невозможно согреться, покуда душит броня...
Он медленно ослабляет пряжку, и панцирь сухого льда —
вдребезги... Герда вздыхает: "Бедняжка, как ты дошел сюда?
За столько зим не забыл дороги, не сбился с пути в снегах..?" —
а он все молчит и стоит на пороге, а за порогом — пурга.
Кай не просит прощения даже, поскольку прощен давно,
шрам на груди еще не разглажен, но самому смешно:
как можно было вот эту нежность и хрупкость ее цветка
выменять на ледяную вечность, подержанную слегка?
Герда молвит с улыбкой грустной: "входи, я согрею чай.
У меня пироги с капустой..."— а шаль на ее плечах
та же самая, что когда-то он так любил поправлять
играя в заботливешего брата из тех, кого знала земля...
Кай остается. Медленно тает лед, что с собой принес,
и у камина о чем-то мечтает седобородый пес...

...роза с окна глядит на стихию, что крутит белую мглу,
но в комнате тихо — смешные стихи и платье лежат на полу,
ходики тикают над постелью, где, видя свой общий сон,
спят, убаюканные метелью, Герда его и он.

Из цикла «Сказки (30+)"